Так сложилась Судьба

Сейчас, когда я начал писать прозу, не стреноженный, как в стихах, рифмой и размером, я почувствовал свободу изложения. И «перо», как сказал один знаменитый писатель, у меня «опережает мысль». Меня понесло! Извините, если что не так.
 Этот рассказ в дополнение к тому, как я ринулся в спорт за своим старшим братом. Кстати, он же был моим неофициальным тренером. Грёб я два года в байдарке, с четвёртого по шестой класс, а затем перешёл в каноэ, как брат. В этой лодке, если кто не знает, гребут, стоя на одном колене, с одной стороны. Грести тебе справа или слева можно выбрать вначале обучения, потому что, когда уже закреплён навык, перейти на греблю с другого борта почти невозможно. Держать баланс в каноэ очень сложно, центр тяжести тела высоко. Влияние волны, ветра требует высокой координации. Для всех манипуляций есть только однолопастное весло. Технически гребля на каноэ считается одним из самых сложных координационных видов спорта. Многократно вываливаясь поначалу из этой «вёрткой» лодки, спортсмен приобретает навык и  чувствует себя в лодке уверенно. Как канатоходец. Но технику гребли надо оттачивать и шлифовать. Индейцы Северной Америки и не подозревали, что они-родоначальники такого сложного вида спорта.  У меня, как и у Алика, были определённые успехи. Самоотдача была максимальной. Мечты были заоблачные. Яркие примеры чужих спортивных успехов разжигали аппетит. Был смысл жизни, а это в детстве и в юности, наверняка очень важно. Всегда у меня любовь к спорту, к поэзии и к пению под гитару шли по жизни вместе, неразрывно, органично заполняя моё душевное пространство. Лет в пятнадцать, я нарисовал свой герб. В круг с венчиками вписано каноэ с веслом поперёк, стремящееся к пяти олимпийским кольцам, а по бокам, с левой стороны- гусиное перо, а с правой - гитара. Три в одном. Это идеально отвечало эстетическому и духовному восприятию моей жизни. Так по жизни и произошло. Ничего не бросил. Пишу, играю, пою и на Олимпиаде побывал, даже на двух, правда в качестве   тренера, но вполне успешно. Так что я, как говорят о таких индивидуумах, был верен своим мечтам и вполне могу выпить за сбычу мечт!
Глава вторая.
По окончании 10 класса, я конечно же, по стопам старшего брата поступал в пединститут на факультет физического воспитания. Хотел стать тренером. Алик уже закончил этот факультет. Папа был очень против. «Это - не специальность». Но кто слушает папу и маму, когда есть старший брат-тренер, да ещё и такой пассионарный. Надо сказать, что поступить на этот факультет мне было почти не реально по нескольким причинам. На четыре группы этого факультета приходилась только одна группа обучения на русском языке. 25 человек. Ещё три группы по двадцать пять - нацкадры, обучались на молдавском языке.
Спорт развит в Молдавии хорошо, много больших и даже великих спортсменов. Факультет не из самых трудных для учёбы. Для занятых тренировками и соревнованиями спортсменов – самое подходящее место. Я был не из самых продвинутых абитуриентов, то есть продвигать меня было некому. Но это меня не остановило.  К тому времени Алик уже работал тренером в спортивном обществе «Динамо» и жил в общежитие МВД, которое крутит это «Динамо».
Я тоже выступал за «Динамо» и довольно успешно. Был даже серебряным призёром всесоюзного соревнования этого общества.
Подающий надежды спортсмен министерства внутренних дел.
Так вот, после первого экзамена я ждал оценки. Пришёл в общежитие, которое представляло собой трёхкомнатную квартиру. В одной из комнат жил тракторист из деревни, работающий на стадионе. Он -то и украл (как выяснилось позже) мою сумку, в которой, наряду с вещами, были паспорт и экзаменационный лист, без которого я не мог идти на второй экзамен. Тракторист увёз сумку на выходные в деревню. Прихватив за одно и Алькины голландские туфли. Безмозглый…
 Так как это было наше внутреннее дело, то и расследование мы провели сами. Когда он вернулся через несколько дней из своей деревни, Алик его схватил за один из органов и при дознании с пристрастием, тот признался в содеянном и вернул из деревни награбленное. Но для меня время было потеряно.  Так я, в этот раз, бесславно закончил поступление в институт… 
Что мне оставалось делать? Поджав хвост, я вернулся домой в Котовск и, упредив каверзные вопросы родителей, заявил, что решил поступать в строительный техникум. Папа был рад. Он этого хотел. Он мечтал, чтобы я имел нормальную специальность в руках, а не бог весть знает что. В Котовске был замечательный строительный техникум всесоюзного значения, и очень многие, не поступив в институты, шли учиться в этот техникум. Во-первых, возле дома. Можно заполнить паузу до армии, получить специальность техника-строителя в конце концов, а потом поступать в строительный институт, если захочешь. Некоторые из ребят так потом и сделали. Поступили и закончили МИСИ (Московский Инженерно-строительный институт), остались в Москве и сделали блестящую карьеру.
У всех свои причины, а у меня веская причина оттянуть момент истины- пропажу паспорта, а главное, вещей. Мама всегда знала количество и качество моих вещей. Сколько у меня трусов, носков и маек она знала гораздо лучше меня. Но я соврал, что оставил их у Алика в общежитие. Подал документы. Сочинение я написал на четвёрку, математику списал у товарища и, с трудом получив проходной балл, стал студентом нелюбимого учебного заведения. Продолжал упорно тренироваться, ездить на тренировочные сборы и соревнования и практически не учился. Через полгода надо сдавать высшую математику, которую я ещё не успел начать, а она уже закончилась. Сижу на экзамене и пишу записку своему товарищу: «Если не дашь списать, то тебя завтра будет оплакивать всё прогрессивное человечество». Потом на чистом листе написал стихотворение:
 «Я вытерпел всю арифметику
И алгебру я пережил,
Но где же взять силы, ответьте -ка,
На большее, где же взять сил?

