Женщина! Умилосердись, вернись и спаси!..

Он собирает звёзды и превращает в свечи.
Они в слезинках росных пылают на траве.
Пока ещё не поздно, пока синеет вечер,
он собирает звёзды, он зажигает свет.
Ах, видно, показалось, наверно, показалось,
конечно, показалось, что кто-то в дверь стучит.
Нет. Это от вокзала, далёкого вокзала,
холодного вокзала пустой курьерский мчит.
Колёса бьют по рельсам, холодным, чёрным рельсам,
заковывая рельсы в тугую сталь моста…
Но, всё равно, он верит, надеется, и верит,
и открывает двери. За ними – пустота!..
Но, вот, померкли звёзды, затрепетали свечи.
И смотрит он сквозь слёзы на воск на рукаве.
Стихи сменила проза. Не будет этой встречи.
Не соберёт он звёзды, и не зажжёт он свет!
Упали с неба звёзды, и он кричит навстречу
грохочуще-колёсной вечерней синеве:
«Вернись, пока не поздно, пока синеет вечер,
пока в слезинках росных ещё сияет свет!»



В объятьях лунного серпа
Ночь билась, охала, стонала
с блаженным присвистом дышала,
сметала звёздочки со лба.
Свет лунный с жадностью пила
и с вожделением шептала:
"Прости, что я к тебе припала!
Жизнь без тебя мне не мила!"
Заря холодною росой
Ночь окатила. Та взмолилась:
"Дай пять минут нам!
Сделай милость!"
и с неба брызнула слезой.
Ночь уходила босиком
с мечтой о лунных поцелуях,
подставив волосы под струи
тумана с лунным молоком...