Написанное во время 9-дневного уединения
Привходящий жизненный порыв
Сеется на всходы тел и трав
Никого ни в чем не обвинив
Никого ни в чем не оправдав
*
Не охальник, не кощей
Затянул коню подпругу.
Кто слепил сей ком вещей,
Столь прилаженных друг к другу?
*
То привстанет, то замрёт
Тронет ветром легковейным
Всё идёт куда идёт
Под надзором муравейным
*
Звероловство перебить
Как и встарь идя по кругу.
Пахарь может уступить
Человечность даже плугу
*
Светом духа подыши
Дав забвение работе.
Кур подводит под ножи
Близость к нам телесной плоти
*
Пирожок без ничего
Кушать вовсе не зазорно
Как иллюзию того
Что в основе безопорно
*
Если тянет кутерьмой
Если жизненны игрушки
Где шагание домой
От закраины к краюшке?
*
Позабыл борьбу борец
Страсть сама вошла в бесстрастность
Уловляя наконец
Что такое сопричастность
*
Принимает без примет
Никому не докучая
Если тронуть этот свет
Лепестками иван-чая
*
Мало помогает головам
Чрезмерная доверчивость к словам
*
ТРЕЗВЫЙ ВЗГЛЯД НА ВЕЩИ
Нечто недоступное уму
Видеть или слышать ни к чему.
Естину вполне возможно съесть
Если ум увидеть как он есть.
*
МОНОЛОГ ХИНАЯНИСТА
Мне моё спокойствие дороже
Может, мне хинаяна поможет
Я всегда томим одним желаньем
Занимаясь лишь своим сознаньем
Ныне можно достигать нетленья
Только в форме личного спасенья
Ни к кому уже не обращаясь
В социуме вовсе не вращаясь
Или с ним лукавить, делать вид
Будто что-то в нём тебя свербит
Будто кто-то всё же как-то близок
Будто ты – из тех же зомби-снизок
Те же я использую слова
Но не тем набита голова
Так же вроде я, как все, одет
И почти таков же мой обед
Но смотрю на мир как перевёртыш
Для меня он словно полумёртвыш
То, чем люди живы, мне претит
Я не здесь, я принимаю вид
Будто верю этому бедламу
Будто, как и все, не знаю сраму
Будто принимаю правду-кривку
Будто проглотил я жизнь-наживку
Мир смеётся, любит, стонет, плачет.
Я не с ним. Живу совсем иначе
Как бы не имея своего
Как бы не имея ничего
Кроме света своего сознанья
Кроме не-желанья, не-деянья
Чтобы, исчезая в ясном свете
Прекратить навечно игры эти
Навсегда с телесностью расстаться
Больше никогда не воплощаться
Безвозвратно, навсегда уйти
Напрочь позабыв сюда пути
Пост, молитва и уединенье
Бдительность и самоочищенье
Практики здесь тоже будут к месту
Так я провожу свою сиесту
Так живу из года в год. Меня
Кроет потаённости броня –
Ни к кому не лезу, не болтаю
Никому ничем не досаждаю
Чтобы оставаться вне людей
Чтобы было дальше всё трезвей
Не томила общая повадка
Не душила социума хватка
Мой ашрам – мой кокон, мой мирок
В нём я никогда не одинок
В нём всегда в процессе изменений
Есть причина внутренних тружений
В нём опора тихих созерцаний
В нём опора внутренних камланий
В нём всегда одно, не «то», не «это»
В нём одном я жив как сгусток света
В нём я весь для мира исчезаю
И как личность невозбранно таю
В нём уже отсутствует фигня
В нём уже как будто нет меня
* * *
НЕЛОВКАЯ СИТУАЦИЯ
Я себя повёл вполне учтиво:
Веки я сомкнул – явилось диво
На сетчатке вдруг напечатленье
То ль фантазм, то ль вещее виденье
Нет того, кто мнится остолопом
Нет того, кто чванится с притопом
Нет того, кто звездочки хватает
Нет того, кто ночью засыпает