Томимый, как в тяжкой неволе,
Я вышел едва ли живой
После экзаменов в школе
И думал: «Настал мой покой!»

Но шиш тебе парень покоя,
Большущий в три пальца шиш!
Весь Мир из движенья устроен,
А ты на покой уж спешишь?

И в выбор не очень вникая,
Я выбрал, себя обрекая,
Снова на ту же тематику,
На высшую математику!»

Закончив опус, я передал его вместе с запиской своему верному товарищу, который мне обязательно поможет. Преподаватель перехватил послание, прочитал, спросил, кто написал. Товарищ честно меня предал… Преподаватель оценил мой крик души и в ведомости я увидел удовлетворительную оценку моим стенаниям. И так бывает. Мужик был с юмором. Потом был экзамен по сопромату. Говорят, сдал сопромат- можешь жениться. Жениться я не собирался. Сопромат я честно завалил, и меня должны были исключить из техникума. Мама подключила своего влиятельного друга детства, и за меня попросили «сверху». Но решающим аргументом было то, что у преподавателя было подсобное хозяйство во дворе. Папа достал для его свиней два мешка дефицитного комбикорма и, тем самым, преодолел сопротивление материалов.
Следующим экзаменом в конце этого злосчастного года был экзамен по электротехнике. Очень смуглый преподаватель по фамилии Белый, уважал меня за спортивное упорство и целеустремлённость. Он понимал, что электротехника - не моя цель в жизни. Я обречённо вытянул билет, в котором был вопрос об
электроприводе. Это всё равно, как если бы меня
 спросили, например, о положении дел в Гондурасе. О котором я знал, что, когда он беспокоит, его лучше не расчёсывать. Но я начал сочинять ответ на ходу, логично представляя, что привод, это, наверное, провод, по которому передаётся какая-то нечистая сила. Сдал я электротехнику с третьего раза. Всё-таки пришлось прочитать учебник. Самым лёгким экзаменом оказался для меня предмет геодезия. Теодолиты, нивелиры, реперы, привязка к зданию и всякая прочая хрень меня благополучно обошли во время учёбы. И когда я, приехав с очередных соревнований, пошёл сдаваться, преподаватель мне сказал, что я, пропустив так много занятий, не могу быть допущен к экзамену. Но! Во дворе техникума прокладывали трубы в бетонных желобах. Метров двадцать. Эти желоба нужно было закрыть бетонными плитами весом в тридцать килограмм. Приблизительно, как закрывают крышками гробы. С издёвкой антисемита он мне сказал, что, если я уложу плиты, то он мне поставит зачёт. Парень я был тренированный, «качался» ежедневно и приспособив вес и амплитуду тела, силу и расслабление мышц, я разбросал по местам эти плиты в течение получаса. Его отношение к евреям, по- моему, в тот момент претерпело некую деформацию и как у преподавателя геодезии, может быть даже несколько нивелировалось. Зачёт в кармане. Геодезию я осваивал гораздо позже, уже на практике, работая на стройках Молдавии.
Так я закончил первый год обучения и был призван в Советскую армию на два года. С сомнительным правом продолжить учёбу после армии.

Глава третья.
Призвали меня в спортивный взвод Одесского военного округа в ноябре 1970 года. Курс молодого бойца проходил в Одессе, в каком-то полку. Спортивный батальон призывал со всей Украины и Молдавии лучших спортсменов по всем видам спорта. Командиром батальон был незабываемый старшина Николаев, матёрый служака с чувством юмора. Еврей Николаев из Одессы, со всеми вытекающими «шюточками». Другой там был бы не к месту.
