Исторические байки. Часть 50

Исторические байки. Часть 50.

Творческое долголетие.

Маттиа Баттистини, это,
Был итальянским там певцом,
И после нескольких десятков,
Лет, силу голоса имел.

Во многих странах выступая,
С конца же века, даже он,
В России долго проживая,
Сохранил очень голос свой.

Когда ж спрашивали причину,
Такого долголетия,
Творческого. Он отвечал там:
«26 зим в России жил.

А вы должны же знать, конечно,
Что всё у нас может на льду,
Прекрасно сохраняться. Так же,
Так сохранился голос мой.

Воля против воли.

После выхода томов первых,
Восьми, что написал тогда,
Карамзин, о России нашей.
Истории, нашей страны.

«Истории государства Российского»

И вот, Шишков, выпустил книжку,
(Он публицистом был тогда)
С резкой критикой томов этих,
Этих трудов Карамзина.

Карамзина друг, поэт Дмитриев,
(Крупным госдеятелем был)
Просил, чтоб Карамзин ответил,
На обвинения все те.

Но Карамзин не любил очень,
На критику там отвечать,
Отказывался сделать это,
Но, наконец решился всё ж.

Пообещал написать всё же,
В течение там двух недель,
Там свой ответ. Когда ж срок вышел,
То Карамзин привёз ответ.

В довольно же толстой тетради,
И стал читать Дмитриеву…
Вполне довольному за это,
Окончив чтение сказал:

Вот видишь, сдержал своё слово,
Исполнив твою волю я,
Теперь позволь же мне исполнить,
Исполнить волю уж свою.

И с этими словами бросил,
В пылающий рядом камин,
Эту тетрадь с своим ответом,
Условие выполнил он.

Лицо, как свидетельство честности.

Граф Мирабо, политик видный,
Французской революции,
Был человек, с умом блестящим,
Но внешности уродливой.

Однажды его обвинили,
В увозе, совращении,
Некой девы. И на суде он,
Решил себя сам защищать.

Короткую речь произнёс он:
«Господа! Я был обвинён,
Да, в совращении каком – то,
Я должен защитить себя:

В качестве моего ответа,
И оправдания – прошу,
Присовокупить лишь тут только,
К этому делу мой портрет».

А секретарь суда не понял,
Тут ничего. Зато судья,
Сказал ему: «Болван, взгляни же,
На лицо господина! Да, с»

К нам грянет Ленин.

Незадолго до революций,
«17 – го» года там,
Больше всего места в салонах,
Шли слухи о Распутине:

(«Старце» – Григории Распутине)

«Что он немецким был агентом,
И что с царицей был роман…
И что терпим мы пораженья,
Из-за него тогда в войне»

В ответ на те там разговоры,
Философ, литератор там,
То - Дмитрий Мережковский, скажет:
«А не приходит ли в головы вам:

Что старец, просто сын народа,
Что он скажет слово ещё ж?
Ничего мы не понимаем,
Ничего абсолютно, ведь.

В бездонную падаем пропасть,
К нам грянет Ленин!» После же,
После ж убийства того «старца»,
Распутина, он там сказал:

«Что, думаете, спасёт это?
Самый обыкновенный же,
Мужик убит. Но вот, который,
Мог сказать нечто всё же нам».

Ненужная деталь.

Английского банкира Сейра,
В заговоре был обвинён.
Целью которого там было,
Похитить короля тогда.

Георга –Третьего, что правил,
Чтоб вывести его потом,
Там в Филадельфию. В суде же,
Банкир при всех там заявил:

«Отлично знаю, зачем нужен,
Нашему королю банкир,
Но я совсем не понимаю,
Зачем  банкиру же король.

Приятно познакомиться.

Граф Платов, очень знаменитый,
Карамзину как – то сказал:
Рад познакомиться, я, очень.
Я сочинителей люблю».

«А почему?»  - Карамзин спросит.
«А потому - что все они,
Пьяницы, даже и пропойцы…» -
Вот так ответил Платов там.

Нелёгкий выбор.

Отец – Дюма сказал раз сыну:
«Послушай, Александр, ты,
Должен уже остепениться,
Пора уж приискать жену»

«Чью же жену, скажите папа,
Вы б посоветовали мне?» -
Сказал с усмешкой Александр,
Похлопав по плечу отца.

Просто и логично.

Однажды посетитель клуба,
Где Шопенгауэр всегда,
Обедал – задался вопросом,
К нему. Философ же сказал:

«Не знаю».  Тот, дерзко воскликнул:
«А я - то думал, вы большой,
Мудрец. Всё знаете на свете!»
А Шопенгауэр сказал:

«Знаете - знание на свете,
Всё ж ограничено всегда,
А безгранична только глупость».
Вот так его он осадил.

Разумеется, знаю!

Смирнова – Россет  Александра,
Беседовала раз с царём,
То, тогда с Николаем – Первым,
О Гоголе был разговор.

К писателю был император,
Там благосклонен сдержанно:
«Да, у него много таланту,
Как, драматического там.

Но я ему всё ж не прощаю,
Те выражения его,
И обороты слишком грубы,
И низкие» - заметил царь.

«Читали ль вы «Мёртвые души»?» –
Смирнова – Россет спросит царя.
«Да разве они его? – царь ей:
Думал, что Соллогуба, те».

Белая лошадь.

Полю Гогену там однажды,
Один аптекарь заказал,
Нарисовать ему картину,
Условие поставив там:

«Только знаете, я хочу, чтоб,
Она была понятной там,
Также простой» - сказал аптекарь,
Гоген взялся за дело там.

Причём ответственно там очень.
И написал картину он:
«Белая лошадь». А аптекарь,
Тут недовольство проявил:

«Месье, а почему же на картине,
Лошадь, зелёная у вас?
Лошадь зелёной не бывает!»
Воскликнул недовольно тот.

«Любезный, - отвечал художник,
С достоинством – А разве вы,
Что, никогда не замечали,
Как всё зелёным кажется –

Когда же вечером, удобно,
Устроившись в качалке, вы,
Там на веранде, отдыхая,
Полузакрыв свои глаза?»

«Я заплатил вам пятьсот франков,
За эти деньги я хочу,
Другую получить картину –
Заказчик твёрдо скажет тут –

Картину, но которой можно,
При дневном свете уже мне,
Там любоваться, наслаждаясь,
Не закрывая глаз своих!»