Князь Даниил Александрович Московский Глава I ч. 2

Начало - Осада

Ждан, мужик звенигородский,
Встал, хотя ещё и ночь.
Случай просто идиотский,
Лаял пёс, терпеть невмочь.

А за узеньким оконцем
Темень, просто выткни глаз.
Был бы Ждан простым чухонцем,
Продолжал бы спать как раз.

Но мужик решил иначе,
Пёс не лает просто так,
Да в мороз ещё, тем паче,
Вот и встал смотреть что как.

Подошёл впотьмах  к кадушке.
В темноте нащупал ковш.
Зачерпнул словно в речушке
С полыньёй озёрной схож.

Ледяной воды напился
И лицо ополоснул.
Запас этот пригодился,
Хоть холодной, а глотнул.

А придя средь ночи в норму,
Вспомнил, что вчера просил,
Чтоб сосед не гадил форму,
А к нему шёл, как вскочил.

Вот взахлёб пёс и бранился.
Он соседа не любил.
- «Значит, тот ко мне явился» -
Ждан подумал: «Вот дебил».

Порешил с соседом вместе
Съездить на московский торг.
Так сосед просил почести,
Умолял, чтоб не отторг.

А сосед Неждат был бедный.
Бедней бедного, вот так.
Потому смирен, не вредный …
Голь таких зовут, А как?

Вот подворье Ждана справно.
Изба рубленная - сруб.
Новый тёс, совсем не странно,
Он любитель-лесоруб.
 
В срубе клеть и выход в сени
И гумно отдельно есть.
В нём овин и жатвы тени,
А снопы, как память здесь.

С жеребёнком есть лошадка,
В пахоте цены ей нет.
Рало ей пусть не загадка,
Но весной не без сует.

Есть молочная корова,
Две свиньи, коза с козлом,
Куры есть и их основа
Есть петух, грешит тайком.

Так что жил довольно сытно,
Непременно мясо ел.
Пусть по праздникам, не скрытно.
Никого он не объел.

И оброки регулярно
Привозил всегда в Покров.
Было очень популярно,
Кто и раньше был готов.

Так вот Ждан и делал это,
Заодно был с ним тиун.
Хоть одаривал он где-то,
Не открыто, как брехун.

Как отдельное почестье
Чаще всех тиун и брал.
Шкурку, мёд взять, не бесчестье,
Только князь это не знал.

Ну, а Ждану облегчение,
Про извоз давно забыл.
Кто-то в лес, как принуждение,
Он же дома лес рубил.

Снова хриплый лай собачий,
Вышел всё-таки во двор.
Темень жуть, мороз кусачий
Разозлил на разговор.

- «Ты чего сюда припёрся?» -
У ворот стоял Неждат.
- «Раз в доверие мне втёрся
Можешь ночью, как собрат?» -

Ждан кипел-таки от злости.
Мороз начал доставать.
Коченели пальцев кости …
- «Заходи!» - сказал: «И ждать».

Уже в сенях Неждат тихо:
- «Ждан Иваныч ты же сам
Попросил не тешить брюхо,
Разбудить, явившись к вам».

Ждану сделалось приятно,
Что по отчеству назвал,
Сказал сдержанно и внятно:
- «Хорошо, что не проспал.

Я пошёл в дом одеваться,
Ну, а ты возок готовь.
А рассвета дожидаться
Ни к чему, толкую вновь».
 
Груз был с вечера готовый
И увязан весь в санях.
Конь накормлен и здоровый,
До Москвы мог на рысях.

И он словно застоялся
Резво рысью и пошёл.
Вскоре Дютьково остался
Тихо спать, час не пришёл.

За замёрзшей речкой Мята
Шёл большой лесной массив.
В нём по осени опята
Основной грибной актив.

До Звенигорода было
Вёрст пятнадцать, это факт.
Лес кругом, но было мило
По реке Сторожке тракт.

Меж холмов река петляя
Выходила на простор.
И Москва-река, как зная,
Принимала, как набор.

Солнце шло уже к полудни,
Когда вдруг открылась ширь.
Виды здешние не скудны …
Как бальзам, как микромир.

Возле низенькой избушки,
Снег её почти забил,
У реки, как у кормушки,
Жил рыбак, зовут Ермил.

Он Жадана был знакомый,
Как же тут не заскочить.
Да и повод был весомый,
Осетра заполучить.

Хоть и был он подневольный,
На боярина служил.
Всё же жизнью был довольный,
Раз Господь, как одолжил.

Он всегда имел заначку:
Стерлядь, щука и осётр.
Щук, бывало, как подачку,
Отдавал, кому везёт.

Ждан Неждату скинул вожжи,
Соскочил с саней в сугроб.
- «Даже тропки нет, похоже
Днями спит» - сказал без злоб.

В дверь стучал довольно долго,
Дверь открыл типичный бес.
Весь зарос, лохмат, как ёлка,
Будто дьявол к нам с небес.

С полчаса с ним Ждан шептался,
Наконец Ермил кивнул.
Погребок в снегу скрывался,
Он отрыл, Ждан снег смахнул.

- «Забирай всю осетрину,
Рассчитаешься потом.
Мне не надо вполовину…» -
И Ермил пошёл в свой дом.

Осетров на сей раз много,
Десять рыбин - целый клад.
Пусть с продажей было строго,
Ждан Ермиле очень рад.

На реке своей Сторожке
Не ахти, но рыба есть.
Окуньё, карась, сорожки …
Не сравнить какая здесь.

Два мешка вёз на продажу,
В основном сушёный лещ.
Да соленья, как поклажу …
Осетры, вот это вещь.

Евдокия снарядила
Масла взбитого горшок.
Шкурки беличьи сложила,
Мёд, … но это всё не шок.

А купить хотелось много;
Новую соху иметь,
Топоры, ножи, … такого
Просто так не поиметь.

Осетры, вот где подмога,
Если их с умом продать.
С этой мыслью молил Бога,
Чтоб хотение оправдать.
 
И укладывая в сани
Осетров, он бормотал:
- «Повезло, что мимо дани,
В дом пойдёт, как полагал.

А с Ермилом мы сочтёмся,
Смысла нет, его терять.
И при встрече разберёмся,
Всё отдам, что схочет взять».

На Москве-реке приволье.
Аж захватывает дух.
Даже конь принял раздолье,
Скрип полозий греет слух.

Снег слепит, блестит на солнце,
Берега в холмах и лес.
Дверь открыта, … не оконце …
Мир, как создан для чудес.

Вот и бор Звенигородский,
Он не кажется глухим.
Жёлто-красный, стройный, броский,
Красотой неоценим.