Представьте себе построение, где в шеренге из полусотни ребят стоят в новенькой, не пригнанной по фигуре солдатской форме карикатуры на воинов. Строй начинался по росту с двухметровых баскетболистов и кончался акробатами или борцами наилегчайшего веса, ростом с большого карлика в весе петуха. А посередине по ранжиру борцы - супертяжи, боксеры с поломанными носами, борцы с ушами, похожими на пельмени, велосипедисты с гипертрофированными икроножными мышцами, штангисты с бёдрами и тазами, как у женщин с картин Рубенса. Один шахматист, в конце концов, с большой головой…
На одной из первых вечерних поверок, увидев на ремнях некоторых вояк зарубки, которые означали количество отслуженных дней, старшина заявил, что этот поступок приравнивается к порче армейского имущества и разглашению военной тайны. Враг не должен знать, сколько дней ты уже отслужил. И назначил наряд вне очереди в «шоколадный цех». Я, большой любитель сладости, сразу же пожалел, что тоже не выдал военную тайну. Но через мгновение понял, что этот «цех» – полковой туалет. Всё-таки иногда полезно хранить военную тайну…
Сохранились и приятные воспоминания от курса молодого бойца. В один из выходных дней нас послали на работу на продовольственный склад. Мы что-то грузили, разгружали, перекладывали, подметали и так далее. Но кайф заключался в том, что нам можно было есть всё, что там находилось. Не вынося с собой. А находилось там, кроме всего прочего - печенье, конфеты, сгущёнка в баках и «всякая всячая», как сказала бы моя бабушка. Для молодого растущего вечно голодного организма – это ли не рай! Вообще в армии чувства сытости было мне незнакомо. Жрать хотелось всегда.
 После курса молодого бойца и присяги, нас разослали по гарнизонам и полкам в разных городах Одесского округа. Гребцы на байдарках и каноэ базировались в танковом полку, который дислоцировался в городе Кишинёве.
 Начались тренировки по два раза в день. Гребли на Гидигичском водохранилище. Там стояла замечательная гребная база, а общефизической подготовкой занимались на Республиканском стадионе. Плавали зимой в бассейне «Молдова». В полковой лавке перед обедом я всегда покупал батон за 13 копеек, литровую бутылку молока, двухсотграммовую пачку масла, которую вкладывал в этот батон. Всё это исчезало практически незаметно и, после этого перекуса, я шёл на законный обед. Правда, еда была отвратительная. Повара обнаглели до предела. Спасало, очень незначительно, что спортсмены получали дополнительный паёк, в который входили кусочек сыра, 20г. масла, стакан сока, 100г.сгущёнки. Мелочь, но приятно. Хоть какое-то уважение со стороны начпрода к убитому от усталости телу спортсмена, требующему восстановления количества растраченных калорий. Сгущёнку не выдавали регулярно, но потом возвращали долг. И иногда у нас сразу было по нескольку банок сразу. Помню это наслаждение. Лежа на нарах, на втором ярусе, проделав две дырочки в банке я высасывал эту благодать. Наверное, так же сосут грудь младенцы. Но кто это помнит. Разве, что мать. Это незабываемо… В роте всегда назначался «делильщик»- из молодых солдат «салаг», который до микрона должен был выверить точность получаемых нами порций сыра, сгущёнки, мяса, масла. Тут уж не забалуешь! Верная рука – друг индейца. Глаз -алмаз! Иначе тебя сожрут с потрохами. Я был в этой шкуре какое-то время. Знаю…
Всё бы ничего. Тренировки, сборы…Никогда не забуду тренировочный сбор в городе Херсоне. Жили в воинской части, питание хорошее, для офицерского состава. Во дворе части в радиорубке через тарелку крутили песни. «Льёт ли тёплый дождь…» пел ангельским голосом Ободзинский, «Ласковый май» ласкал слух…  Кавалеров пел песню «Я сегодня до зари встану…» Знаковую для меня песню… Апрель, солнышко пригревает, проталины, парок над высыхающей землёй. Красота! Хотелось писать стихи …  И я писал.
Теплый дождик травку косит,
Тучи в небе золотом!
Сапоги сейчас бы сбросить
И побегать босиком!

