Она. Опять идет под зонтом одна...

Она. Опять идет под зонтом одна.
И сумка ее полна тетрадей и книг.
Она свободна и даже не обручена,
Но вслед оглянется ей разве что, только, старик.

Когда-то, возможно, у Блока он прочитал
О даме, чьи руки в кольцах слишком тонки,
Для этой жизненных будней бурной реки.
Возможно, теперь, она - не его идеал.

Его провожает с работы усталый пес,
Его ухватисто, с чувством обнимет жена,
Деля с ним тоску и бутылку сухого вина,
Что он в кармане потертой куртки принес.

Но тонкие руки и кольца, и запах трав,
Не смоет из памяти цепкой и молодой.
Конечно, она не станет его Звездой...
Так близок он к вечности, сумраком грезит покой,
На райских просторах цветы без спроса сорвав…

Она. В тетрадях хранила печаль цветов,
И щедро рассыпанный клевер по строчкам книг.
Она. Снова в немодном идет пальто,
Забыв в шкафу оверсайзовский пуховик.

Она дождется. Его. Своего навек.
Он, раненным сердцем, к тебе склоняясь, приник.
Прими в нем все, это просто твой человек,
Склони к нему свой безмятежно-усталый лик.

Ведь он такой же, он не вписался в ритм,
Напрасно город его в объятьях кружил,
Он здесь, истекая кровью и болью жил,
Любовь, Надежду и Веру похоронив.

Но ты Воскресеньем к нему однажды придешь,
Ты знаешь, ведь ты для него была рождена.
И только вслед вам заплачет московский дождь,
Прости его, прости, что так долго ждешь
Его. Своего. Родного. Московский дождь
Признается, ваша встреча - его вина.