16. У трона короля на пике власти. Фаворит

   (предыдущий фрагмент главы из тома «Генриетта», роман «Миледи и все, все, все»
   http://stihi.ru/2020/07/08/8051  «15. И в спальне, и в гуляньях ассамблей»

…Парнишку поучал король неспешно:
«Сейчас ты юн, здоров, красив и    свеж,    но
удача, Стив, не фунт изюма, слышь!
Питая гнев, тревог не умалишь.
Мир бед земных расценивай как смежный
с калиткой в преисподнюю, малыш!
Оконный вид на ад не засмолишь»…
…Жизнь временами – это ад кромешный,
что поспешит оспорить      дама     лишь.
И с     молодости     Джордж жил небезгрешно,
и      после,      превзойдя период вешний.
Для короля он был всегда «малыш».
Гигантским ростом хоть     кого     пленишь!..
И внутренней политикой, и внешней
герою, несмотря на весь престиж,
не так уж заниматься безмятежно,
как мысленно представил он поспешно.
Всей властью обладая      дома     лишь,
он с нею выбирался за     рубеж,    но…
за  большее служил Джордж трону честно.
Мадрид он посетил, потом Париж.

В местах, где суть законов непролазна,
всегда ли герцог действовать мог гласно?
Действительность сюрпризы сплошь таит –
натуре нужен воск, как и гранит.
Играл лорд невпопад, однако классно
владел влияньем на земных харит.
Врагов он не вводил ещё в      коллапс,    но
лавировать умея всяко-разно,
кормушки находя не средь корыт,
Джордж Вилльерс суетился не напрасно,
замахиваясь даже на Мадрид.
Полюбит   ли Европа, иль взбодрит –
вступать на материк не    столь    опасно,
чем в Англии родной ходить по стрит.
Враги ожесточились до маразма.

Монаршим покровительством покрыт,
монарху первый друг и замполит,
жил герцог Бекингем не слишком праздно,
нечасто так, как совесть жить велит.
У герцога бывали дни ненастны,
и гибели своей ждал бравый брит…
«…Пусть он гигант, а мы все коренасты,
однако   засиделся   фаворит
у трона короля на пике власти»! –
парламент сам себе благоволит
к тому, чтоб фавориту склеить ласты,
иль экстренно и шумно повалить
ниц выскочку породы языкастой,
как только тот проявит снова прыть.

Коль сделает он общество несчастней,
коль выстоит при шквале неприязни,
уместны компромат, ложь, порча – три
весомых компонента к весу казни…
…В политике гуманность несуразна:
проглядывает чуть из-под чадры.
Посулы облекаются в мёд классно.
Улыбчивы, отзывчиво бодры,
политики разводят грязь негласно.
Политиков бьёт недруг в бровь и в     глаз,    но
они к нему настолько же «добры».
Чуть что, оставят пустоши да пни.
На головы, мечтам не сообразно
стремглав метаморфозы лягут властно.
Речь не про годы. Даже не про дни.

В политике большой ничто не ясно,
на взгляд ещё     невинно      до поры…
Подначивает дьявол не напрасно:
«В политике таись, иль грубо ври».
Толкая в путь азартный, но в опасный,
не меркнет (знают люди-упыри)
веками у политиков свой пастырь.
Но вдоволь (просто так, иль на пари)
его попробуй кровью напои!
И все ведут смертельные бои –
спасенья нет от этакой напасти,
хоть сам своей же      крови      хлебани!
Политикам у дьявола быть в пасти
всенепременно:     тягой в ад больны,
коль чересчур озлоблены они…
Политика лишить пытаясь власти,
уместно начинать с его родни.

Едва ль родня проводит тихо дни.
К примеру, младший брат – не головастик,
и компромат (ну, прямо-таки праздник!)
любой  найдётся – к    бабке     не ходи!

Такого     нет,     жаль, как у гончей, нюха
в природе человека. Редкий дар!
Пришлось двум братьям Вилльерс очень туго,
в них долго пессимизм преобладал,

как только от тяжёлого недуга
король английский Яков дуба дал,
и герцог Бекингем лишился друга.
(Смерть, сжалившись, открыла свой портал.)
С наветами всё вышло шито-крыто.

Самих себя как мстителей дразня,
взбрыкнула вся враждебная элита:
у недругов в опале вся  родня
двойного фаворита-сателлита.

Джон Вилльерс, младший братец фаворита,
как следствие интриги и вранья,
был обвинён парламентом открыто
в преступном отравленье короля…

В пушку, иль нет, у обормота рыльце –
для бегства прочь  Большая есть земля.
Смешались там так тесно морды-лица,
что Истине велик размер зерна.

