17

Чёрной вуалью, истасканной, старой
Окутан был грех, совершённый в пустыне
Так и не найден божественной карой
Здесь не бывающей даже в помине

            ***

С опущенными веками стрелок сидел в песке
Без сна уснув, внимая слуху
Предавшись по семье своей нетлеющей тоске
Помня поместия разруху
В тот день стрелок по следу шёл в охотничьих угодьях
Когда бандитов кавалькада, натянув поводья
Осматривала властно дом с плешивого холма
Сидела где с детьми стрелка любимая жена
И ныне влас каштановых он помнил аромат
Сквозь сотни лет любима им одна была она

            ***

Садилось солнце, возвращался с промысла стрелок
Верёвкой обвязав, оленью тушу он волок
Из чащи выходя, завидев чёрный дым
Добычу бросил он, мелькнула мысль: "Горим!"
И побежал, со всех он ног, в руке сжимая лук
На полпути стали слышны вопли домашних слуг
Кухарок ко земле прижав, разбойников там двое
Сношали грубо, огласив округу диким воем
Ещё два наскоку стреляли наспех в убегавших
А атаман влачил мешок, шагая среди павших
Когда с стрелой он в горле вдруг
Добычу выпустил из рук
Хрипя и кровью булькая он рухнул на мешок
Безумной яростью объят, вбежал во двор стрелок
К земле припав одним коленом, поразил двоих
Те пали на служанок и их волчий вой утих

            ***

Струилась кровь из ран, собой залив прислугу
А всадники, ногами придавив подпругу
Помчались на врага, пуская в него стрелы
Стрелок, к земле прижавшись, спрятался за телом
Вонзались в тушу атамана острые снаряды
И в руки, держущие лук, бандитов гнусных взгляды
Но вдруг один упал с коня с пробитой головой
Второй же продолжал стрелять, взъерошенный и злой
И вот он над стрелком летит, метя стрелой в лицо
Но изловчился резво тот и сделал мертвецом
Последнего из крвожадной стаи
Стрелок взревел отчаянно, вставая

            ***

...И бросился в горящий дом, но там нашёл лишь трупы
Разбиты целовавшие его тем утром губы
И всё же, сквозь огонь шагая, выносил тела
Жены и сыновей двоих, любовь что родила
Один из них ещё скулил, когда вбежал стрелок
Но скоро смолк и задержаться средь живых не мог
Отец, своих лишившийся возлюбленных детей
И ныне помнил горький смрад того пожара
И ныне слышал стук их маленьких костей
Когда уснувший ум терзаем был кошмаром