18. Все соразмерно женственные части...

   (предыдущий фрагмент главы из тома «Генриетта», роман «Миледи и все, все, все»
      «17. Не всякому, влюблённому в сестру короля...»
         http://stihi.ru/2020/07/18/8113)

...Магистры вправе «сгинуть» кто куда,
когда им угрожают     изнурить    их,
иль вовсе уничтожить без суда…
Так разочаровать иезуитов
мог только изворотливый маркиз,
что сходу вражий замысел разгрыз.
Забрав своих головорезов свиту,
стремглав из дома    съехал    он. Сюрприз!..
            *            *            *
…Не курицей безродной на насесте
спать Генриетте – ждёт в Судьбе расцвет.
С монархом разве плохо быть в родстве?..
…Принцессе через день пришло известье
о лондонском посольстве-сватовстве.
Сам герцог Бекингем спешил к невесте

монарха (Карла) во главе гостей.
Лорд Бекингем! Для Франции – верх чести!
Пойдёшь, принцесса, скоро под     венец     ты...
...Собачка рада – бросили кость ей,
но нас не ждёт разбор её страстей.
Вернее, речь о статусе невесты
в потоке новостей среди гостей.
            *             *             *
Кураж и озорство – почти соседи.
Друг друга им легко в Душе найти.
При некотором мысленном усердье
и с чувством ностальгическим на «ты»,
ох, есть, что     вспомнить     бывшей непоседе!

Не столь уж     пресным     жизни был мотив!
Что ж выпало в разгар поры весенний?..
…Страсть искреннюю впору звать священной.
Любовью нежно сердце умастив,
Амур рьян при свечах и вне     свечей,    но...
у сердца впереди боль и надрыв...
…Отрадно жить мечтами, цель родив
за утреннею рюмкой... За вечерней –
вдруг протрезвеешь: Рок был супротив...

...Казалось бы, вчера ещё, ретив
и мил своей     натурой    совершенной,
любовью никому не навредив,
её любовник был здоров и жив
и лишь врагами мог быть назван шельмой.
Теперь он – образ     памяти     блаженной…
Успев достичь вершин телосложенья,
принцесса, о потерях потужив,
искала благ для тела и души.

На тот момент (достойный  оглашенья),
когда известность лишь брала размах,
принцессе не хватало восхищенья
собою даже в собственных глазах.

Девица не вела себя бесстыже.
Незрелую, иль зрелую почти,
её бы впопыхах мог обойти
вниманием Амур, но ведь     почтил     же...

Путь созреванья женщины не прост.
Для юной девы страсти – вне престижа.
Крупица страсти на соблазны в пост
уместна из расчёта: миг на горсть.

Не ведая, что их среда бесстыжа,
но зная, что им нужен каждый гость,
востребованность пестуя в престиже,
Соблазны долго ждали: кто их слижет,
кто падок на пикантное и прост?
К девчонке долго шли, но    набрели    же!
Хотелось Генриетте встать поближе
к высокому искусству, как на пост.
Принцессе красоваться б! На    пари    же
могла бы даже     ню     попасть на холст –
пусть не вполне нагой, но в полный рост…
…Лишь Рубенс-портретист достиг Парижа

и занял в зоне парковой палас,
позировать     принцесса дорвалась.
Пусть те, кто в мастерстве своём пониже,
не ждут к себе принцессу – для престижа
её напишут в следующий раз.

Художник должен быть во всём искусен,
устраивать способностям парад.
О, Питер Рубенс! Он творил во вкусе
дворцов и королей, и… всех подряд.
Не многие в то время были в курсе,
что он ещё разведчик-дипломат…
            .             .             .
…На месте не сидится, сколь ни рыскай!
Осталась герцогиня юмористкой,
шатаясь по Парижу на свой страх
с улыбкой светской львицы на устах.
Мария де Шеврез авантюристкой –
не то чтоб танцовщицей на костях,
но вообще любительницей риска –
блистала неизменно и в гостях
у юной Генриетты. Не для прессы
и без упоминанья в новостях...