Дворянство променяв на жизнь затворца
под вымышленным именем торговца,
обрёл Джон в бегстве временный покой,
но всюду был со шпагой, не с клюкой.
Париж    лояльно    встретил незнакомца.

Невзрачный ужик, а не анаконда,
беглец квартировал с одним слугой.
Тот, став телохранителем виконта,
держал в ночь пистолеты под рукой
и спину выгибал, как кот, дугой…

...Красотка в дом, что благодать во храме!
Рождён не каждый  в двери стук... ветрами.
Страна ночная  –   хищная     страна!
Однажды в дверь запахло вдруг цветами
(учуял нос, кем благодать дана)
и сонный Джон открыл на стук дверь даме,
случайно перепутавшей дома
(она искала адрес дотемна).
Так вносит судьбоносными ветрами
своей грядущей жизни семена
душа, на шлейке кармы семеня.

Джон хищно улыбнулся для острастки.
Не знал он, что шальные предки баски
ей смелость передали не на миг:
девица в дом шагнула без опаски.

Такое полуночное шмыг-шмыг
откуда взял Париж?! Из привозных?
Невиданное личико! Без краски.
Но сразу обаянья флёр возник.

Краса     незаурядная    для ласки
со стороны поклонников земных,
как самых юных, так и пожилых.
Такой приход  –  уже   причина встряски.
Ни глаз заплывших, ни зубов гнилых…
Девица, чуть прищурив с ночи глазки,
подставив опрометчиво без маски
под свет от канделябра юный лик,
в мужских глазах прочла, что без рюмашки
вмиг от её красы стал пьян мужик.
Такому культ самца – не для отмазки.
Власть красоты – не по   любому   пшик.
Для глаз повесы, верящего в сказки,
всегда прекрасней то, что средь чужих.

В лицо не    знал   принцессу Джон, но просто
от вида красоты столь юной броской
он, словно задохнулся, онемел.
Одета скромно (но и в не обноски)
та всё предусмотрела, кроме мер

защиты от своей же красотищи.
Уж если ты богиня, так  сойди же
на землю смертных, чтобы кто-то сдох,
восторгами застигнутый врасплох.
Такую не найти ведь и за тыщи!

Тем более краса – со всех сторон
и каждый ею сильно впечатлён!
В свои пятнадцать Генриетта страстно
Уэльским    принцем   увлеклась, чей трон,
традицией и славой озарён,
считался априори не напрасно
британским скорым    будущим,   согласно
прямым правам наследованья. Трон
двух королевств манил не за углом,
принцессе не    светило   чудо-приза,
облом он и во Франции – облом,

но дева уповала на маркиза
де Молина – магистра тайных сил.
Магистру не понадобилась виза.
Пролезть в Париж без спросу – это вызов
правительству и просто дерзкий стиль.
Маркиз, компрометируя маркизов,
инкогнито в Париже вновь гостил,
и потому не он сам зачастил

к принцессе, а к    нему   в ночь Генриетта
пришла тайком с подругой в первый раз…
…Чуть-чуть небрежно сделав реверанс,
красотка, извинившись, неприметно
могла б от Джона после пары фраз
уйти навеки, но виконт погряз

в рутине серой. Импульс – мчать вдогонку –
достигнув небывалой остроты,
встряхнул виконта. Чудо-незнакомка
ушла, условно дверью хлопнув громко,
в душе виконта по капризу Рока
перевернув каноны красоты.
Наряд – как показатель класса, стиль…
Джон в шоке был от женской простоты:

«Ночной Париж – не  лучшая  из здравниц.
Красотки понесут свой крест одни»?!
Джон выследил таинственных красавиц
незримо, безо всякой трескотни…
...Принцесса излучала блеск, а с ним
увидевшему шутки плохи! Зависть
к кому-то из счастливчиков не даст
уснуть, на авантюру пнув не раз.
От ревности теряют ум, терзаясь,
однако Джон – совсем не лоботряс...

...Таинственна красотка, как ундина!
Отчаянная ревность – не рутина.
Джон злился, сквозь угрозы матерясь,
и позы принимал во тьме картинно.
Но сам себя не     выпустишь    в тираж,
коль скажется публичность негативно.