Нет того, кого питает влага
Нет того, кто трудится на благо
Нет того, кто любит отраженье
Нет того, кто радостен в мученье
Нет того, кто гложет осознанье
Нет того, кому претит вниманье
Нет того, о чем возможно мыслить
Нет кислинки, чтобы вкус закислить
Нет того, чем живо различенье
Нет того, чем манит развлеченье
Нет и трёх, и двух, и одного
Нету ни того и ни сего
Нет того, о чем сказать бы можно,
Что его присутствие возможно
Равно ясно и внутри и вне
То, что он присутствует вполне
* * *
Удостоены изрядной чести –
Рождены из извести известий
И теперь становимся токсичны
Думая, что мы гигиеничны
С телом воплощенья заодно
Нам дано всё то, что нам дано
Я приимчив, я – пред-приниматель
Я же – самому себе даятель
Словно средостенья паутинки
К нам прилипли вечности пушинки
По старинке умаляя вес
Чтобы он когда-нибудь исчез
Распустив сознания шнурки
Я теку с сознанием реки
И пожалуй, нет пока мне дела
Есть ли, нет ли берега у тела
В соприкосновении с приливом
В сопроникновении с отливом
Наши проявления пестры
То тонки, то грубы, то востры
Щедростью грешит усилий скупка
Наша от поступка до поступка.
Всё уже случилось, может статься,
Перед тем как действию начаться.
Мы привыкли попирать стопами
То, что прорастает рядом с нами
Пустяком считать, а не посевом
То, что будет завтра пышным древом
Сурья-свет простёр поток сознанья,
Нам даруя милость пропеканья.
С нею – ароматные послы
Разогретой хвои и смолы.
Обитаем в том же самом месте.
Сколь вкусна начинка в тела тесте!
Кружится как ослик на узде
Наше «здесь» и завтрашнее «где».
Как творец невидимых картин,
Со своим сознанием един,
Нанося неловкими мазками
Благодать того, что вечно с нами
Отложившись от другого тела
Новое назрело и приспело
Жизнью постепенно выдыхаясь
Прахом к праху мирно приклоняясь
Где не ходят – там ходи повадно.
Что другим не надь – тебе приладно.
Здешнее равняя с праздным сном,
Не пекись о деланье земном.
Голос –тот, что говорит беззвучно
Факт – лишь тот, что явлен ненаучно
Высота – младой травы не выше
И косцы, что косят лишь на крыше
В точку упакованный простор
Пляс без ног, опора без опор
Что-то не пустеет общий стол.
Тот кто вышел – тот опять зашел.
Вновь найдется чем перекусить
И по новой, и опять тусить
«Вроде пел, на самом деле квакал
И похоже, жизнь свою прокакал», –
Думал-думал так один чудак.
Но любезен жизни даже квак.
Нет того, что вовсе бесполезно
Нет того, что жизни не любезно
Мне шепнула самка комара:
Я тебя ужалила, ура!
Тень упала словно пыли взвесь.
Пусть пока лежит хотя бы здесь.
Может, у неё свои дела.
Встала. Отряхнулась. И ушла.
Нужен ли пастух всех нас пасти?
С ним нам никуда не перейти
Разве что с пастб;ща на пастб;ще
Разве что с кладб;ща на кладб;ще
Дух смыкает что разведено.
Кто же знает, что кому дано
То в любви, то в повседневной битве
В созерцанье, в трапезе, в молитве
Мне вчера прошамкала квашня:
«С интеллектом – полная фигня.
Это извращение, уж точно.
Вы его придумали нарочно?»
ОБОЛОЧКА ЖИТЕЛЯ МЕГАПОЛИСА
Деликатно подчиняясь сглазу,
Что влетело – вылетело сразу.
Наша изоляция добротна –
В кокон запакованные плотно
Со своею плошкой и едой
Со своей искусственной средой.
