10 строф

Что-то прохладное...
Еле понятное...
Чем-то знакомое...
Где-то забытое...
Ставшее в части подсохшими пятнами,
а в остальном из металла отлитое...

С ним не намолишься - только намаешься.
Выставишь счёт и получишь разменную
криком молитву, которой раскаешься
в том, что оценивал душу бесценную.

Выстроишь планами жизнь окаянную -
бац, а за ней только смерть с импровизами:
там - без прощания, здесь - заэкранная,
слева - с Шопеном, вином и стриптизами.

Новое, старое, левое, правое -
всё это бьется, как сердце тревожное,
за невозможность большою оравою
стать одиночеством, пьющим возможное.

Кажется, я догадался о ком это!
Сером, невнятном, просыпанном в комнате
рядом с закрытым давно колумбарием,
где пролетарий сжигал пролетария.

Каждое слово и всякая буковка
просятся нынче в тоску нарративную,
чтоб отыскать в позолоченных луковках
горе смешное да счастье противное.

Скука касается пальцами грубыми
век, что закрыты от света холодного,
и проливается мглой да ютьюбами,
делая слуг на минутку свободными.

Ну, а потом, за изгибами времени,
тропки сливаются в боль изначальную,
бьющую жаждущих смерти по темени
за неосознанное инфернальное.

Редкий прохожий мелькнёт на обочине
будто бы памятник нервному прошлому
и превратится в тоской заколоченный
ящик с надеждой на счастье опошленной.

Возраст предстанет неверием в истины,
вечность укроется желтыми листьями,
и расколовший орешек со знанием
тихо замрёт не своим изваянием...