«…Своей дворянской чести вопреки,
я должен опускаться до брехни,
косить вновь под мещанскую скотину,
иль раком зарываться в ил и тину.
Как мещанину мне не хоть бы хны.
Что толку, что держу я прямо спину
и знаю, что    виконт     я, а не хмырь!
Рад предложить бы ссору, а не мир…

Дворянский статус (пусть условно) сгинул.
Дворянскую честь прячу от гостей
и тут, лишь закрывая   ставни  –  с ней
опасней, но… плебеем жить грустней.
Сомнительный     весьма для жизни стимул –
седлать недорогих себе коней,
но... жизни по любви не стать бледней.
Из-за любви я делаюсь настырным.
Я чувством весь объят, ей Богу, сильным! –
слуге признался Джон. – В рутине дней
Париж теперь мне стал куда милей»!..

С размахом авантюрным (но и стильным)
Джон действовал всё более смелей.
Без прав дворянских шастать по гостиным
во двор чужой влез, будучи настырным,
влюблённый с устремлением, ей-ей,
всё лицезреть, вплоть до игры теней.
Среда богинь живёт особым стилем?
Наверно, нет ни крыс, ни   вредин   в ней…
С желаньем будоражащим, но мирным
увидел встречу лиц наедине
Джон издали в подсвеченном окне:
красотку с импозантным дворянином.
С таким, что в   горы  – жуть, что по  равнинам…

«Мне выпала дилемма из дилемм:
я либо ем вприглядку, либо ем», –
Джон огорчён, что чудо скачет мимо…
У Джона не жирафы ли тотем?
Подглядывать – желанье применимо,
но мало что   услышишь,   между тем.

Ни звука не проникло из-за стен.
Стекло не пропустило речь и имя.
Но, слава Богу, нету между ними,
видать, любовной близости совсем!..
...Где чувств фонтан, там –   ревности    бассейн.

На ангела смотреть, слюну роняя,
привычка не совсем ещё родная,
но Джон готов лишиться всей слюны.
Был взор усилен отблеском луны.

Кто не смотрел на гостью, как на чудо,
кто выглядел таинственно, но круто,
наверно, пожелал ей то ли благ,
то ли… к делишкам собственным припряг…
Никто ещё не знал, что рано утром
суровый незнакомец второпях
(из рук не выпуская длинных шпаг)

внезапно съедет   из   дому с вещами…
Карета мчалась, остывал порог.
Какие же симптомы предвещали
причину, что внесла переполох?!
Ну а пока (влечения пролог)

грудь Джона охватил    истомы   обруч.
Всерьёз он был влюблён, но сам   собой     прочь
убрался – здравый ум неумолим,
дух под мещанской маской стал раним.

На следующий день, вернее, в полночь
у дома, что покинул дворянин,
крутилась подозрительная сволочь:
у двери трое, и во двор – один
украдкой прошмыгнул. И сам не     свой  –  злость
Джон в образе кипящего котла
почувствовал немалую, когда
представил всю опасность и серьёзность,
что ждут ночной девичий пешкодрал.
Кошмар ночных манер – не просто косность!
Озвученный шантаж – вам не хорал!

Налётчикам быть злей, вестимо, надо.
Грозят из темноты не кулаком,
а шпажной рукоятью – не платком –
натружена разбойничья ладонь.
Злодеи не с   бокалом   лимонада
красотку ждали к кастингу мадонн.
Дев    чёрт    в ночи выгуливал,    маня     до
губительной черты. Тут не амвон!
Джон выглянул в окно. Чьё ж это чадо
себя в ночь бережёт из ряда вон?..
Засаде нанести пора урон.
За юных женщин страшно. Вот досада!

Но ход шпионов будет предварён!
Ведь из окна считал Джон не ворон.
Две дамы приближались. Это ж надо
так «жаждать» грабежа, иль похорон!
Их смелостью виконт был покорён.

Пока не заработала засада
и воздух ночи был лишь накалён,
Джон выбежал со шпагой наголо,
а в каждом пистолете – по заряду.
Из пистолетов пару раз он кряду
пальнул не зря в ближайшее хайло
(чем по расходу пуль превысил скрягу).

С раненьями пока что пронесло.
Был не похож английский бой на драку.
С виконтом угодивший в передрягу
враг причинить не    смог   ответно зло,
но сдох, не    маскируясь   под беднягу.

Двух Джон пустил, как минимум, в распыл.
По скорости воздействий на ватагу
две пули в цель – эффектный образ сил!
Со следующим, переняв атаку,
и сходу в полумгле скрестив с ним шпагу,
покончил Джон не сразу. Но сразил.