Рдея самозамкнутым сознаньем,
Занятые слов переливаньем
Мудро, из порожнего в пустое,
Без сердечной траты и простоя.
Вроде и не так еще старо
Недеянья ржавое ведро
Пусть оно уму как в печень спица
Может быть, оно еще сгодится
Хоть для равнодушного плевка
Хоть на голове снеговика
Хорошо-то нам живётся как!
Хорошо науськивать собак
Хорошо не знать словес компота
Хорошо влюбиться в оцелота
Повзрослеть, пожалуй, мы могли бы.
Плачет на реке убийца рыбы.
Птицеловы тянутся к работе.
Все основы, кажется, в почёте.
Для диет желудочных легки
С хлебом виртуальные мозги.
Платят нам теперь дистанционно.
Наша крепость очень оборонна.
Любо для душевного настроя
На закуску что-нибудь съестное
Откуси-ка краешек мечты
Этим ли наполним животы?
Твой сынок – отнюдь не почемучка
Отломилась золотая ручка
Ты застыл скульптуркой у витрины.
Мы – бобры, мы строим лишь плотины.
Образуем новое каре
У лисички в золотой норе
Чтобы подкралась судьба бизонья
И опять ушла в себя хавронья
Если ото всех невдалеке –
Нелегко висеть не на крючке.
Я в Москве, в Иркутске, в Туапсе,
Я ищу – и где же эти «все»?
Полумесяц рожки изогнул
Телефон погоду отрыгнул
Первый визирь бредит спозаранку
Скушав ядовитую поганку
В пору недозревших кислых вишен
Глас народа что-то громко слышен
Ну а если протряхнём деньгами –
Вот и абрикосы под ногами
Мы залипли в том же самом тесте
Пирамида всё на том же месте
Красен как и прежде наш порог
За стеной всё тот же говорок
Мы его не слышим, не вникаем
Как в лапландских далях Герда с Каем.
Сушка заманила, завела.
У русалки каждый шаг – игла.
Чудеса, что родственны прибою
Неспроста волнуют нас с тобою
Набегаем на берег гурьбой
Мы ведь тоже волны и прибой
Интеллекту сродственна, близка,
Толкований полнится река.
Вроде как бы истины взыскуют.
Уточняют, спорят, маракуют.
Всё прямее и прямее взгляд.
Что принёс – не понесу назад
Всё цепнее глубь философем
Не уйду, покамест всё не съем
Призраки по действию снотворны,
Как бы даже галлюцинаторны.
Привидения – психоделичны
И самим себе аутентичны.
Тесто не творится и не бродит
Толком ничего не происходит
Засиделся, знать, стратег и тактик
Где-то в клетках кластера галактик
СВЕТЛЯЧКИ
Светятся деревья и цветы
Светятся дороги и мосты
Светится всё то, что ныне дремлет
Светится всё то, что свет приемлет
Светится сознание планеты
Светятся все те, что не одеты
Светится за кораблём шлея
Светимся отчасти ты и я
*
Ветерка касания лихи
Он нанёс немало чепухи
Чем бы оказались наши дни
Без прекрасной этой чепухни?
Нелегко приходится мужчине
Из вагины – и опять к вагине
Отпирать соитием замок
Тех впускать, кому приходит срок
Разжимаем нежно кулаки
Одеянья чувства так тонки
Незадача – чтобы как-нибудь
Опрозрачнить поднятую муть
Мы просты. Мы просто переход.
Там мы пар, а здесь– вода и лёд.
Там мы молоко, здесь нас творожит.
Что еще случиться с нами может?
Почему один горит и греет
А другой дымит и только тлеет?
Разве их природа не одна?
Отчего же не она видна?
Сколько ты завёл едренек-фенек
По отмывке кармы, а не денег?
Чернота – предел сгущенья света
Вряд ли можем мы забыть про это
Там, где на скрещении путей
Реют стаи чёрных лебедей
Мне в ночной пригрезились воде
Чайки, что ночуют на звезде
Посмотри – шепнула мне вода
В каждой чайке светится звезда
Поглядеть на все мои дела
Не спеша муляка подошла
Отступила, вновь собой полна
Чьей волной колеблема она?
