королек на отвесах

вот  и королек на отвесах,
и усредненные температуры мнимого,
по троеточию глаголящего.
так и мы войдем в эти сирые небеса,
и вожжи нас подстерегут, узаконят,
просвистят.

душегубы уже просрочили свое прислужничество,
утесы уже велики, и пакля присматривает за их
заблудшими деснами.

туда, в кипящий студень, в поползновение тоски.
туда, в эти отверстые длани, в чаяние
насиженных ветров.
туда, в эту оголтелую насечку,
в эти отвинченные устрицы,
в калейдоскоп кастрированных желаний:
так они ждут нас, так они нам отвечают
своими нагримированными спицами правосудия.
пасется, пасется осиротелая мачта,
и всевидящие копья устанавливают свои грани
приношений, свои ответвленные династии.
шепот доходит до ушей солнца,
и оно падает, обезвоженное,
в кровавое сердце лета.

пучит почту, таскает пролежень ливни
по зубам, по иерархиям слов, бдений,
возлияний.

роковые пальцы так же крепки,
надрезаны они по чреслам,
по ливням они странствуют,
изобретая новые иллюзии преступления,
новые начиненные ящерицы опорожненных дамб.

бес в котомке плачет, зарылся он в осеверенные
шерсти, он возомнил, кровопуская,
что волос пыла в зенице отпущен,
отсрочен в пряже.

легко ответвляется плененное сердце,
легко оно отыскивает свои потерянные стрелы.
падает оно, медленно падает согласно
предержанию оков.
туда и сыпь, и вопль, и месяц со своим золотым мечом:
меч крови, меч пепла, меч тьмы -
так он медленно проговаривает свою сущность,
приближаясь к уготованному,
к притесняемой воле судьбы.