Скромность

Маленькая поэма

Закрыв глаза в постели,
Готовясь встретить сон,
Я слышу стук капели,
Бьёт с сердцем в унисон.

Вечерний бриз в окошко
Несёт прохладу в зной.
Хотел поспать немножко,
Но мыслей целый рой.         

Пока бумага терпит скрип пера,
И мысли в голове не стали холодцом,
(Хотя при возрасте таком
Молчать давно пора),
Себя, чудак, считаю молодцом.

Я с радостью писал и сочинял.
И мне казалось это мудрым.
Ночами мозг уснуть мне не давал,
Чтоб не забыть и записать всё утром.

Наш алфавит я в строки уложил
Все тридцать три, подряд и вперемежку.
За это от друзей я много получил:
Живую критику, а иногда усмешку.

За скудность стиля, мыслей суеты,
За неумение своё я злостью маюсь.
На «ВЫ» общаюсь с Музой, не на «ТЫ».
И с этой «дамой» скромно обращаюсь.

  Она меня пока в упор не замечает,
  До лампочки пока мои потуги ей.
  А безразличие её на плечи возлагает
  Стать злее мне  и даже чуть мудрей.

  Мне в люди выбиться она не помогает.
  А у меня таланта нет, и не хватает сил,
  Бумагу порчу.  Во дворе собака лает,
  Её услышал я и сразу мысль забыл.
 
  Весна ползёт, становится теплее,
  И птицы певчие, возможно, прилетят.
  Цветы распустятся, двор станет зеленее,
  И мысли новые, надеюсь, вдохновят.

  Рассада зеленеет на моём окошке,
  Под лампой быстро к потолку растёт.
  Хоть заслоняет солнышко немножко,
  Зато плоды к зиме наверно принесёт.

  Готовятся к поездкам садоводы,
  На дачи, что копили,  увезут,
 Лопатами вскопают огороды,
 И между дел на солнце отдохнут.

 Начнут стучать, услышишь шум и скрежет:
 Что б строить дом, иль старый подлатать.
 От этого с утра утихнет птичий щебет,
 И детям не дадут понежиться, поспать.

 Нам дети говорят: «Зачем в земле копаться?
 Зачем горбатиться, ведь можно всё купить.
 Не надо ни потеть, ни телом надрываться.
 Полезнее гораздо - для себя пожить».

 Не понимают нынче старших молодые.
 Ведь  старики  стараются  для них,
 А дети верещат, что  времена теперь другие,
 И старики совсем не понимают их.

  Такое было раньше, есть и дальше будет.
  И дети наших внуков сделают укор
  Своим родителям, что те их строго судят
  И ущемляют им  их жизненный простор.
 
  Об этом можно много говорить и спорить,
  Кто прав сегодня, или кто сейчас не прав.
  Рассудит Бог и бремя жизни вскоре.
  Поймут  они, свои амбиции прибрав.

  Я удовольствие своё при жизни получил.
  А удовольствие моё – отдельное жильё.
  Не воровал, не грабил, денежки  копил,
  И рад теперь тому, что это всё моё.

  Живя на пенсии, грустить нам не годится.
  Заботы, думы  вызывают в теле зуд.
  Нам  нездоровится, не спится, не лежится,
  Так и гляди, старик, в больницу увезут.
 
  Мы ели всё и слишком много пили,
  Не думая тогда, что в старости нас ждёт,
  Мы шлаков в теле столько накопили --
  Расплачиваться надо, скоро час придёт.
               
  Подчас я чувствую себя на краешке обрыва.
  Поверить хочется, что духом я не пал,
  Осмыслить чувство, глубину порыва,
  Ту, что Высоцкий в песне описал.

  Зачем мне это надо, я не знаю.
  Ведь этот риск опасен старикам.
  Но неожиданность я часто ожидаю,
  Как те друзья, что почивают там.

  Недолго будет длиться эта жизни радость.
  Для нас, живущих.  Это только миг,
  Чтобы испробовать нектара капли сладость,
  И чтоб в потомство предков дух проник.
 
  Лишь только в старости становится то ясно,
  Что сделать в жизни много не сумел.
  И не исправить то, что сделано напрасно,
  И передать потомкам опыт не успел.

  Кому-то в жизни здорово везло.
  Нам неизвестны точные  причины.
  Они всем неприятностям назло
  Вершин достигли, настоящие мужчины!
 
  Да! Скромность в жизни помогает и мешает,
  Одним помощница она, другим она змея.
  Она не всех при жизни посещает.
  За то, что скромно жил, ей благодарен я.

  Не хочется закончить на этом слове фразу,
  Ведь это не конец для нас, а только часть пути.
  Всё не успеть излить, что накопилось, сразу,
  Подумать и сказать, закончив, отойти.

  Среди своих друзей я много скромных знаю.
  У каждого из них характер свой и нрав.
  Я всех своих друзей люблю и уважаю.
  Никто не выделял себя, головушку  задрав.

  Я благодарен женщинам, с которыми был дружен.
  И девушкам, в которых я был юношей  влюблён,
  И даже тем, кому потом я стал не нужен.
  Я  благодарен жизни, в чьё русло вовлечён.

  Родителям спасибо за то, что нас родили,
  Что деньги тратили нам на еду, наряд.
  А мы, как и они, потом своих детей тащили,
  И дети, поумнев,  нас  отблагодарят.