Под холмом остановился,
Где Звенигород стоял.
Осмотрелся, удивился,
Не один он здесь застрял.

Возле проруби сгрудился,
Как отряд, повозок пять.
Напоить коней стремился,
Кто вперёд хотел опять.

Остальные, а их больше,
Ждали основной обоз.
Кто-то сутки, кто-то дольше,
Ничего что и в мороз.

Там в Звенигороде жили,
Кто создал московский торг.
Этим очень дорожили,
Их обоз всегда восторг.

Путь неблизкий и опасно
В одиночку продолжать.
Ждан подумав: «Что ж, прекрасно …
Значит, тоже будем ждать».

Через сутки появился
Не обоз, а караван.
Голос сотен глоток слился
В общий гомон горожан.

С караваном шла охрана,
Воевода опекал.
Так что вместо балагана
Шёл обоз и тон задал.

Дальше шли неторопливо,
Встречных спрашивали: «Как?»
Кто-то ехал молчаливо,
Были кто в ответ: «Да так …».

По дороге натолкнуться
На ордынцев, сущий ад.
Можно в прорубь окунуться
И забыть про свой посад.

Этим жалость, будто скверна,
По Рязани Ждан их знал.
Память до сил пор чрезмерна,
Малолеткой убежал.

Новостей всё же немало,
Кто к Москве, узнать пришлось.
То ль к добру надежду дало,
То ль к беде, … пройдёт авось.

Что Великий князь их Дмитрий
Вновь с Андреем начал спор.
Не поделят стол великий
И грызутся до сих пор.

Даниил же, князь московский,
Брата старшего любил.
Дмитрий был пример отцовский,
Вот за это и ценил.

А Андрей, как было раньше,
Вновь татар на Русь навёл.
Получалось, что он дальше
Счёты с братьями так свёл.

Люди из Переяславля,
Где был Дмитрий так же князь.
Все к Москве, пугает травля
Их татарская явясь.

Но в Москве пока спокойно.
Даниил не егозит
И ведёт себя достойно,
Ополчением не грозит.

Не планировал осаду,
Не творил ажиотаж.
Но посадским, как отраду,
Разрешил идти в Кремль аж.

А вот беженцев, однако.
Он в Москве не оставлял.
Мыслил где-то и двояко,
Всё ж шантаж татар влиял.

Кого к Волоку на Ламе,
А кого-то даже в Тверь
В надвигающейся драме
Закрывал, по сути, дверь.
 
И вот город появился,
Москву трудно не узнать.
Кремль в мороз, как растворился,
В дымке белой не видать.

Не был Ждан в Москве давненько,
Пятый год уже пошёл.
Вспоминал, правда, частенько,
Как достаток здесь нашёл.

Город сильно изменился,
Многолюдней стал посад.
На Васильевский стремился
Здешний луг, увы, не сад.

С новостроек выделялся
Лишь Данилов монастырь.
Князя гордостью являлся
И стоял, как богатырь.
 
Весь был выложен из камня,
Кресты золотом горят.
Не себя князь строил, славя,
Хоть так люди говорят.

Даниила Столпник - тёзка,
Вот кому он честь отдал.
Имена одни, как связка,
Тот за Веру жизнь отдал.

Во Фракийскую пустыню
Он монахом сам ушёл.
Столп поставил, как святыню,
И на нём приют нашёл.

Тридцать три нелёгких года
На столпе он том провёл
Не пугала непогода,
А народ всё шёл и шёл.

И ещё Богоявленский
Был построен монастырь.
У посада, был он женский,
Там когда-то был пустырь.

От него же и дорога
Во Владимир шла, как знак.
Для людей она от Бога,
По-другому и никак.

Там всегда народ толпился,
Монастырь всех привлекал.
И боярин там молился,
И посадский там бывал.

Монастырь и церковь с ним же
Не казной построен был,
А боярским людом тем же
И боярин не забыл.

Ощутимый взнос бояре
Внесли чистым серебром.
При таком народном даре
Превратился в свой потом.

И игумен тоже местный,
Мудрым вотчинником слыл.
И венчал, и ход вёл крестный …
Добротой себя покрыл.
 
Крестный ход всегда особый,
Шли из весей, деревень.
Не причина, что храм новый,
Для души не дребедень.

А Даниловский тот строгий,
Возглавлял архимандрит.
Храм от князя не убогий
И князьям принадлежит.

Он держался недоступно,
Для духовника курьёз.
Если взять всё совокупно,
То боялись и всерьёз.

Ждану тоже эти храмы
Не по чину, знал шесток.
Есть дешевле и не хламы,
Там особый, свой поток.

И таких церквушек много,
Деревянных и простых.
Служат запросто, не строго.
Всё для бедных, не скупых.
 
Поп в простой суконной рясе
Хошь окрестит, отпоёт.
Причастит, пусть в общей массе
И недорого возьмет.

Даже нищие, калеки
И юродивый, пусть сброд.
Были рады той опеки,
Что давал им всем народ.

Подадут краюшку хлеба,
Тот до слёз бывает рад.
Он не просит манну с неба,
А в молитве весь уклад.

Ждану было интересно
Глянуть княжий монастырь.
Крюк большой и как известно
Торг не ждёт, как тот упырь.

Сейгод торг расположился,
Где был Боровицкий холм.
В лёд Москвы-реки вцепился,
Почерк видимо знаком.

Сани вряд, торговцы тут же,
Каждый выложил товар.
Ну и мытники досуже,
Мыт с торговца их навар.

Мужики только кряхтели,
Отдавая рыбу, мёд, …
Да на пошлину гундели:
- «Дорогой московский лёд».

Ждан домашние припасы
Очень быстро распродал.
Верно, сказывали асы,
Для Москвы съестное дар.

Он соху с двумя зубами
За рожь в зёрнах торганул.
Полмешка дал со слезами
И конечно обманул.

А хозяин зрел тоскливо
На свой бывший инвентарь,
Отвернувшись молчаливо,
Ждан ругнул себя, как встарь.

А ещё была москвичка.
За краюху хлеба, мёд
И всего за три яичка
Отдала, что не вернёт:

Бедным в радость, ожерелье,
С камнем блёклым перстенёк,
Да платок, носить лишь в келье
И лампадку, как намёк.

Увидав кому потреба,
Понял, вид его нелеп.
Дал ещё краюху хлеба,
Три леща и пару реп.

Оглянувшись на Неждата:
- «Я что нехристь? Али как?
Чую, что у них утрата …
Вижу горе, … не дурак».

Затруднение всё же вышло,
Волноваться начал Ждан.
Торг прошёл, как был замышлен,
Всё продал, не как профан.
 
Пряслиц шиферных надёжно
Уложил в один мешок.
Вместо денег здесь платёжно,
Серебро в Орду поток.