...Поскольку своевольная принцесса
лишила мастеров Парижа ценза
иметь желанный образ на холстах,
Мария де Шеврез вновь на свой страх

и риск пошла, принцессы ради, трезво.
Для ушлой герцогини – чисто спорт
устраивать интриги средь господ.
Вела свои дела Мария резво –
готова суетиться над и под,
когда с мужчиной быть ей интересно…
…Внимание красотки многим лестно.
Познать красу со всех сторон полезно,
а Рубенс знатокам – не антипод.
Мария, источая шарм и пот,

взяла великосветского фламандца
стремглав, что называется, на понт.
Мол, мастер, упираться и ломаться
не     следует:     и я, и сам Ла Порт,

настаиваем, чтоб мою подружку
и родственницу де Ла Порта в узкий
свой круг натурщиц взяли вы тайком.
Не будьте, мол, упёртым мудаком.

Возьмитесь написать портрет негласно
по памяти. Рисуйте угольком
эскизы тет-а-тет, пусть     напоказ,     но
довольствуясь укромным уголком.
Писать безотлагательно, но классно,
мол, надо, не жалея ни о ком,
кто вам, впрок ангажируя вас властно,
в клиентах круга первого знаком…

…Талант быть, но не выглядеть, врагом
у Рубенса присутствовал. Кормильцем
такой талант был в пику всем границам.
Стать дипломатом, как и стать врачом –
на деле означает: к тайным лицам
с почтеньем – не пытай их ни о чём,

сам будучи немым и мудрым лисом.
Поскольку мэтр явно согласился
писать портрет с особы молодой
инкогнито, принцесса – стыд долой –
предстать на свет могла преображённой,
позируя не в меру обнажённой…

– …Я к острому привыкла вкусу блюд.
    Леплю я ситуации, как глину…
    Ну, а меня в разврат не вовлекут? –
принцесса вопрошала герцогиню. –
    Как знать, какой позированью культ
    у мэтра соответствует?! Он – плут?
    От мэтра сберегу ли я вагину?
    Ох, как бы статус ценный мой не сгинул!
– Увы, для мэтров живопись – не блуд.
    В наложницы натурщиц не берут…

…Мир красоты для Рубенса – отчизна.
В изяществе искал он абсолют:
в гармонии пропорции и числа
как бог воспринимал, а не как плут.

До женской красоты (как    все     мы) лют,
своей персоной Питер не кичился,
но с самых первых творческих минут
сложеньем незнакомки восхитился.
Красотки никогда не преминут

отдаться лести славного фламандца.
Девицу уломал он без причуд
позировать ему аж три сеанса
в традициях эпохи Ренессанса:

«Увидев вас, готов я умереть,
пусть это вам и кажется крамольным!
Модель от Бога! Лик иных примет
предназначенья стал одноимённым.
В вас совершенен каждый миллиметр!
При житие моём разноплемённом,
при всех привычках, вкусах, нравах мэтр,
я прибыл и в     Париж     не охламоном.
Поскольку вам в Париже равных нет, –
сердца дев брал он лестью не измором, –
намерен написать я с вас портрет

самой Венеры, вышедшей из моря
и с пеною сравнявшись белизною.
Будь вы не вы, то и без наготы
пришли бы вдохновению кранты.
Я     вяло     б вас писал, не награди
Бог красотой вас этой неземною.

Клянусь здоровьем этой бороды,
что, став в моём искусстве вышиною,
вы будете вот-вот итогом, мною
и, собственно, самой собой горды»…

…Остры для Генриетты ощущенья –
сама себя за смелость награди.
Раздевшись, без чьего-то наущенья,
томленье от невольного смущенья
смешав в себе с бравадой наготы,
принцесса смаковала воплощенье
в богиню с наготой своей на «ты».

Считать штрихи углём или пласты
чудесных красок стало ей престижней.
Инкогнито выдерживала стиль,
пред мэтром не сочтя себя бесстыжей…

…В те дни вдруг живописца посетил
и тайный     гость,     не будучи простым.
В красе своих кудрей, а не подстрижен,
жил герцог Бекингем тогда в Париже.

Вопросы было вовсе не про стиль,
а сходу про столичный мир порочный:
«Вы при’мите заказ пикантный срочно»?
Фламандец рассердился, но остыл,
узнав, кто в час рабочий неурочный
посмел его отвлечь неправомочно…

– Вам рад, хотя без вас и не грустил.
  К услугам вашим! Господи прости,
  что с руганью прервал свою работу!..
  …Пикантность я бы даже нарастил,
  НЮ выпустив на полную свободу.
  Привычен я к такому обороту.