Снять контроль рассудка с сердца,
Помесить ногами грязь,
В лужу влезть и повертеться,
Рассмеяться и упасть!

Из охапки струй пахучих
Радужный венок сплести
И девчонке самой лучшей –
Как невесте – поднести!
 
 На тренировки нас возили в открытом военном грузовике с сиденьями из досок. Сумасшедший водитель-сверхсрочник ехал на бешенной скорости так, что нас разбрасывало на виражах по кузову как картофель. Разминку можно не делать. На Днепре паром перевозил нас на остров, где находилась гребная база. Кто бывал в этих местах на Днепре - знает. Полно речушек и озер примыкает к главному руслу. Дачи чуть меньше островков, на которых они стоят. Из окон дачи можно забрасывать удочки. Об этом природном великолепии я написал позже, уже будучи тренером, приглашённым на Всесоюзный тренировочный сбор.
 
Здесь Днепр красивый и широкий,
Снуют букашками моторки,
«Ракеты», баржи и суда
Плывут Оттуда и Туда.
Порой за ними наши лодки
С волны крутой скользят, как с горки!
Повсюду острова, протоки
И тайны камышей высоких…
«Вдруг, от Днепра уйдя в сторонку,
гребём мы через Круглик в Конку,
 где, как зелёные флотилии,
 по озеру дрейфуют лилии.
Лес, воздух чист, вода прозрачна
И дачи вписаны удачно…
Вот красоты предел, венец ея!
 Херсонской области Венеция!»
 Однажды вышли на тренировку, и я каким-то образом отделился от группы. И заблудился. Не мудрено при моей-то ориентации на местности. Прогрёб в тот день километров сорок. Не мог найти выход из этих водных лабиринтов. Отчаявшись и устав до предела, я увидел катерок с двумя рыбаками. Спросил их как добраться до базы. Они предложили мне сесть им на волну.  Речушка была узкой. Я сел на волну, которая тянула меня за катером. Так уже сидя в каноэ, а не стоя на убитом колене я добрался к вечеру до базы. Меня ещё не хватились. На моё счастье. Но запомнилась мне эта тренировка навсегда.