Столько листьев осень набросала
Сколько их... не много и не мало
Их опять незримо приберёт
Тот, кто им ведёт беспечный счёт
Хоть окрест бардак и суета
Есть еще свободные места
Даже то, что видится нетленным
Даже то, что мнится неразменным
Не увидит твоего лица
Тот кто без начала и конца
Ну а тот, кто видит облик твой
Счёт тебе откроет лицевой
* * *
ТЕЛЕПРОПОВЕДНИК
Он сидит во временн;м провале
Как бы на библейском матерьяле
Он обложен с четырех сторон
Борода, смирения хитон
У него вполне трапезный вид
Я его включил – он говорит
А окрест исламские обновы
А окрест буддийские основы
А окрест ведическое знанье
Столько догм – и столько мирозданья!
Греки полнят ряд повадкой шустрой.
Ну а что нам делать с Заратустрой?
Хоть чего-то прихватить в дорогу
Хоть алтарь неведомому богу
Мы слывём баркасом маломерным
Нам и это кажется чрезмерным
В доброхотстве нет у нас нехватки
И конечно, благости в достатке
Каждому – стоянка по ранжиру
Каждому – по чаше и потиру
Каждому – креолку и креола
И муку тончайшего помола
Сыпь на рану сахарный песок
В этом ты совсем не одинок
Люди – семителые матрёшки
Живы от картошки до картошки
Сахарная карма далека –
Сахарная свёкла дорога
*
MODERN
Пользуем в эпоху различенья
Мы с охоткой силу отвлеченья
Погружаясь в чинства и бесчинства
Развлекаясь поиском единства
Прошептала спящая вода
Говори о том, о чём всегда
Эта мне задача по плечу
Потому что я всегда молчу
Есть ли сновиденья у ослов?
Кто сказал, что наш язык – для слов
Кто сказал, что волны набегают
Кто сказал, что наши жизни тают
В головах ни небо ни земля
Мумия всё та же у Кремля
И в стене немало удальцов
При господстве культа мертвецов
Выжимая сок из винограда
Говорю, мне большего не надо
Большего хотят в своем улове
Жаждущие то вина, то крови
Мы с Землёю не во многом схожи
Нам претит жара и холод тоже
Дышим мы не тем, что выдыхаем
И едим не то, что испражняем
Нам с тобой, как видно, по пути
С теми, кто сумеет подрасти
Остальных безвременно снесут
К мумии царицы Хатшепсут
Явно пролегла людская взвесь
Поперёк того, что видно здесь
* * *
Нету того, нету сего...
Мыкая мыку, ждёшь одного,
Что не проходит, что остаётся.
Тот, кто ВосхИщен, вряд ли вернется.
Пакля застряла в пазе стены.
Снова и снова ложь новизны.
Выше и выше блага сосцы.
Косят на крыше травку косцы
Тело надел словно зипун.
Вновь овладел скрипкой скрипун.
Мы не убоги – разве что он...
На полдороге – ласковый сон.
Общедоступен
Миг опусканья
На глубину
В батискафе сознанья
Перепуская
Дух погруженья
Из сновиденья
Вновь в сновиденье
*
Видится образом
Образованья
Жало стрекала
Не без стреканья
От фаллофорий
Уйдя недалече
Пара инь-ян
Вечное вече
*
Те, что бардались
В идейной подслушке
Тельцем прижались
К властной кормушке
Но повели себя
Вовсе не тихо
И невзначай
Скоммунистили лихо
*
Книга – компендиум
Всех заблуждений
Текст – иждивенец
Плод иждивений
Строки – истицы
Мыслей компот
Вырви страницы
Сожги переплёт
*
Книга – мудрёныш,
Ставший догмат
Книга наш взгляд
Обращает назад
Книга – сознания оттиск,
Печатка
Памяти яма
Забвенья нехватка
*
Манной дождя
Растворяется глина
Сущность письма
Уточни у дельфина
*
Жми нас как губку
Выйдет мокреть
На мясорубку
Тошно смотреть
Танкам ежи
Ни вперёд, ни назад
Ты мне скажи
Нужен ли взгляд?