  …Скажу, не походя на хвастуна.
  Суётся в воду всяк, не зная броду,
  а я – быстрина! Резкая струна!
  От женщин до курьера-несуна
  ко мне довольно всякого народу
  заносят обстоятельства. С ума
  схожу, когда в тот миг    творить    охота,
  а мне роль предлагают доброхота.
   Вот, чванство я своё при вас умял, –
честь в мастере отзывчивом, но гордом,
попала из огня да в полымя.
Он сразу извинился пред двумя,
но Богу предпочёл общенье с лордом. –
  Что     солнце     за окном, что и     луна –
  пишу с самоотдачей и с апломбом,
  когда в меня работа влюблена.

– Но всё ж надеюсь, что средь бела дня
  не все к вам гости лезут как садисты.
  Я к вам по делу. Мне для короля
  разжиться бы работой вашей кисти.
– И что в свои заморские края
  хотите увезти? Портрет мясистой
  красивой парижанки в неказистой
  накидке? Я тут с самого ранья

  дописываю третий день Венеру.
  Натурщица прелестна! Малость, в меру,
  на мой вкус тонковата, но сойдёт
  для юной-то Венеры. Через год

  вес дева доберёт, коль выйдет замуж.
– Хотите глянуть в щелку?                – Да уж, да уж!
– В рост даму за три дня! Таков рекорд!
  Собой в итоге буду вскоре горд!

– Таким трудом вовек вас не состаришь!
  Провозитесь с натурой до    утра    лишь?   
    Что! Дева вдохновила?                – Тусклых морд
  не держим. А фуфло кому подаришь?!
  Венера     обнажённая,        милорд.
  Заказчицу в том не переупрямишь.

  За словом в кошелёк не    лезем    с ней.
  Своё мне диктовать тут дама вправе.
  Она же и    позирует!    Тесней
  уж     некуда,    работаю на драйве.
  Натура-то из знатных и предъявит
  претензии,     чуть что, но вместе с ней

  тружусь я с жаром, а смотрю трезвей.
  Богиню за три дня создал! Но     я    ведь
  не просто хер, а Рубенс! В деле зверь!..
  …Мне по нужде придётся вас оставить,

  а вы чуть приоткройте эту дверь –
  увидите достоинства портрета
  и девушки, что вовсе не одета…
  Портрет – он     тоже     дразнит – изувер!
    Хотя во вкусах нет авторитета,
    оптический обман – грань тонких сфер.

   Живое всяко    действенней    макета.
   Взгляните-ка, милорд, вы на мой дето…
   мой детородный вид. Я – не кастрат.
   Кисть, краски отвлекают, но…  злодей-то
   из-под одежды рвётся на парад!
   Стужу зверька работой. А уж дел-то!..

– Но если ослепительно раздета…
  вам ведомо, как быть, и без эксперта.
– Её я приглашать не смел в кровать.
  Вес, как вы убедитесь, мелковат.
  Хотя телесный рост высоковат.
  Но нет на нём одежды, даже тесной.
– Я, право, не из юных соколят…
– Но чары вас весомо накалят.
– Тсс! Насмешили вашей антитезой!
– Да-да, мы обсуждаем не козлят…
– …Изящной формы бюст, однако зад
  ещё круглее! Рубикон… Где ж Цезарь?!
  …А я вам собираюсь заказать
  портрет негласно. Девушка – принцесса.

  И тоже, как я слышал без… привеса.
  Вы старый конь, но по любой из версий –
  бессменный виртуоз на борозде.
  Вкус собственный не держит вас в узде.
  Возьмётесь за любую вы фактуру.
  За труд не     поскуплюсь     я, а уж где
  и как уговорите вы натуру –
  заботы ваши, ведь она не дура.
– Обсудим позже! Выйду по нужде...