  Родители с небес всегда заботятся о нас,
  Подсказывают нам, свой опыт доверяют.
  Хоть мы не слышим их, не видим добрых глаз,
  Своими генами они судьбу нам поправляют.   

  Я точно знаю, что немного мне осталось
  Дышать, мечтать и топать по земле.
  Но эгоизм мой шепчет мне: «Хоть малость
  Оставь на память людям о себе.

   Про свой  Кронштадт, где тесно, скромно жили.
   О чём мечтал ты, и чему был в жизни рад,
   О скромности родных, как жили, всех любили.
   И почему во сне ты видишь свой Кронштадт».
   
   Сад  Мануильского,  конечно,  вспоминая,
   Я вижу в Морзавод закрытый, правда, вход.
   Горящая весь год там свалка городская,
   И запах от  неё мы нюхали весь год.

   Мальчишками ещё в завод мы пробирались,
   По берегу  залива у Военного угла,
   Под маяком поймать в воде пытались
   Колючего ерша, а иногда угря.

   Петровский парк. Как часто в нём бывали!
   Наш  Пётр там серьёзней всех людей.
   Окончив школу, мальчики купались
   В мазутной гавани средь грозных кораблей.

   Мальчишки наши вскоре в жизни стали
   Военными на наших кораблях.
   Не все, конечно, слабые отстали,
   Не каждому даны ремни и яркость блях.
 
   Мы Якорную площадь с Максимкой обожали.
   А памятник Макарову облазили сто раз,
   В овраг зимой на заднице спускались.
   Ломали аж ключицы. Всё было напоказ.

   Военный госпиталь, петровские постройки.
   Я там электриком работал хилым пацаном.
   Но опыт получил для жизни очень стойкий.
   Наставника (дед Павел) я опишу потом.

   На танцах мы бывали и в клубе  Офицерском,
   А также посещали  Матросский меньший зал.
   Мы были слишком скромными и в целом,
   Боясь прижаться к той, с которой танцевал.

   Девчонок провожали, не касаясь,
   А ежели под ручку, это был успех.
   Поцеловаться даже не пытались.
   Как это можно? На глазах у всех!

   Вот годы пронеслись,  и появились внуки.
   У каждого из них забот на целый год.
   Вдруг кто-нибудь из них положит книжку в руки,
   И  вспомнит обо мне, писавшем, что взбредёт.
   
   Про скромность говорить сегодня неудобно.
   Ведь могут засмеять и скажут: глуп  ты,  брат.
   Но мнение скажу своё я очень скромно,
   Что скромность победит нахальство и разврат.   

   И это всё моё, что  скромностью назвал.
   Название такое, возможно, не подходит,
   О слове «скромность»  всего я не сказал.
   Оно подчас  меня в нескромность даже вводит.

   Вот случай с Аллой, Люсиной подругой:
   В своём дворе её машина задом сбила.
   Лицо себе разбила, но женщина упруга,
   Поправившись, она водителя простила.

Он на коленях ползал перед ней,
Просил прощенье, чтоб не засудила,
Принёс коньяк, принёс  подарки ей,
Она взяла и дяденьку простила.

Со мной  подобное случалось  иногда.
У брата Юры жил я.  Не подозревая,
Прошёл во двор спокойно, и тогда
Вдруг получил удар в висок от парня-негодяя.

От неожиданности я рухнул на газон.
А детвора,  скопившись,  закричала,
Что всех готов побить по пьянке он
За то, что девушка ему, как будто, изменяла.

И обратился я в милицию к ментам,
Чтоб наказать любителя подраться.
А в той милиции народу столько там,
Что не пройти и даже не пробраться.
 
Но заявление я всё же написал,
Надеясь, что накажут негодяя.
Но мент его в квартиру к нам послал,
Чтобы уладить всё, бузу не раздувая.
 
Дня через три явился этот малый.
Принёс коньяк, коробочку конфет,
Просил простить его, мол, был хмельной и вялый.
Но я не взял подачку,  а дал ему совет:

-- Скажи менту, что я тебя простил,
Считай, что этот случай был пустяк.
Синяк на морде на моей зажил.
И забери себе непочатый коньяк.

Родители его воспитывали просто,
И вырос малый – вес под девяносто.
Напился с горя – девка изменила,
И понесла его во двор хмельная сила.

Напрасно мы прощаем «молодёжь».
Но у полиции ты правду не найдёшь.
Отреагировать на просьбы не хотят,
На службе пустоболты там сидят.
 
Нас покалечат, а мы им всё прощаем.
Мы скромностью всё это называем.
В обидчиков своих мы не бросаем палки,
Прощаем их. Такой вот мы закалки.

Где скромность, там и доброта.
Они шагают рядом, две подруги.
У них своя земная красота.
Увидеть можно, даже без натуги.

Есть женщины в русских селеньях
И так же в больших городах.
Им восемьдесят.  С умиленьем
Их видим во многих местах.

В аптеках они, в магазинах,
На слабых усталых ногах.
Их лица давно уж в морщинах,
Но скромность и кротость в глазах.

Не всё, о чём думал, излито,
О скромности всё не сказать.
В душе она где-то пришита,
В момент её не показать.               
                2018