*
Мне прошептала
Ласково суть:
Время настало
Передохнуть
Провокативна
Вечная гонка
Если вполне
Всесторонна сторонка
*
Вот и примерка
Взрослых штанов
Но извините
Я не готов
Ведь не случайно
Мало ИзбрАнных
Лучше останусь
В кругу голоштанных
*
Мне невзначай
Довелось приземлиться
На полосе отчужденья
Как птица
Чудиков здесь
Полная чаша
«Эй, не замай!
Это кровное, наше!»
*
ВЕЧЕР СХОДИТ В НОЧЬ
Вновь богоданный
день приключился
Жаром сморённый,
чаю напился
Шмыгнул в палатку,
глазки закрыл
Латку поставил –
ту, что сносил
Минула полночь –
туча пришла
Дождь очищенья
с собой принесла
Хлопает звонко
полог палатки
Пробуя прочность
дервишеской латки
Далее просто:
в сговоре с тучей
Ветер принёсся,
дух приставучий
Вмиг проложив
путь к не-уму
Начародеял
образов тьму
* * *
Воздух окрест не пуст
Полон и день и ночь
Праной тряхнуло куст
Конь шарахнулся прочь
Камень из стенки храма –
Камню из стен тюрьмы:
«Карма – вот наша мама
Ею рождаемся мы».
Будда на перекрёстке
Прошептал миру сущих:
«Я – камень отмостки
Под ногами идущих».
Цапля с собой не в раздоре –
Раздору не тронуть цаплю,
Капля вливается в море –
Море вливается в каплю.
Снов заплатки пестры
Покрывая бессонь
В каждом огне – все костры
В каждом костре – весь огонь
На плёнке планеты
Мы вроде бы бдим.
Всем известны заветы.
Кто следует им?
Как началось всё это?
Догадкой не беспокоим
Нас на берег планеты
Выбросило прибоем
Ворохи заблуждений,
Расы и части света,
Ток глубоких прозрений –
Волны изгладят и это.
Как бытие восславить?
Чем бытие занять?
Нет ничего прибавить
Нет ничего отнять
Тагир мне сказал однажды
Кушая чай с лавашом:
Можно сдружиться с каждым,
С камнем, звездой, с ершом.
Заяц не смеет прянуть
Хоть мгновенна зарница
Гром не успеет грянуть
Вода не успеет пролиться
Движемся томно, чинно
Поспеваем едва
Дельфин понимает дельфина
Нам же нужны слова
Дух наш колобродит
Болтаясь на этом свете
Всё, что на нас нисходит –
Посеянный нами ветер
* * *
Вовсе даже не облом
Мы на это зрим умильно
Ваш ребенок за столом
Гложет кость вполне цивильно
*
«Бабка-ёжка удалась.
Оцифруй получше ступу.
Нежить сереньким закрась», –
Труп сказал другому трупу.
*
Если горе не беда
Если вновь играет сила
Отчего же мы тогда
Вновь пришли к тому, что было
*
ТРУЖЕНИЕ БОДХИСАТТВ
Чтобы всем нам было халасо
Бодхисаттвы крутят колесо
И они не порознь и не вместе
Каждый на своём особом месте
Опыт их усилий им принёс
Видимость невидимых колёс.
Их бытьё теперь– круговращенье
Катятся собою вне движенья
На Земле не ими ль мы хранимы?
Греки их назвали «офанимы».
