19. Принцесса в наготе не ваш десерт!

  (предыдущий фрагмент главы из тома «Генриетта», роман «Миледи и все, все, все»
   «18. Все соразмерно женственные части...»  http://stihi.ru/2020/07/22/2184)

...Для Джорджа жажда флирта – слабина,
которую утаивать наивно.
Душа всегда настроена была
на флирт: он – поставщик адреналина...

...Джордж, Лондон покидая, обещал
наследнику английского престола
все тайны до последнего прыща
принцессы юной выведать... достойно.

Париж оно, конечно, не Мадрид,
но, может, Генриетта вне традиций
застенчива? С какого дубля стыд
в позированье сгинет ради принца?

Подбор невесты Карлу упростить
способна беспристрастность живописца.
Способна ли модель от взора скрыть –
от взора мэтра! – что она тупица,

иль фурия, к примеру, иль вулкан,
что дремлет аллегорией разврата?..
...Лорд с Рубенсом ударят по рукам –
итог, как есть, окупит все затраты.

Маршрут прямолинеен. По кривой
дорожке суетиться несподручно.
Раздваиваться Джорджу не впервой,
но думать лишь о деле – это скучно.

В Париже бы развлечься на все сто,
забыв, что прикатил он ради Карла.
Луи, торгуя собственной сестрой,
пока что неуступчив. Божья кара!

Мм-да, дел невпроворот: «Согнись в дугу –
принцессу для дружка сосватать надо-с»!..
...Ни с кем ещё в Париже ни гу-гу,
посол мечтал найти для случек адрес:

красотками любуясь на бегу
и у либидо собственного парясь
во время путешествия в долгу,
испытывал неистовство и ярость.

Увы, мужчины    чаще    мельтешат
пред взором Бекингема. Прямо стадно!
Переговоры... кабинеты... Сжат
объём свободный времени досадно!..

…Мм-да, нагота красотки импозантна.
Богиня (килограммов пятьдесят),
чьи гордый верхний бюст и гордый зад
вот-вот дыханье     зрителю     стеснят!
Не дай Бог, вдруг     закашляться     надсадно!
И снова все препятствия досадны!
То млея, то стараясь не дышать,
как зритель потакал либидо жадно
знаток красы. Глаза не подлежат
закрытию, коленки аж     дрожат,    но
иллюзия скорей, чем райский сад
усилит наслаждение стократ.
Как    долго    взор мужской мог жечь нещадно
натурщицу, знать было бы занятно.
Но взор летит до цели, как гонец,
а зрелище имеет свой конец.

Уж очень силы похоти довлели
над зрителем –крутой морской прилив!
Ещё б чуть-чуть томления у двери
и герцог, статус зрителя сменив
на дерзость ухажёра, смог на деле
урвать бы... две пощёчины. И    две   ли?!
...Шестое чувство женское не миф,
а данное от Бога в помощь деве.

Пока у лорда капала слюна,
обильно на камзол его стекая,
красотка напряглась вдруг, как струна,
едва ль не пенясь, как     волна     морская.

Как будто что почувствовав извне
своею обнажённой тонкой кожей,
девица, словно кошка по весне,
вдыхала жадно воздух, и, похоже,

на пике интуиции взыграв,
тревожность     овладела Генриеттой.
Принцесса встрепенулась и стремглав
надвинулась на дверь одномоментно.
А в сердце – гнева и     кокетства     сплав...

...Краса – вдвойне краса от благородства.
Пока цветочек не завял, маня,
он царствует, диктует превосходство...
– Эй! Кто там в щель глазеет? Что за скотство! –
вскричала дева. С вызовом она,

нос задирая, встала в полушаге
от гостя, что выписывал зигзаги
желаниями скрыться иль войти.
в дверь антиподом чувственного скряги.
От женственного чувства правоты

красотка обрела двойную смелость
и выбрала скандально дерзкий путь...
...И плавность, и стремительная ртуть!
Богиня! Что имелось, то имелось

во всей красе! Не только топлес грудь.
Вся стать со стороны пикантно лучшей!
Ну как тут, если редкий выпал случай,
пред гостем обалдевшим не блеснуть?!
КУРАЖ и ГНЕВ – вот действий женских суть.