И придумали замену,
Пряслицами весь расчёт.
Иль товаром на подмену …
Торг есть торг, там свой подсчёт.

Вот и начал волноваться,
Осетров не мог продать.
Ведь пора б и собираться,
А кто купит не видать.

Осётр - рыба не простая,
На боярский только стол.
Здесь потребность основная
Хлеб насущный да посол.

- «Где же те, кто побогаче?» -
Думал Жан и их искал.
- «Все в Кремле, поди, иначе» -
Вслух заметил: «Я пропал».

Радом с ним гончар посадский
Пояснил: «А Кремль закрыт.
Третий день засов дурацкий,
Как рожон, в ворота врыт».

Ждан со многими общался,
Но никто из них не знал
От кого Кремль защищался
Или это был сигнал.

- «Не закроют без причины!» -
Ждан от мысли даже взмок.
- «Уходить от чертовщины» -
Сам себе сказал, как мог.

- «Осетров везти обратно?
Кто у нас-то их возьмёт» -
Думал Ждан: «В Москве, понятно,
Только здесь богач живёт.

Где же денежные люди?
Почему одна лишь чернь?»
Он смотрел с тревогой, судя,
Мол, на свой аршин не мерь.

Собираться стал вполсилы,
Вдруг Господь послал двоих.
В Москве знатные кутилы
Все в Посаде знали их.
 
Из купцов, к тому же братья,
Звали Сидор и Тарас.
Под хмельком, так все собратья,
Чересчур у них подчас.

То, что были не злобливы,
Это, право, не отнять.
Шутники, порой игривы, …
Смысла нет и повторять.

Сидор подошёл сначала,
Стал смотреть на осетров.
Бражка здорово качала,
Что упасть вот-вот готов.

Ждан смотрел на клиентуру,
От волнения не дышал.
- «Не спугнуть бы» - думал: «Сдуру,
Хмель, похоже, не мешал».

А одет он был прилично,
Правда, сам кафтан помят.
То ли спал в нём необычно,
То ли кем-то был обнят.

- «И почём у вас щурята?» -
С хохотком его спросил.
- «Вы о чём это, ребята?
Я щурят не привозил».

- «Судишь, щуку не узнаю?»
- «Да осётр это! Осётр!
Рыба царская, я знаю,
Настроение принесёт» -

Ждан уже был на пределе,
Когда это говорил:
- «Неужели, в самом деле
Он не знает, иль шутил …».

- «Это щучки и не спорь мне …» -
С пьяным вызовом опять:
- «Вы себя хоть не позорьте,
Если вышли торговать».

Сидор явно издевался,
Только Ждан не мог понять,
Что решил он и кривлялся,
Чтобы цену поменять.

Подошёл Тарас, был трезвый,
Под хмельком и то чуть-чуть.
- «А не шибко ли брат резвый» -
Сразу он: «Затеял муть

Не позорь купца напрасно,
Хоть сермяжный, но купец.
Торг теперь небезопасно,
Уважай же, наконец.

Если любо что, бери же,
Но хулить товар не сметь.
Сам такой же или ниже?
Совесть надобно иметь».

Сидор вдруг заулыбался
И совсем не пьяный вид.
Обнять еле удержался,
Говоря: «Я без обид.

Осетры твои прекрасны,
Я внимание обратил.
Куражи мои напрасны,
Цену ты им не скостил.

Я товар весь забираю.
Чтобы ты меня простил,
Цену сам я называю,
Так никто вам не платил».

Три серебряные гривны
Ждану положил в ладонь.
Они были просто дивны,
В них достаток, радость, бронь.
 
И обнявшись, братья дальше
Пошли к Яузе в свой дом.
Их холоп минутой раньше
Осетров сгрёб не тайком.

А Ждан тут же осторожно
Глаза в сторону скосил.
Вдруг увидел кто возможно,
Как он гривны сотворил.

Но и торг уже кончался,
Каждый занят был своим.
Никого Ждан не касался
И для всех был никаким.

Так что гривны он запрятал,
Басурману не достать.
Так удачу он сосватал,
Можно и не обсуждать.

Старшина звенигородский,
Он обоз весь возглавлял.
Словно был обоз приходский,
Помолясь, сомнения снял.

Дал команду на движение
И обоз легко пошёл.
Создавалось впечатление –
Облегчение нашёл.

Город быстро удалялся,
Словно таял,  как мираж.
Чёрный Кремль другим казался,
Издали простой типаж.

Беженцев с Переяславля
Обгоняли много раз.
Истощённые донельзя,
Как потухшие все враз.

Не хотелось думать даже,
Что Звенигород падёт.
Нет других народов гаже,
Чем татары, всяк поймёт.

Потому и торопили
Лошадей и только в рысь.
Дома стены всех хранили,
В остальном борись, молись.

За неделю до событий,
В том  числе московский торг.
Из Владимира князь Дмитрий
Прибыл вдруг, приём отторг.

Даниил, сторонник брата,
Понял сразу, всё всерьёз.
Дмитрий вмиг: «Нужна палата
И круг лиц, кого привёз.

Если из московских кто-то
Верен стал тебе во всём,
Приглашай, пусть мнение чьё-то
Ни смутит нас нипочём.

Посторонних здесь не надо,
Предлагаю Кремль закрыть.
Ни к чему людское стадо,
Объясню потом, как быть».

Через час собрались вместе
Кто давно друг друга знал.
Что грядут плохие вести,
Каждый только полагал.

Шли тревожные сигналы
Лишь, как слухи или трёп.
Были, правда, и шакалы,
Каждый гад своё огрёб.

Первым Пётр был Боговолков,
Князь Великий его ждал.
Что он свой без кривотолков
Даниил и передал.

Шёл к князьям неторопливо,
Для него это закон.
Первым Дмитрию учтиво
Дал поклон, так мог лишь он.

Даниилу улыбнулся,
Поклонившись, как бы друг.
Он в ответ не увернулся,
Хохотнул невольно вдруг.

А за ним такой же статный
Шёл Протасий Воронец.
Как владимирец был знатный
И в Москве окреп вконец.

Тут князь Дмитрий улыбнулся,
Говоря: «Не зря послал.
Вижу, как ты развернулся,
Брат подробно описал».

Он в ответ сказал с поклоном:
- «Наше дело вам служить.
Для врагов быть бастионом,
Русью вечно дорожить».

Далее шёл Иван Пороша,
Воевода и москвич.
Даниила огороша
Вдруг издал с поклоном клич:

- «Не дадим врагу глумиться,
Будет вечно Кремль стоять.
Батый смог здесь оступиться,
Сжечь Посад, а Кремль не взять».
 
