Пинега

Осень переходит тихо в зиму,
скоро на прикол встаёт паром.
Запахи мороза и бензина
мне приснятся. Делал топором
на столбе засечки дядя Пека
в месяц раз, неведомо зачем.
Вот и всё, что после человека
остаётся. Или не совсем?
На реке с дюралевой «Казанки»
сети ставил, по лесу ходил,
в юности повоевал на танке,
выпивал, да что там, просто пил.
И зачем-то на столбе засечки…
угадать бы, что он отмечал,
но куда нам… Мы  пойдём на речку,
здесь когда-то даже был причал.
Подходил сюда, ревя мотором,
плоскодонный теплоход «Заря».
Дядю Пеку чинным разговором
занимали суки-егеря.
Уходили с ним по тихой тропке,
возвращались к вечеру назад,
что-то гулко булькало в коробке,
звякало… Должно быть, лимонад?
В автолавку очередь стояла,
дядя Пека покупал pro tag
серый хлеб, три «Беломорканала»
и конфеты красные «Спартак».
С той поры прошло, пожалуй, тридцать
зим и лет, и дом давно пустой.
С неба воды продолжают литься,
и не скажешь времени: «Постой!».
Никого. Лишь на столбе засечки
говорят нам – это был не сон.
Будешь танцевать, начни от печки:
«Здесь ступил на берег Робинзон…»