Гость предпочёл открыть дверь и остаться
на месте, не потупив вольный взор.
Ни пыл юнца, ни похотливость старца
в душе принцессы не пробили б панцирь
негодованья, но Амур был скор
и сердце Генриетты всё ж царапнул
своей стрелой, и миротворца лапу
ГНЕВ гостю протянул невольно сам,
а гость успел пред девушкой снять шляпу.
Самец и дева рядом. Коль носам

их было суждено столкнуться близко,
то пылкие натуры (с долей риска
нарваться на естественный скандал)
себя преподнесли друг дружке в дар.
И мысленно уже гость деву тискал:

– Сударыня, ваш образ – идеал!
Мне за погляд платить в двойном размере?
– Что нос ваш тут под дверью потерял?!
Вы, сударь, кто такой и как посмели
подглядывать?!              – Я к мэтру по делам...

– Херр Рубенс вас впустил?! Вы оба – змеи,
что в деле искушенья оборзели!
– В том плане, что вину мы пополам
разделим с мэтром – оба ротозеи?
– Чему вы     улыбаетесь,    болван?!

Я кликну снизу стражу – вот мой план!
Палач пусть отсечёт ваш рот от шеи!
– А я бы перед смертью умолял,
чтоб вы мне улыбнулись. Неужели
мой шанс смягчить вас безнадёжно мал?

– Вас ждёт неутешительный финал:
в Бастилии подземный терминал! –
гнев придавал красавице движенья
не фурии, но... средства устрашенья.
Эмоции, от кротких далеки,
для личика не стали украшеньем.
Отсутствовали разве что клыки.

В дверях на пике самовыраженья
девица сжала пальцы в кулаки.
Глаза достигли в гневе увлажненья.
– Вокруг одни нахалы, вахлаки?!
Имейте, сударь, долю уваженья!
Едва ль во мне остались уголки,
где взор ваш не спланировал вторженья!

Клин клином вышибают в час сраженья,
но вряд ли станет оберегом клин.
Претили Генриетте игроки,
в чьих взорах был намёк на совращенье.
Играли юным сердцем чувство мщенья,
кураж, стыдливость, наперегонки
верх одержав над чувством униженья.

Безумство от избытка восхищенья
зажгло в глазах мужчины огоньки.
В ответ ей выпускать ли коготки?
Всей кожей ей терпеть по-свойски жженье
от наглых взоров было не с руки.
В глазах мужских стать призом – достиженье,
но мысли девы связаны с другим.
Покойному д’Эгмону пелся гимн. 
Погибшим не отдать любви долги...

Не ей симпатизировать нахалу.
Мужскую видеть неспособна харю,
не ягодкой созрев для кузовка,
близка по ощущеньям к содроганью,
принцесса, отступив от чужака,
укрылась запоздало лёгкой тканью
и тронула рукой шнурок звонка.

– Вам кажется, что, если вы красавец,
то можете подглядывать за мной,
и выходкой продолжить озорной?!
Но я ведь не из тех натурщиц-странниц,
что ходят к мэтрам, как к себе домой.
С утра мэтр – ваш, а за обедом – мой?..

...Смятение сменилось на решимость
с незваного поклонника сбить тон
нахальной вседозволенности. Лживость
восторгов гостя виделась притом
почти неоспоримой: баритон –
и     тот     казался девушке фальшивым!

Звучать    фальцетом    должен моветон.
– Наглец! Своим вторжением блошиным,
жаль, оскорбили тут не мой вы дом,
а то б я превратила вас в фантом!
– Судьба, путь общей с ней     наворожи    нам!..
...Останусь с вами я несокрушимым,
по-прежнему восторгом лишь ведом! –
ответил гость глазами ей и ртом.

Пускай она великолепна, ясно:
дорога к сердцу девы непролазна
для аса сексуальных перемен...
...Откуда-то из смежного пространства
к натурщице, откинув гобелен,
Мария де Шеврез впорхнула праздно,
стремительно и в шляпе набекрень.