Дмитрий лишь кивнул довольный,
Воевода был хорош.
И манерой своевольный,
Просто мимо не пройдёшь.

Приглашён Иван Копуша,
Из зажиточных бояр.
Даниилу дорогуша,
Был послушен, как школяр.

В основном его заслуга
В том, что там, где был пустырь,
Вдруг для страждущего круга
Встал Данилов монастырь.

Даже князю Даниилу
Не сказал про свой расход.
- «Унесу с собой в могилу» -
Говорил: «И весь исход».

На довольствие дружины
Тоже средства выделял.
Воевода знал причины
И конечно одобрял.

И тиун Макар конечно
Быть обязан, не секрет.
Все к нему идут извечно.
Чем он, ближе к князю нет.

Так как в курсе всех событий
Он всегда во всём готов.
Вот и в части всех укрытий
Произнёс немало слов.

Даже ход с опочивальни,
Тот, что ключник показал,
Знал секрет, что нелегальны.
Хоробрит всё рассказал.

Всю элиту духовенства
Представлял лишь Елизар.
Как духовник он главенства
Не держался. … Тоже дар.

Он у Дмитрия придворный,
А сейчас вот Даниил.
Души их и нрав покорный,
Елизар ценил и чтил.

Вот такой состав собрался.
Дмитрий, как Великий князь,
О всех лестно отозвался
И начал, перекрестясь:

- «Брат Андрей, князь Городецкий,
Претендуя на мой стол,
Способ выбрал не простецкий,
Свой придумал мне укол.
 
В Городце он поселился,
Так замыслил наш отец.
Перед ним он провинился,
Примкнул к свеям, как подлец.

Кстати там он и скончался.
Городецкий монастырь
Стал тем местом, где начался
Путь в монашескую ширь.

И Андрей, как сын, пусть блудный,
С ним проститься не пришёл.
Вот такой наш брат паскудный.
Не пойму, в кого пошёл.

Невский гордость всего рода.
Мы горды – он наш отец.
Но дала судьба урода
И посеял рознь, стервец.

Был в Орде совсем недавно,
А меня не известил.
Но ясак плачу я справно,
Всё, что просят, заплатил.

Хан Тохта принял в Сарае,
Был в Орде Великий хан.
Выбран он на курултае
Тут в Сарае, как таран.

От Ису-Нагай поддержку
Получил, он беклярбек.
Был жесток, мнил за издержку
Чью-то смерть, как ланский снег.

Чингизид он стал последний,
Был убит Алгуй, Кадан.
И казнён Яку - наследный,
Так остался Тохты клан.
 
И улус гигантский Джучи
Был теперь в его руках.
Не сгущались больше тучи
Над Ордой и округах
 
Князь Андрей не в одиночку
Прибыл к хану на поклон.
Заговорщиков цепочку
Дополнял князей загон.

Тут был князь Ростовский Дмитрий,
С Углича князь Константин,
Ярославльский Фёдор - хитрый,
С Белозерска Михаил.

Наплели, похоже, хану,
Что обманываю их.
Что Орда по-барабану,
Да и дань доходов штрих.

Попросили помощь срочно,
Чтоб меня, мол, обуздать.
И казнить, я знаю точно,
А Андрею стол отдать»

Зашумела вся палата,
Воевода первый встал.
Возмущённо: «Это плата,
Что он русским князем стал?

Он позорит Русь Святую,
Его ждёт у нас поруб.
Да за выходку такую
Можно голову в отруб».

- «А как хан к тому отнёсся?» -
Воронец с места спросил.
- «От участия не отрёкся,
Разобраться пригрозил.

Отпустил князей обратно
И Тудана пригласил.
Брат его, погромщик штатно,
Собрать войско попросил.

И тумены на подходе,
Точно знаю, что их шесть.
Суздаль первой будут вроде
Штурмовать, такая весть»

Дмитрий вдруг остановился,
Обвёл взглядом всех, кто был.
Внешне даже изменился,
Но вопрос в глазах застыл.

И опять Иван Пороша
Снова встал и предложил:
- «Не по силам бить их ноша
Я б измор, как меч вложил.

Измотать их в обороне,
Часть посадов надо сдать.
Люди в Кремль, как в гарнизоне,
А потом сражение дать».

- «Интересно, воевода …
Я прошу продолжить мысль» -
Дмитрий чуял смысл подхода,
Но добавил: «А в чём смысл?

Непосильная ним ноша
С Ордой нынче воевать?
Может ханов огороша,
Всем в полон заяву дать?

А Андрей, его ублюдки
Пусть целуют хану зад».
- « Нет, князь, кончились все шутки
Нет путей у нас назад» -

И Иван проникновенно:
- «Если встретить в лоб опять,
Перевес их непременно
Повернёт нас снова вспять.

Мы такое проходили,
Можно с Калки счёт начать.
Поколение сменили,
Пора сущность замечать.

Шесть туменов это много,
В рать нам столько не собрать.
Не судите себя строго,
Есть возможность их достать.

Батый с силой шёл, был хваток
До сих пор руины зрят.
А туменов пять? Десяток?
Нет! Их было шестьдесят.

И одна Рязань лишь пала,
Остальные все стоят.
Суть в дальнейшем показала,
Русский дух в нас им не смят.

Потому и предлагаю
Обороной измотать.
Взять все крепости считаю,
Он не сможет, так сказать.

Первой Суздаль будет жертва,
Вот и надо ей помочь.
На века будет бессмертна,
Если враг покинет прочь.
 
Все посадские на стену
И дружину им послать.
Обеспечат перемену,
Во Владимир отослать.

Если в Суздале сорвётся,
На Владимир не пойдут.
Тут Тудан Москвой займётся,
Все тумены будут тут».

- «Та-а-ак!» - князь очень удивился:
- «Всем Москву оборонять?»
Воевода не смутился:
- «Им Владимира не взять …

Он поймёт, что бесполезно
Лезть без толку на рожон.
Всех угробить неуместно,
Не за этим же шёл он.

Разорит ваши предместья.
Может быть один тумен
Он оставит для бесчестья
Князя, будет как размен.

Оборону я возглавлю,
Кремль в разор не отдадим.
Вот Звенигород оставлю
Даниилу, он за ним».
 
А Звенигород безлюдьем
Встретил прибывший обоз.
Мрачным заблагорассудьем,
Неприветливым в мороз.

Все повозки врассыпную
Только въехали на холм.
И по тропам, кто в какую,
Каждый в свой дом и умолк.

В устье их реки Сторожки
Сделан к Мяте поворот.
И Дютьково - свет в окошке
Ждут, … появится вот-вот.

