И что есть?

И что есть? Лишь души поцарапанной пальцы.
На меня что нашло, курю но уже за день дважды.
Я стыжусь, мои строки порою - такие страдальцы,
Стоит только судьбу стихами испортить однажды.

Что сказать? Не могу без лирических отступлений.
Словно вальс в свете бра, без которого будет сложно.
Если быть таким - как одно из больших преступлений,
То порою писать о лавандах может быть невозможно.

Я скажу по иному про небо, но зачастую с грозою,
Про глаза, что глядят по иному, всегда отовсюду.
Как нелепо, но часто я говорю о себе сам с собою.
Если счастье дается с трудом, я счастливым не буду.

Это небо. Оно впечатлительно, любит поплакать,
Посмеяться лучами такого огромного яркого солнца,
Чтобы легче стало ему выражать плюсы и недостатки
И светить недовольным на жизнь в их пустое оконце,

В их пустой натяжной потолок, чья трясется натяжка,
В их бутылки с вином, в их эскизы, в их очертания,
В их обитель просторную, где им и легко и тяжко,
И в мое, без попыток мои повторить пустые деяния.

Но к чему? Это все. Жизнь, с поиском отношений.
Я порою пишу, но не думая. Просто порою веет.
Двацать первый пошел, с вечным поиском убеждений,
И ответов на то, что же может согреть и согреет.

И что есть? Лишь души поцарапанной пальцы.
На меня что нашло, курю но уже за день дважды.
Я стыжусь, мои строки порою - такие страдальцы,
Стоит только судьбу стихами испортить однажды.

Я люблю пить некрепкое, море, жизнь, сигареты,
Только быть я не знаю как, когда этого станет мало.
Мои песни, свет не видавшие раз десятый отпеты,
И осталось мне что, чтоб дойти наконец до финала.