Форма их – пречистое сознанье
Конус недреманного вниманья
Что на нас, сюда обращено
Снежным светом сеется оно
* * *
ЯКАНЬЕ
Я – листья травы. Я –шелест листвы
Я – вздох муравья. Я – сбруи шлея
Я – вихрь и покой. Я – кто-то другой
Я – оттиск иного. Я – только лишь слово
Я – он и она. Я – чья-то страна
Я – правда и лгунья. Я – атман и шунья
Я – кармы пальто. Я – всё и ничто
Я – мигание кадра. Я – алмазная ваджра
Я – капелька смеха. Я – пропасть и эхо
Я – кисть и картина. Я – бобёр и плотина
* * *
Брал с собою две книжки, «Пушкина» Юрия Тынянова и «Третий инструмент» Успенского.
Тынянова глотал с наслаждением, Успенского листал со скукой.
*
Меж умником и обалдуем
Одним живём, и движемся, и существуем.
*
ПУШКИНЫ
Тёмен кожей абиссинский лоск.
Пушкины прогарчивы как воск,
Порождаясь танцем инкубанул
В комбинациях метисных гранул
*
Петру Демьяновичу Успенскому
и его книге Tertium Organum
Великий путаник умов
Метатель бесконечных слов
Причинник чувственного знанья
Мэтр геометрии сознанья
Адепт матемистических придумок
Агент завес, учёный кот-доумок
Елейщик речи нуменальной
КАНТорщик ярый, ПРИЧИНдальный
Он – долженствование уму
Ушлая отмычка ко всему
Прозреванья первородный вскрик
Истинолюбец и копатель книг
* * *
Растяжима вне размеров знанья
Эластика охвата мирозданья
*
На мотив «Don’t You forget about Me»
Как созерцатель картин
Я здесь нигде не один
Как уловитель примет
Я – отблеск, луч и вечный свет
Идёт серебряный дождь
Идёт серебряный дождь
Он не ниспослан судьбой
Ты проявил его собой
Прямое видя иным
Кривое видя иным
На весу, на лету
Смотреть бесстрастно в пустоту
Последний миг словно сон
И первый миг словно сон
До нас корпели умы
И в свой черёд сновидим мы
Без головы, без лица
Наш сон не знает конца
Нас покрывает как бязь
Он нам – как дева и как князь
Мы здесь как будто в гостях
Мы здесь – сознанье и прах
Мы снова в тело вошли
Мы отвисаем от земли
* * *
ГОВОРЯЩИЕ ФАМИЛИИ
Читают курс всех основ
Барбоскин, Крыскин, Бобров,
А чтобы всем нам не пропасть,
Самодержавцев держит власть.
* * *
Скорлупа и орех
Плач, тишина и смех
В каждой звезде – все звёзды
Любая звезда – во всех
*
Это тот, кто плавает в реке.
Это тот же, кто не на крючке.
Уж прости – не к пиву этот лещ.
Место каждой вещи – эта вещь.
*
На слова «I’d rather be a hammer than a nail» Саймона и Гарфункеля:
Ты, мой брат, ни молоток ни гвоздь
Ты здесь гость, просто гость, чудесный гость.
Ты, сестра, ни нитка ни игла.
Ты – alla. Ты как смола. Душистая смола.
Припев:
Одною тропкой мы уйдём
Как луна, как волна, как окоём.
И снова будет то же, что теперь
То как ночь, то как день эта дверь
* * *
На слова «Looking Out My Black Door»
Что там за дверями? Что там за замками?
По-смо-три – только ветер и свет
Что там за тобою? Что стоит за мною?
Вот во-прос. Ну и где же ответ?