Прибыли уже стемнело.
Полдня, как прилёг, проспал.
И уже потом всецело
Всё проверил, когда встал.

Раздал всем своим подарки,
Пряслицы пересчитал.
Рыбаку Ермиле к чарке
Гривну всё-таки отдал.

Жизнь вошла в свой ритм и русло,
Бесконечный цикл забот.
Где полно, а где-то пусто …
Где вообще невпроворот.

И казалось, что Дютьково
В стороне от всех сует.
Лес кругом глядел сурово
Кроме тех, кто в нём пригрет.

Но случилось, что и ждали,
Над Звенигородом гул.
Их звонарь, Протасом звали,
Главный колокол качнул.

И раскачивая ровно
Мощный, в пять пудов, язык,
Он всех звал и не условно
Бросить всё, к чему привык.

И набатный звон тревожный
Растекался, как с небес.
Для сёл дальних невозможным
Гул не слышать, хоть и лес.

И везде, где доносился,
Люди брались за топор.
В ополчение стремился
Каждый хутор, каждый двор.

Понимали, что татары
Это как лесной пожар.
Только жуткие кошмары
И чреда жестоких кар.

А в Дютьково за холмами
Гул набата очень слаб.
Ждан прислушался, кусками
Отголоски, как крик баб.

Знать почудилось с дороги,
В руки снова взял топор.
Заменить решил пороги,
Остывал дом до сих пор.

Но сосед Неждат сомнения
Ждана тут же исключил.
Гулу дальнему значения
Он придал и заключил:

- «Собирает воевода
Ополчение и рать!» -
Крикнул прямо возле входа,
У калитки, чтоб не ждать.

И трусливый тон Неждата
Ждана как-то и смягчил.
Он не тот, кем был когда-то,
Чуть в Рязани не почил.

Он в отличии от соседа,
Видел их почти в упор.
Эти рожи в память деда
Помнит с дрожью до сих пор.

Кстати бегство из Рязани
Без последствий обошлось.
Может и сейчас без брани
Обойдётся и срослось.

Но в Звенигород придётся
Всё ж идти, так он решил.
Только он Орде взбрыкнётся.
Про Козельск он не забыл.
 
Там татар перемололи …
Ни один тумен пропал.
Орду напрочь распороли,
Батый войско в Степь убрал.

Ждан всё помнил и надежда,
Что татарин будет бит,
Рассуждал ни как невежда,
А как тот, кто не вопит.

И он сам засобирался,
Взял копьё, достал и меч.
И с кольчугой разобрался,
Так как стал широкоплеч.

И секира, словно бритва,
Для обычных близких драк.
Если там случится битва,
То она не для атак.

Собираясь по набату,
Никто вслух и не роптал.
Понимая - супостату
Дать отпор момент настал.

Ждан своих, как бы страхуя,
Всех запрятал в дальний лес.
С ними и, не согласуя,
Сам решил в противовес.

И в Звенигород, а как же?
Воевода приказал.
Полк селян, чуть больше даже,
Свою верность доказал.

Шёл он чащами лесными,
Чтобы след не показать.
Можно было бы иными,
Но решил не рисковать.

Выбирал места глухие,
Где зимой жил только зверь.
А грабители лихие
Не ходили здесь теперь

Ждан их леса вышел прямо
На Москву-реку и холм,
Где Звенигород упрямо
Подготовку к драке вёл.

За стеною многолюдно,
Ополченцы всё идут …
Кто-то с семьями прилюдно
Даже скот с собой ведут.

Так что площадь у Собора
Всю заняли, кто пришёл.
Их возы, как место сбора,
До чего народ дошёл.

Ждан не этим поразился,
А чем занят был народ.
Возле проруби толпился,
Воду брал, как в огород.

Вёдра, бочки, кто бадьями
Воду поднимали вверх.
И она потом ручьями
Вниз, покрыв ледком поверх.

Холм водою заливали,
Превращая всё там в лёд.
Все подходы исчезали,
Вряд ли кто вот так пройдёт.

Ждан припрятав свои лыжи,
К воротам с большим трудом.
Скользкий лёд был твёрд, чем ближе,
И накатанный притом.

На воротах ратник с пикой,
Пропускал только тиун.
Был фигурой не безликой,
Износок слыл, как не лгун.

Фалалей, он воевода,
При себе его держал.
Износок был из народа,
Потому он многих знал.

Ждан отнюдь не исключение,
Он тиуна поощрял
Всякий раз, когда значение
Слов его итог менял.

- «Здравствуй Ждан!» - его увидя,
Тиун громко произнёс.
И как будто бы предвидя:
- «Твоё место в строй я внёс.

Вон на стенке над обрывом,
Много рядом земляков.
Там и встретишься с прорывом
Этих дьявола сынков».

Ждан зашёл за стену тут же,
Оказавшись в гуще тел.
Ржали лошади натужно,
И костёр кого-то грел.
 
Он сходил на стену, глянул …
Там действительно обрыв.
Глядя вниз, слегка отпрянул.
Лезть по льду оттуда - срыв.

Снова вниз к толпе спустился.
Он Звенигород не знал.
Шум внизу слегка сгустился,
Каждый что-то обсуждал.

Там, где двор был воеводы,
Площадь вся была в возах
У Собора лишь подводы,
Тётки всякие в слезах.

У крылечка воеводы
Сотня ратников стоит.
На щитах не для угоды.
Герб московский, как горит.

- «Неужели князь приехал?
Даниил Московский здесь?» -
Ждан с догадкой, как подъехал
На внезапность, ставшей весть.

Вдруг его кто-то окликнул,
Это ратник был, земляк.
Из Дютьковских, аж подпрыгнул:
- «Ждан! Откуда? Ты ж добряк».

Зять приятеля Василий,
Сразу вспомнил имя он
Без каких-либо усилий.
Ждан в Дютьково всем знаком.

- «Так ты с нами?» - с удивлением.
- «С вами, с вами, Вася, я …
Все заряжены спасением,
Мы ж в Дютьково, как семья».

Меч и щит, и плащ дружинный
Придавали знатный вид.
Стал не парубок наивный,
А приличный индивид.

Хоть годился этот Васька
В сыновья ему как раз,
Не мужик стал сельский, связка
Улетучилась вся враз.

- «Лезь наверх» - дружинник снова:
- «Там Ермил уху принёс.
Ты же знаешь рыболова,
Только что чугун понёс».

Ждан, сказав в ответ: «Спасибо!»
Сразу же полез наверх.
Там с оглядкой надо ибо
Насмешишь фингалом всех.

Кряхтя, вылез на площадку,
Помянув при этом мать,
Ермил первый, как догадку:
- «Ждан? И ты повоевать?»

