Живой

(к сорокалетию ухода В. С. Высоцкого)

«И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья,
И лишь шептал: "Спасибо, что живой".»
- В. Высоцкий, 1979 г.

     Говорят, что его кончина стала последней трагедией нашего народа. Не знаю. Возможно.
     Но мы опускали иголку на диск, ныряли в наушники и, закрыв глаза, уносились с  хриплым ураганом в такую невероятную свободу, в такой сладкий хаос, что загустевшая в груди, застрявшая в глотке, и расцарапавшая до звериного отчаяния, пробка вылетала ожесточенным сердцем, вырывалась тягучим воем сквозь соленую горечь крови на искусанных губах, высвистывала до последней пылинки нашу тягу бояться, просить, беречься, и открещиваться от своей судьбы при каждом ее повороте. Вылетала и отпускала душу на волю.

  Какие юбилеи-даты? К чёрту!
  Что с вами, недотепы-господа?
  Он - бард, сказитель, - зол, но честен,
  вы – подголоски-певуны сюда-туда.
 
  Надлом души, как глыба, и как жутко, -
  надрыв, хрип, стон и рык до слёз.
  И жизнь его, разбита на минуты
  на нервной сцене жизни и всерьёз.
 
  Какое ж это было взорванное сердце,
  -  взахлёб, враздрызг, сполна, вконец?!
  Враги вели его по жизни шуткой-скерцо,
  его ж балладам лишь терновый ждал венец.

  К вершинам мы едва могли стремиться,
  а он – в снега - упорно в гору лез наверх.
  Мы все мечтали: как бы не свалиться!
  Он осторожность счел, как заурядный грех!

  Шел безрассудно, жестко, безоглядно,
  пел без расчета на концертное «ура»,
  струной звеня, ведомый нитью Ариадны,
  не побоявшийся гнилья, болота и костра.

  В стакане затрапезном, в дребезге бокала
  была его чужая немота и спрятанная боль,
  безмолвие и безграничная усталость,
  и невозможность быть самим собой.
 
   Мне наплевать на праздники и юбилеи!
   Без голоса, без сил, без кожи и без жил
   Высоцкий спел бы, - сам сказать сумел бы,..
   Ах, если б жил он! Если б жил!

          Он искупил свои земные грехи «Банькой по-белому», «Балладой о детстве» - шедеврами, в которые вместилась история целых поколений. Он уморительно и беспощадно смешил, и даже великий Райкин констатировал: «Я так не умею!»… Он подарил нам своего Гамлета и до неприличия обаятельного Жеглова (не получилось у него сыграть подлость – потому, что сам таким не был).
     Но «век вывихнулся и расшатался», настали другие времена. Ему бы они не понравились.
     Его возлюбила попса. Его «отчаяньем сорванный голос, современные средства науки превратили в приятный фальцет». Оцифровав запись, убрав из нее «лишние» шумы, нас лишили звука биения его сердца, скрежета нервов, учащенного дыхания души. Но он сопротивляется, потому что мы помню его другим. Его голос пульсирует внутри нас, заставляя поверить, что «наградою за безмолвие обязательно будет звук» - «не пройдет и полгода»…
     И когда декорации нашего безвременья рассыплются в прах, - настанет эра милосердия и справедливости. И каждый из уцелевших, в унисон с его хриплым голосом, с нескрываемой радостью скажет: «Живой!»… ©

https://www.youtube.com/watch?v=dQxsuX0Cz5k