А что же Бекингем? Как джентльмен
он в те минуты вёл себя бездарно.
Явленье герцогини, как ни странно,
для острой ситуации в момент
внесло бы миротворческий акцент.
Мария к Генриетте впрямь     добра,    но
«не зла» – для герцогини комплимент.
Блеск локонов Марии ярче лент.
Её великолепное сопрано
в любой мужской душе оставит след...
...А лорд уже успел пройти упрямо
из мрака коридорного на свет:
– Впорхнули вы сюда, – съязвил эстет, –

  эффектнее, чем моль из шифоньера.
  Мне ваши импонируют манеры!
  Приятно, герцогиня, видеть вас
  мне в этой мастерской в кругу Венеры!
  Я вашей вездесущности дивясь,
  своё шлю восхищенье как аванс

   того, что я чту шарм, а не сопливость.
Лорд губы растянул. Такая примесь
улыбчивости – средство от тревог.
– Вы?! – очи герцогини округлились,
когда её внимание привлёк
метнувшийся на свет, как мотылёк,

совсем нежданный гость, отнюдь не Рубенс.
Атлет собою мог заполнить зал.
– Да, это я. Красу бы    век    лобзал!
  Себе нос любопытный не отрубишь,
  когда за ним идут во след глаза.
  Вы, герцогиня, тоже егоза.

  На месте никогда вам не сидится.
  Гвоздь наших совпадающих традиций –
  любовное стремленье к красоте.
  Не чувственная ли игра затей
  свела нас тут? Ведь мы вольны, как птицы.
  Я – лишь знаток     красот,     а не злодей.

  Венеру хоть в брильянты разодень,
  богиня и без них – источник света!
– Ах, герцог! Нехорошая примета –
  преследовать искомую за день
  до, собственно, знакомства. Беспредел!
– Да вы никак знакомы?! – Генриетта

то вглядывалась в гостя, то в Мари. –
  А я уж намекала: «Да вали
  отсюда, мол, покуда цел, бесстыжий!
– Нет. Вашему высочеству престижней
  сперва одеться, а потом вдали
  посланца ждать, поскольку короли

  к посредничеству лорда Бекингема
  прибегли неспроста. У них дилемма:
  стать вам невестой Карлу, или нет.
  Гость – герцог Бекингем, а не клиент
  обычный мэтра Рубенса. Вам ленно
  одеться? Помогу в один момент.

  А вы, лорд,     отвернитесь     непременно!
  Пусть вы и напросились на презент,
  но вам же демонстрируют надменно:
   принцесса в наготе – не ваш десерт!

Пока мужчина вглядывался в лица,
кокетство вновь проснулось в чаровнице:
– Ну, если это герцог Бекингем,
  пусть пялится и дальше без проблем,
  успев преодолеть уж все границы!
  Болтлив сейчас, он и при Карле нем
  тем     более     не станет: комплимент
  в мой адрес превзойдёт все небылицы
  о внешности моей за много лет.
  Ведь я ни из богинь, ни из калек.

Лорд пялился на плоть неугомонно,
нервозно даже грудь свою поскрёб.
Обязанные чувствам и гормонам
мурашки Генриетты – не озноб.
Принцесса поклонилась церемонно
(смотрелся с наготой поклон нескромно):
– Я буду вам обязана по гроб,
  коль дело сватовства вы изощрённо

  и быстро доведёте до венца!
  Готова крест тащить я из свинца,
  но лишь бы не в Париже! Околею
  от страсти – в Лондон вырваться! Говею.
  От гнёта кардинала-стервеца
  хочу отбыть невестой поскорее
  к Карлуше, страстью вскормлена с    корней,   я.
  Без вас останусь Троей без Гомера.

  Уж вы не оставляйте без венца
  меня, милорд! Без Карла жизнь – химера!
– На Карла вас ловить, как на живца,
  и сам я рад. Препятствует лишь вера:
  вы – католичка. Ваш понтифик – царь
  и бог для вас, а Карла для примера
  едва ль рекомендует с утреца.
  Но вам важнее тронная карьера?
  За это я бы вас не порицал.
– Спасибо и на этом! Ваша мера
  подходит для любого лицемера,
  для всякого тщеславного лица.

В стихии нету места перерывам.
Прибрежная волна, отдав миг рифам,
способна взять жизнь судна целиком...
...Сменился настроением игривым
у юной Генриетты гнев легко
и это разошлось с её порывом
послать самца-нахала далеко.
Принцесса пребывала терпеливо
в телесной неприкрытой наготе,
чем насладиться гость сполна хотел.

Милорд за это время изумлённо,
поскольку не видал таких принцесс,
наращивал свой пылкий интерес
к девичьей наготе. Не только    лоно
принцессы излучало свой протест,
но и всё     тело     вдруг зарделось ровно
до явного смущения: коронный,
иль герцогский к ней явлен интерес?
Милорд ей демонстрирует нескромно
внимание самца, иль политес?..

            (продолжение в "20. Флирт с королевой это показуха"
                http://stihi.ru/2020/07/26/3866)