А третьей маске    не    дал сделать шагу
слуга виконта – смертью пригрозил,
и лик врага похож стал на бумагу.
Ну а четвёртый был неотразим,
поскольку в бегстве, к собственному благу,
вернувшись со двора, смерть не дразнил…

– Не вдруг очнётся враг от пораженья.
   Что ждёт нас скоро? Я – не ворожея.
   Но лишний раз не лезу на рожон, –
виконт по сторонам ворочал шеей. –
   Сударыни, мы вас постережём,
   а вы держитесь нас без рассуждений.
   С той стороны на улице ещё
   какие-то во мгле я вижу тени.
   Они отсюда кажутся толпой,
   но вызов нам на бой не прокричали…
Девицы, оценив добро, в печали
и в ужасе тряслись, само собой.

Всего-то лишь минуты пробежали,
а кажется, час   бойни  дан Судьбой!
Девицам впору выть, как на пожаре.
Чуть не попали сходу на убой!

Не сеявши, такое вдруг пожали:
сраженье там, где, крадучись, шуршали
девчушки лишь вдвоём, а не гурьбой!
Гром выстрелов и чад пороховой.
Бедняжки ду'ши аж до   пят  ужали,
но свой попридержали визг и вой,
всё ж выехать надеясь на кривой.

Какой кошмар для нежных двух бутонов!
Что ж им передвигаться лишь ползком?!
А тут отнюдь ведь не    квартал   притонов!
Рисковым юным дамам не в укор…

В пространство, где остались все препоны,
вгляделся Джон:   «Резерв    их? Аж при   нём  мы
добычу их уводим. Наш фурор»!
Откуда ни возьмись, ещё шпионы
во тьме нарисовались, но в упор

не сунулись. Джон стал для них сюрпризом.
С их точки зренья, Джон преступный взор
внёс в их дела, творя свой произвол…
…Спасителем красавицами признан,
Джон до соседней улицы довёл

подружек – там стояла их карета,
и лошадь мирно хрумкала овёс.
Признательность девиц, английский форс,
мерси-мерси и миг возник ответа,
что ж дальше делать в ночь метаморфоз…

От женщин игнорируя вопрос,
как шайке он задал такую порку,
Джон млел, но отследил всё бодро-зорко:
– Их шайка там теперь нам не вредна.
  Толпа погони храбростью бедна.
– Квартиру вашу ждёт теперь     разор.     Кой
  чёрт дернул вас соваться в наш бедлам! –
признательность озвучила красотка
не на словах. – Пред вами в рост – беда.

– Без драк кровавых жизнь у нас скудна.
  Бои нам – как ирландская чечётка!
  Чем дольше, тем бодрее в никуда.
– Нельзя вам возвращаться, господа,
  туда, где ждёт вас смерть! Признайте чётко!
  Теперь, считайте, вы – мой  гость.  Айда
  со мной – вам обеспечена ночёвка.

  И там вам не грозит невроз, скандал.
  Уйдём от риска, будем осторожны!
– Какие бы ни встретились там рожи,
  я время до утра бы скоротал,
  коль там у нас не спросят паспорта…
  Ударим прытью вскачь по бездорожью?
– О пешей – вспоминать я буду с дрожью.
Слуга нашёл занятие для рта

(поскольку стресс сидел уже в печёнках):
– Спать, спать, спать, спать, – звучало, как речёвка,
в устах слуги. – Бог взялся нас пасти!
Джон наводил к «ударнице» мосты:
– Проблемы ваши очень непросты.
  Наезд по вашу душу – не рисовка.
  Но чьи вы потревожили бразды?
  Кто   счёл, что вы – их приз, а не дешёвка,
  чтобы загнать свои же в гроб ряды!
  Шла из-за вас не   просто   потасовка.
  Кто ж    угрожал   вам, чудо доброты?!
– Не спрашивайте, иль грозит размолвка…
  Я в восхищенье, как дрались вы ловко
  в условиях и тьмы, и тесноты!

– Защитой стать для дам – здоровый стимул.
  Я рослый. Всё мне видно с высоты.
  Но речь не о моей    длине,  вестимо.
  За   вас   переживать невыносимо!
  Ужель с самою Смертью вы на «ты»?
– Со мной вам тесных связей не найти!
   Выпячивать навязчивость  красиво ль?!
  Чтоб дружба оставалась наша сильной,
  нельзя вам лезть в глубины темноты,
  которая окажется трясиной…

                (продолжение в «17. Не всякому, влюблённому в сестру короля»
                http://stihi.ru/2020/07/18/8113)