Глава четвёртая.
Прослужил я в спортроте около года. Обстановка для меня в этом подразделении была непривычной. И далёкой от душевного комфорта. Я не человек стаи. А там, где скопление людей, тяжело оставаться одиночкой. А я интроверт, не признаю стаи и вожаков. И самодостаточен. Я и тренировался почти всегда один. И ненавижу «шестёрок», которые всегда крутятся под рукой у более сильных. Авторитеты или паханы на «зонах», в армии - «деды» и «земели». Покровительство сильных над «своими» и подчинение «чужаков» своей воле. И издевательства над непохожестью. Я показался одному из «шестёрок» мишенью для издёвок. Он меня начал доставать и вызывал на конфликт. Я заметил, что интеллигентное поведение и мягкость обращения с людьми принимается жлобами за слабость. И начинают они, при поощрении сильных мира сего и под их покровительством проявлять свою вседозволенность и показушную смелость по отношению к непокорным чужакам. Чужакам по духу, менталитету и национальным признакам. Проявлялась она в словесных издёвках, замешанных и на антисемитских подковырках.  Как-то я стоял дневальным у тумбочки и стерёг знамя полка, в полном обмундировании и со штык-ножом на ремне. Стоял, как говориться, и никого не трогал. Нёс службу. А этот наглец начал меня доставать и уже довольно агрессивно. Я его попросил оставить меня в покое. Ведь я на посту и не могу с ним разбираться. Он не унимался. Никого вокруг не было. И я сорвался…
Хочешь драки – пошли. Как говорится «выйдем-поговорим».
 С детства я дрался часто, было много причин отстаивать себя и защищаться. И я давно понял, что если драка неизбежна, то надо быть собранным, не позволять слабине вкрасться в душу и бить первым. У меня было в запасе пару приёмов на такой случай и один из них- удар головой в живую вражью мишень. При тех жестоких нравах, которые царили в нашем обществе, это не было запрещённым приёмом. Морду нужно бить, чтобы сохранить своё лицо. Тебя могли остановить в любой подворотне, на любой чужой улице, когда ты провожал девочку, и просто ради развлечения избить. Скучающих стай местных хулиганов по городу было в достатке, а развлечений немного. Не читать же книги, в самом-то деле.
 Я был готов и в этот раз. Нарушив устав, я отстегнул штык-нож от ремня, оставил его на тумбочке, при знамени, и мы вышли за туалет во дворе, где по бетонному желобу стекали солдатские испражнения. Мы оба были не хилыми ребятами, драка могла быть долгой и равной. Но я его отключил первым же ударом головой и, когда он был в полном шоке и в нокдауне, я его, как в современной Российской истории учит Путин, начал «мочить в туалете». Потом нас разняли, и я вернулся на «пост номер один», к знамени полка, а он ушёл отмываться. Такого отпора от меня и поворота событий он не ожидал. Кстати, после драки, его отношение ко мне стало уважительным. Из моей бойцовской практики я усвоил, что это – как правило… Потом над нами был суд за драку, и нас обоих отправили служить в обычные военные подразделения. В разные города Одесского военного округа.
Со спортом было временно покончено, но в той обстановке я просто и не мог нормально тренироваться. Я был опустошён. Результаты падали, лодка «не шла» Я был в каком-то ступоре. Скорее всего так выглядит депрессия. Помню, как однажды наш тренер, сам «большой артист», который как-то отдыхал с нами в казарме, сказал мне, когда я играл на гитаре и что-то пел: «Эх, Даня, если бы ты так грёб, как ты поёшь…»

Продолжение следует.