- «Нет, Ермил, решил размяться» -
Ждан ехидно: «Раз ты тут,
Нам татарина бояться?
А они уху зачтут»,

Громкий смех, как подтверждение,
Не упал здоровый дух.
Рядом с ним на разговение
Он увидел ещё двух.

Был один из них посадский,
А второй Дютьковский, наш.
Аромат стоял рыбацкий,
Заурчал желудок аж.

Чугунок ещё дымился,
Пар над ним слегка витал.
Запах, рыбы словно лился
В то же время и ласкал.

Ложки рядышком лежали,
Хлеб и даже был чеснок.
Будто здесь его и ждали,
Отлучился на часок.
 
- «Хлеб да соль» - очень любезно
Ждан приветствовал их всех.
- «Едим свой» - в ответ известно
Так глаголят и не грех

Дул с бойницы пусть не сильный
С реки свежий ветерок.
Кто здесь был, не щепетильный,
Всё припас и даже впрок.

Две рогатины и копья
Были сложены у стен.
И тулупы, не лохмотья,
Длиннополы до колен.

Так что были все готовы
И в морозы здесь сидеть.
Пусть условия суровы,
Им не первый раз терпеть.

Указав на место с краю,
Ермил вежливо: «Садись!
Любишь рыбу, я же знаю,
Все свои здесь, не сердись.

Новости, привёз какие?»
- «Я ж с деревни, тишь да гладь.
Это здесь дела лихие,
Ваш набат заставил встать.

Сам бы рад услышать что-то.
Где татары бы узнать.
Неизвестность давит, … то-то.
В этом надо убеждать?»

Тут посадский и вмешался:
- «Утром прибыл Даниил.
Он с народом не общался,
К воеводе в дом спешил.

С ним дружина небольшая,
Душ четыреста-пятьсот.
Нашим вроде не мешая,
Кто к кострам, кто у ворот.

А ещё боярин важный,
Звать Протасий Воронец.
Хоть боярин, а отважный,
Меч при нём, как кладенец.

Говорят, приятель князя,
Из Владимира прибыл
Строить княжество, украся
Всю Москву, чтоб город был.

Что сейчас с Москвой, не знаю.
Видно есть какой-то план.
Я служивых почитаю
И Фалалей не профан».

В тот же час у воеводы
Собрался большой совет.
Князь начал: «Вот злости всходы!
Теперь это не секрет.

Князь Андрей принёс несчастье,
Проклинаю, хоть и брат.
Он, как дьявол, как ненастье
Губит Русь, как супостат.

Это он в Сарай скатался
У Тохты там попросил
Взять Владимир, а сам стался
Князь Великий. Убедил!

И Тохта, как хан Великий,
Шесть туменов снарядил.
Хан Тудан, жестокий, дикий
Брат его и приступил.

А Великий князь брат Дмитрий
Всё в Москве нам рассказал.
И свой план, простой нехитрый
Там сказал и показал.

Шесть туменов хоть и сила,
Но не мощь, как говорят.
Орда Батыя косила,
Их там было шестьдесят

Тем не менее, Тудана
Просто в сече не разбить.
Только без самообмана,
Нет, силёнок победить.

И как выход с положения
В обороне измотать.
Города держать, сложения
Даже мысль не допускать.

И вот Суздаль удержался,
Разорили лишь посад.
И Владимир попытался,
Потерял тумен, не рад.

На Москву сейчас насели,
А верней московский Кремль,
Все посадские там сели
И с ближайших деревень.

Возглавляет оборону
Воевода, он москвич.
Он к Кремлю, как к бастиону,
Им здесь лавров не достичь.

А меня просил собраться,
Город этот отстоять.
Не должны и здесь сдаваться,
Им Звенигород не взять»

- «Ополченцев у нас много» -
Фалалей как бы в ответ:
- «А вот луков, до смешного,
Очень мало, почти нет

Здесь дружина небольшая
Лишь ворота охранять,
Ситуация такая
И давала мирно спать».
 
- «Здесь со мной моя дружина,
Пусть состав и невелик,
Это только половина
И собою не безлик.

Лучник каждый превосходный
Да к тому ж вооружён.
Меч, копьё к сражению годный
И щитом с гербом снабжён.

В плане рать иметь такую,
Вон Протасий подтвердит.
А для княжества иную
Просто гордость не велит.

Булавы и шестопёры,
Самострел, топор-чекан,
Кистени, булав дублёры,
Рать получит. Вспомнит хан.

Но сейчас одна задача
Натиск дикий их сдержать.
Бить, нещадно не судача,
Словно крыс, уничтожать».

Фалалей уже у двери
Вдруг Протасия спросил:
- «Ведь Тудан, неся потери,
Озверел. Нам хватит сил?

Говорю, как воевода,
Не пойми, что я боюсь,
Злость на этого урода
В нас кипит, я не смирюсь».

- «Скоро будет подкрепление,
Думаю, должны успеть.
Часть владимирцев, есть мнение,
Вот-вот будут погреметь.

Дмитрий так распорядился,
Он же наш Великий князь.
Когда стольный град отбился,
И послал, … такая связь.

Часть в московский Кремль направил,
Там Иван уже принял.
Остальных сюда отправил,
Зная, что брат предпринял» -

Говорил Протасий умно,
Впечатление произвёл.
Фалалей ему: «Разумно  …
Встретим хана раз забрёл».

К вечеру дружинник Вася
Земляков предупредил:
- «Ждите здесь на башне князя,
Сам проверить всё грозил.

Так что будьте все на месте,
Мало ли, вдруг спросит вас
Об оружии, о чести …
Не тушуйтесь, князь наш класс».

Сразу все на место встали
Все попарно у бойниц.
Ратник с луком, как сказали,
Стрелы, будто горка спиц.

Ополченец рядом тут же,
Пика с ним и рядом меч.
Есть рогатина, … не хуже,
Это для особых встреч.

Ждан конечно волновался,
Князя не видал живьём.
Хоть в Москве и ошивался,
Чаще, если продаём.

И потом с мужицкой рожей,
Как свинье в калашный ряд.
Мог бы встретить, но в прихожей
Церкви, скажем, где обряд.

Сам себе снимал волнение,
Думая: «С чего бы вдруг?
Был одет, как ополчение,
Не в лохмотьях все вокруг.

Копьё острое, как шило,
И топор новьём блестит.
Если что не так и было,
Так с неделю был не брит».

Бороду, усы в порядке
Постоянно содержал.
Как чеснок и лук на грядке,
В аккуратности держал.

Появился князь внезапно,
Первым вышел на помост.
Был в кольчуге цвета вапно,
Меч украшенный непрост.
 
