Одна из тайн

               1
Цвело – всё сразу:
был горяч
июнь,
и солнце рисовало
за ограждениями дач
косые контуры овалов

или кругов,
не пощадив
вовсю цветущие растенья.
Поливы делались для их
неоднократного спасенья.

…Мне это виделось извне –
участка с дачей не имея,
нередко думаю земле
отдать своё, всё, что есть, время, –

не умереть –
наоборот –
взрастить и выпестовать жизни.
Но втиснуть это в ряд забот,
неумолимость, как – скажи мне?..

                2
Но больше всех меня влекли,
меня притягивали судьбы
цветов, чьи были велики
глаза и чуть
                припухши губы, –

чьи были плечи чуть остры,
чья тонкость слуха впечатляла,
на чьи холёные листы
садилась Нимфа,
                чуть печальна…

                3
Я проезжала вдоль домов,
и мне хотелось был причастной
к посадке трав,
к вязанке дров,
к прополке – муторной и частой,

к чесночной стрелке,
на какой
крепился острый наконечник,
одетый накрепко рукой
седого дачника, конечно,

к зелёной грядке,
к сорнякам,
что так и лезли бы,
и лезли,
когда бы зло не засверкал
садовых ножниц контур лезвий…

…Такие мысли не дадут
болеть моим последним нервам.
Как хорошо когда-нибудь
свободным стать…
пенсионером!

          4
Ни ветерка.
Открыв окно,
я сожалела, что не встречу
среди машин – ни одного
цветка, чей был бы ровен венчик.

Машина слушалась меня,
мной увеличивалась скорость, –
из глаз сегодняшнего дня
вот-вот – и скроюсь.

      5
И вдруг,
как вьюга, впереди,
как приведение,
как диво,
метнулась тень.
Определить
я не смогла, что это было.

Я, не успев затормозить,
в непониманье оглянулась –
и крылья белой стрекозы,
и бело-лунная округлость –

всё стало блеклым.
Онемев,
я задала вопрос: зачем мне?..

…Зари открылся львиный зев –
вечерней.
И Бог заговорил с травой…

…Но то, что я обожествила,
предстало вдруг передо мной
кустом жасмина.

                6
Да, это был жасмина куст –
весь на цвету, как будто, к свадьбе
готов.
И шёпот Божьих уст
был тишиной – внезапной – скраден.

Да, он казался женихом:
его ажурная манишка
напоминала снежный ком,
детьми долепленный почти что,

напоминала море в шторм,
напоминала белый камень,
и были млечный путь и он,
да, –
двойниками.

                7
- Могу ли я сломить у вас
три-пять не самых пышных веток?
Жасмин молчал.
Из многих трасс
была шумнейшей трасса эта.

Черты лица – напряжены,
но ни один не дрогнул мускул.
Я протянула руку,
и…
хлоп – звук – сустав, как будто, хрустнул,

и ветка щёлкнула.
Щелчок
был оглушительным и резким.
 
И заблестели возле щёк
соцветий,
слёз ли
арабески.
            
              8
Каким был плач!
Я никогда
таких не видела рыданий!
Пусть я не сделала добра,
но и я и не несла страданий!

Летели в небо лепестки,
и мне в лицо,
и на дорогу.
Стучали сердце,
пульс,
виски:
«не тронь,
не тронь,
не тронь.
Не трогай» ...

               9
Я, чем умела, помогла:
«Пусть всё пройдёт», – я загадала.
Чернавка-ночь была смугла,
как от загара.

Как будто, ангела крыло
досталось зверю,
как будто облако легло
на землю, –

так было много, много слёз.

Но становился тише,
тише
жасмина плач.
До блеска звёзд
был небосвод теперь начищен.

Жасмина впала область скул,
он промочил жилетки вишен,
потом, наплакавшись, уснул
и стал недвижен.

                10
Как часто скрытый тайный знак
довлеет,
властвует над нами!
Тобой, загадочность – дай знать –
мир управляем?

Есть тайн несметное число,
но среди них – необычайной –
был плач жасмина –
отчего? –
Осталась тайной.