  Откланиваюсь. Вам же дивный образ
  на время завещаю...               – К чудесам
   привычен, не  заткнуть меня за пояс, –
гость, приглушив до минимума голос,
игриво поклонился мэтру сам, –

  Не то чтобы я очень любопытен,
  однако загляну в дверную щель,
  как вы рекомендуете. Любитель
   я женщин молодых и вообще...

Беседа их во мраке коридора
велась почти что шёпотом, да так,
что дева, в наготе не видя вздора,
себя не ощущала тут в гостях.

Она, изображая плавный танец,
косилась на софу, как на постель.
Ей было невдомёк, какой британец
явился к мэтру в особняк-отель.

Раскованность (с томлением отчасти),
позволив ей остаться в наготе,
добавила ей грации и страсти,
рождённой от пикантности затей.

Покачивая бёдрами, игриво
она прошлась по комнате, затем
тряхнула шаловливо темной гривой
распущенных волос. Ню и Эдем...

«...Посмотрим. Отчего бы впрямь от скуки
не глянуть на раздетую модель»? –
гость приоткрыл для взора дверь без стука,
как принято у страждущих людей.

На первой же секунде сделав стойку,
как только оказался нос в дверях,
Джордж Вилльерс захлебнулся от восторга
обильною слюной и тихим «ах».

От гибкой спинки с талией изящной
какой дразняще мощный переход
к округлым ягодицам, бёдрам – важной
для глаз мужских красы! Первичный код!

Натурщица и плавные движенья
всех соразмерно женственных частей,
способны поразить воображенье
не только     озабоченных     гостей.

Взметнулись вверх у Бекингема брови,
как только повернулась дева в профиль,
невольно демонстрируя свой бюст.
Грудь дивно высока! Упругий хруст

её себе представил возбуждённо
подсматривающий из тени дома.
Натурщица, блистая на свету,
была, как на ладони, на виду
с триумфом чистоты её над скверной,
но с чувственностью очень откровенной.

Предписано блистать ей на роду?
Не то что к каждой точке эрогенной –
претензий нету даже к животу!
Картина маслом или, скажем, гемма
получится с гармонией в ладу.
Энергия – в огне, а не во льду…

…Недолго же во взоре Бекингема
(что видывал прелестниц, ОФИГЕННО
как часто!) оставались до конца
налёт лишь любопытства и ленца.

У герцога, увидевшего с тыла
(а после разворота и с лица)
девицу, что тайком он созерцал,
дыханье не слегка перехватило.

Дверной проём манил – не к месту взлом.
Джордж Вилльерс замер этаким козлом.
Остолбененье, инициатива –
что верх возьмёт? Дверь – слабенький заслон.
«Моя Кэт по сравненью с этой – слон!
И даже так о Кэт сужу я льстиво, –
подумал пылко Джордж по кличке Стини
(так звал его король и гей, вестимо). –

Жаль, Рубенса на час не отошлём...
Я сходу разделил бы... эх, дерзнём!..
конечно, если дерзость допустима...
с такой харитой ложе! Чудо-стимул!

В везении нежданно выездном
уместно ль тайный статус    соблюсти    мой?!
В мечтах и просто в бытности хвастливой,
в мой гульбе, к заветам неучтивой,
когда каким обласкан был я сном:
богиня предо мной в пустой гостиной?!
Ужель мы с ней безумством не блеснём?!
Изящество пропорций – и во всём! –

божественно! И это ведь не сон!
Я вижу     наяву     плод совершенства
и райский уголок для двух персон»!
Взор герцога поплыл, но твёрдость жезла –

венец его либидо – удержал
мужчину вертикально. Пах и чресла
противились на грани мятежа
контролю головы, что неуместно

глазам лишь отдала власть дележа.
«Венеру превзойдёт она без форы!
Какие восхитительные формы!
Плоть белоснежна и везде нежна! –

пролезла в дверь у герцога клешня;
его глаза, по-прежнему проворны,
умаслились. – Какого же рожна
я медлю в тон телящейся коровы?!

Прыжком бы подскочить сейчас в упор!..
Да ведь не просто девку, а... богиню
я вижу наяву! Во весь опор
За блудом гнаться – это перебор» ...
Бес сунулся в ребро, но как-то сгинул...

             (продолжение в "19. Принцесса в наготе не ваш десерт!"
                http://stihi.ru/2020/07/22/3735)