Первым делом он к бойнице
Вниз оттуда посмотрел.
- «О-о-о!!! …сюда по силам птице …» -
И немного побледнел.

Подошёл Фалалей сзади:
- «Весь бугор водой залит,
Не сдадим ему пяди,
Лёд и разум победит».

Рядом с ними был Протасий,
Даниилу стал, как друг.
Не имея разногласий,
Он решил вмещаться вдруг:

- «Ополченцев очень много,
Половину надо вниз.
У ворот пока убого.
А прорыв? Годить сюрприз?

А владимирцев на стену,
Вот они уже идут.
И конечно не на смену,
Все там лучники, как тут».

Воронец сказал негромко,
Но услышан князем был.
- «Фалалей!» - окликнул громко:
- «Всё слыхал? Тебе посыл».

Наконец всё стало ясно,
Ждан понял - вот он набат.
И тревога не напрасно,
А усилилась стократ.

Ночь прошла почти спокойно.
Ждан поднялся в караул.
Все дружинники пристойно
Каждый вроде прикорнул.

Он смотрел через бойницу,
Небо стало розоветь.
Не похоже на зарницу,
Всё же начало светлеть.

Постепенно гасли звёзды.
Диск луны стал пропадать,
Как бы таял в море бездны,
Чтобы что-то разгадать.

А восток алел всё ярче,
Мир менялся на глазах.
Точно в холод стало жарче,
Хоть мороз был при делах.
 
И вот выглянуло солнце,
Глядя, Ждан на миг ослеп.
Будто Бог открыл оконце,
Новый день рождался, креп.

На реке лёд заискрился,
Засверкал, как диамант.
День, как с радостью родился,
Чистый, свежий вариант.

Ждан зажмурился вдруг даже,
Блеск реки, как ослепил.
При его житейском стаже,
Он такого не ценил.

И опять прильнул к бойнице,
Не поверил, что узрел.
По реке, как на водице,
Вдруг пятно, а лёд чернел.

Он не сразу догадался,
Что Орда это идёт.
Клин их лихо приближался,
Словно в гости кто-то ждёт.

И Ждан кинулся к дружине,
Чтобы на ноги поднять.
Но набат, как лось в трясине,
Взвыл, чтоб бедствие принять.

Не один он был смотрящий,
Кто-то дал звонцу сигнал.
Так что рёв был настоящий,
Тон тревоги вмиг задал.
 
И защитники заняли
Место, каждый его знал.
Смолк набат, и все поняли,
Миг решающий настал.

Тишина кануна битвы,
Придавила точно груз.
Слышен тихий звук молитвы,
Зов души, а не конфуз.

На Звенигород летела
Стая самых чёрных душ.
Ширь Москвы-реки чернела
От людей, уже не чушь.

Сотня первая промчала,
Головы не повернув.
Город, как не замечала,
Лица в гриву лишь уткнув.

Безразличье оскорбляло,
Кое-то начал роптать.
- «Что всё это означало?» -
Говорили: «Как узнать?»

Стены стали вдруг казаться
Ненадёжными, как фарс.
А небрежность их касаться
Только стен, как часть коварств.

Тем не менее, движение
Продолжалось, как поток.
Создавалось положение,
Не на город их бросок.

Только князь и воевода
Понимали, это трюк.
- «Заморозит их погода,
Два-три дня и им каюк» -

Фалалей сказал спокойно,
Даниил в ответ кивнул
И добавил: «Непристойно
Бегать мимо, … не блеснул»

Вскоре подошли пороки,
Камнемёты их конёк.
- «Эти чудища жестоки» -
Ждан отметил, как намёк.

Под холмом установили
Против городских ворот.
Потом камни подвозили,
Кто ворота в щепки рвёт.

Вдруг тумен остановился,
Дал по стенам с луков залп.
Мир на этом завершился,
Наступил другой этап.
 
Дни осадного сидения
Ждан запомнил на всю жизнь.
Ужас, как для озарения,
И азарт борьбы крутизн.

Боль утрат и крик победы,
Обречённость и твой шанс,
Вместе с радостью и беды,
Да усталость, как нюанс.

А пока внизу колдуют
У пороков их отряд.
Глыбы камня сортируют,
Те, что в город полетят.

Наши лучники за дело
Наконец- то принялись.
Стрелы в цель летели, зрело
С чувством гордости, кажись.

Но татары на потери
Равнодушно, как и нет.
Их так много, … словно звери
Жалость как бы под запрет.

Прикрываясь, где как можно,
Камень ложат на рычаг,
В углубление осторожно,
Чтоб не выпал просто так.

И с десятка двух изделий
Камни вдруг взлетают вверх.
Скоростью стрелы у целей,
Был рассчитан на успех.

Но потом уж на излёте,
Свою скорость потеряв,
Вниз летят и в их полёте
Люди видят, залп коряв.

Камни падают на склоне
И по склону снова вниз.
На пороки, … об уроне
Где-то вой, на стенах визг.

Громче всех орал Василий:
- «Вот вам нехристи от нас!
Наших нет пока усилий,
Залезайте, встретим вас!»

И уже, как тараканы,
Татарва полезла вверх.
Тянут лестницы болваны,
Вниз летят, сшибая всех.

Но ступеньки вырубают,
Чтобы как-то устоять.
Зиму русскую ругают
И пытаются стрелять.

Всё ж срываются к подножью,
Где скопилась груда тел.
Кто ведомый гнусной ложью,
В город запросто хотел.
 
И карабкаются снова,
Обезумев, что всё так.
Стала местность вся бордова
От кровищи, от атак.

А с бойниц летели стрелы,
Камни, лёд, даже песок.
От татар только отстрелы,
Но напор был их высок.

Лезут, лезут и не видно
Будет ли когда конец.
- «Бабы-ы!!!» - со стены надрывно:
- «Ну, хоть что-то, наконец!

Стрелы, камни на исходе …» .
Ждан с рогатиной в руках:
- «И они же на подходе!
Нет намёка на их страх!»

И с посада жёнки, детки
Носят камни, связки стрел.
Тут же даже малолетки,
Каждый маленький пострел.

Штурм предельно накалился,
Малость и … вот-вот прорвёт.
Ждан в бревно, как клещ, вцепился
И взревел: «Он не пройдёт!!!»

И швырнул, кто на подходе,
И, о чудо, все потом,
Как горох, иль в этом роде,
Вниз посыпались гуртом.

Это всех воодушевило,
Стали брёвна вниз кидать.
И татар как будто смыло,
Пыл пропал у них видать.

Штурм на время прекратился,
Но татары не сдались.
Обстрел вновь возобновился,
Стрелы с паклей понеслись.

И Звенигород в мгновенье
Стал пылающий костёр.
Тушить пламя население
Тут же стало, как свой двор.

Пламя бесится по кровле,
Но порыв тушить един.
Где-то он и остановлен,
Но пока дым властелин.

Клубы дыма, как зараза,
Вдоль стены волной идут.
И дышать нет сил от газа,
Ратник выстоял и тут.

Ждан один почти вслепую,
Камни в бойницу кидал.
Всё ж в надежде, что в какую
Цель он всё же попадал.

Ночь пришла, как всех накрыла,
Темень полная и смрад.
Но тревога не остыла,
Каждый знал, за стенкой гад.

Среди ночи на площадку,
Где Ждан город защищал,
Князь пришёл, вселив догадку,
Мол, случилось, что вещал.

Рядом с ним же воевода.
Фалалей пока молчал.
Даниил: «Ты ж из народа!
Сам Христос, поди, венчал.

Как зовут, скажи любезный,
Ты же подвиг совершил».
- «Князь я раб ваш, здесь известный,
Ждан зовут, всегда здесь жил».

- «Ты повёл себя пристойно.
Фалалей, к себе возьмёшь?»
- «Сто б таких и жил спокойно.
Ну, так как, ко мне пойдёшь?»

Ждан вначале растерялся,
Но собравшись, всё ж сказал:
- «Род к земле здесь привязался.
Я добра владельцем стал.

Есть семья, своё хозяйство,
И плачу исправно дань.
Здесь зачем? А негодяйство
Губит, как мою Рязань».

Утром штурм возобновился
И сместился, где был Ждан.
Как в конвульсиях враг бился,
Пёр упрямо на таран.

Встречен, как и накануне,
Бьющим в цель, лавиной стрел.
В каждой, вроде как вещунье,
Смысл заложен, своё спел.
 
Кроме приступа татары
Били с луков, видя цель.
Били метко и удары
Наносились, как в дуэль.

Фалалей неоднократно
Появлялся, где провал.
Расставлял всех адекватно,
И быть скрытным призывал.

Ну, а лучникам отдельно,
Бить их лучников крутых.
Не стрелять в толпу бесцельно,
А тем более холостых.

Ждан заметил за рекою,
Где лес дальний, чёрный дым.
- «Жгут деревни!» - и рукою
Показал со взглядом злым.

Вдруг труба с Воротной башни
По тревоге стала звать.
Там татары, не вчерашни,
На стене! Как понимать?

И со стен, где всё же легче,
Устремились помогать.
Злость кипела ещё резче,
Скинуть в реку, в клочья рвать.

На помосте у Воротной
Сотни две уже татар.
И ещё ползут к исходной,
А там, в город их товар.

Взять вот так? Не тут-то было …
Драка русская не штурм.
Здесь не меч, кулак дробило
С кистенём не наобум.

Схватка стала жесточайшей,
Фалалей возглавил схват.
Пример храбрости ярчайший,
Выше ворога стократ.

Всё смешалось: копья, луки …
Рукопашный бой свиреп.
И татар тела без муки
Вниз летели в свой вертеп.

Подошла дружина князя.
- «Бе-е-ей их!!!» - крикнул Даниил.
И крушил с коня не слазя,
Этим только вдохновил.

Лязг оружия, топот, стоны …
Чай в Москве был слышен гул.
У войны свои законы,
Побеждает, кто смекнул.

Даниил и  догадался,
Где татарам дать урок.
Цвет Орды весь здесь собрался,
Их центральный позвонок.

В самой гуще оказался
Ждан,  … рубить устал.
Гибли наши, он пытался
Мстить, а сам едва дышал.

Перед ним, как вырос словно,
Вдруг татарин и не прост.
Панцирь яркий не условно,
Ханский шлем, приличный рост.

Длились всё это мгновенье.
Он копьём ударил в грудь.
Хруст услышал, продолженье
Стало страшным, просто жуть.

На него вдруг все татары
С диким воем изрубить.
Не успели. Их удары
Были смяты, чтоб добить.

Как-то быстро всё затихло.
Часть татар, вдруг сдалась в плен.
Всех убитых в ров, где рыхло.
Ждан не ждал подобных сцен.

Подошёл князь и учтиво,
Ждан на корточки присел,
Молвил вдруг: «Ты просто диво!
Ты ж один Орду сумел!!!»

Фалалей уже с улыбкой:
- «Знаешь хоть кого убил?
Брат Тудана! Не ошибкой
Был удар твой, так-то мил.

Хан Урчак, тобой убитый,
Был мурза, к тому ж визирь.
И Великий хан сердитый
Не простит. Тудан стал хмырь.

Как? Пойдёшь в мою дружину?
Будешь сотник! Сотню дам».
- «Если нос свернули джину,
Я домой. Спасибо вам».

С лёгким сердцем возвращался
Ждан домой, в любимый дом.
Навсегда с войной прощался,
Позабыть хотел о том.

Всё ж отходчиво сознание,
А иначе не прожить.
Жить в тоске, в негодование …
Значит всё похоронить.

И легко скользили лыжи,
Ждан кричал, как шкет свистел.
Даже белки, пусть бесстыжи,
Разбегались, как от стрел.

И с холмов лесное эхо
Отвечало, как в ответ.
Он летел на лыжах лихо,
Ничего прекрасней нет.
 
Вёрст за десять дым увидел
Сердце, как оборвалось.
Там Дютьково было, видел
Дым оттуда. Что стряслось?

Он ускорил, бег не зная,
Что здесь можно предпринять.
Запах гари ощущая,
Страх старался отгонять.

И вот выбежав на сопку,
Он Дятьково увидал.
За версту вышел на тропку,
Дым буквально убивал.

А Дятьково догорало,
Каждый дом почти сгорел.
Население пропало,
Не слыхать, чтоб кто ревел.
 
Копьё выронив, бессильно
К пепелищу он побрёл.
Видеть это непосильно,
Словно в пекло он забрёл.

Угольки уже остыли,
Значит, первым дом сгорел.
- «Но мои в лесу же были» -
Он, подумав, оробел.

За трубой печной рукою
Он пошарил свой тайник.
Там две гривны под золою,
Жар огня и к ним проник.

И он понял – всё пропало!
Вся семья взята в полон.
Посмотрел на всё устало
И пошёл отсюда вон.

Он в Звенигород добрался
Лишь под утро, ночь не спал.
К воеводе в дом собрался,
Благо тот недавно звал.

Фалалей же, как обычно,
Утром вышел на обход.
- «Ждан?» - воскликнул; «Непривычно
Видеть здесь. Есть поворот?»

- «В рать возьмите, как хотели».
И разжал ладонь потом.
А в руке его блестели
Те две гривны, но комком.