Гонор у куницы, преданность у пса
Держат спицы обод колеса
Даже если буря, даже если штиль
Скрип тележный и густая пыль
В духе разуменья видим лишь стволы
Наши приложенья, видимо, малы
А над нами кроны, а над нами клёны
А над ними – пёстрые орлы
Нет у этих птичек крыльев и хвоста
Ни имён, ни кличек – только пестрота
Потемней, поярче – то, что по судьбе
Вы-би-рай то, что ближе тебе
* * *
ИЗ АРМЯНСКИХ МОТИВОВ
Вардапетство сделалось премирным
Человечность – зрелищем факирным
Откатилась с тела голова
И тогда кончаются слова
*
В том числе и в области лица
Оседает жёлтая пыльца
Цепкие колючки на шнурках
Закорючки на моих листках
*
Здесь пришли и стали на постой
Вардапеты древности святой
Здесь нетленно духа послушанье
Здесь незримо дремлет их сознанье
*
Горделивы формы древних лиц
Не пристало им клониться ниц
Но лица не прячет вырожденье
Коль молить – то лишь о снисхожденье
* * *
СОСНАМ
Вы внемлете совсем иным словам.
Вы – нам пример, а мы, быть может – вам.
*
Транзитный рейс, проплаченный заране
В Медине или в Галилейской Кане...
Одни взойдут, других разрежет плугом
Ведь каждому приходит по заслугам
*
ЗОЛОТАЯ ТЕНЬ
Говорят, что солнце каждый день
Сбрасывает золотую тень
Но она на землю не ложится
Может быть, её склевала птица?
Или съела всполохом зарница
Или заплутала в облаках
Или заигралась на руках
Или унесла её куница? –
К спинке золотисто прилепиться,
Растворить себя в её прыжках
Если вместе с нею не лениться
Не она ли льнёт, вполне тонка
К золотистой радужке зрачка?
Это краткий путь с сознаньем слиться.
Оттого нам, может, крепко спится
Потому что там внутри река
Пестует отудобевших нас
Пополняя золотой запас
*
АХИМСА
(санскр. «непричинение вреда»)
Вот ахимса.
Что за внешний вид!
Эта грымза
Вовсе не горит
Эта ляля
(Верьте ли, не верьте)
И в воде не тонет
(Вы проверьте)
С понедельника до воскресенья
Нет ей никакого поврежденья –
Даже помышлять о том негоже
Так на что тогда она похожа?
Не смутит ее и тарарам,
Наша суматоха и бедлам,
И покой (я вовсе не шучу).
Пустота ей тоже по плечу.
Ею вся охвачена планета,
Но она – ни то, ни то, ни это.
Как её уважить-величать?
Как узнать, увидеть и назвать?
Прозвище хотя бы или кличку,
Чтобы письмецо отправить в «личку»
Да, она прелестна словно утро
Да, она чудесна словно сутра
Знают те, кто к ней готов всегда:
Знак её – счастливая звезда
Тело – те, кто поступает мудро
Дух – непричинение вреда.
* * *
ИГРА СО СЛОВОМ
Поэзию познать ли телом?
Поэзию назвать ли «делом»?
Она прекрасна до поры
В формате гессевской игры
Ну а затем пиши пропало
Поэзии уж будет мало
И «поэтичности» наскок
Не одолеет сей порог
Где грянут новые задачи
Где будет всё совсем иначе
Стихи – как вспышка просветленья
Как утвержденье в озаренье
Знак беззакатности в закате
Печать того, что вне печати
Созвучье с тем, где звуков нет
От внесловесности привет
Признание того, что вне признаний
Оттиснутость вне начертаний
Опора в утвержденье без опор
Явь, грёза, точка, схлопнутость, простор
Не тут, не там, не то, не те
Прогал. Отсылка к пустоте.
* * *
ПЕРЕВЁРТЫШ
Ходят все вокруг вниз головой –
Я гляжу как сыч, лечу совой
Ходят все вокруг на голове –
Я сижу кузнечиком в траве
Ходят все вокруг ногами к небу –
Я пасусь в сторонке, в стаде зебу
Может, такова у них работа
Может, их перекосило что-то
Может, ими как телегой катят
Может, всем теперь за это платят
Может это всё – исканье смысла
Или гравитация подвисла
Может, переклинило мозги
Их глаза в земле, и в них ни зги
Может, в них процвёл новаций крин
И благонамеренных причин...
Или, может, это дело веры,
И окрест – священные примеры?
В мире с перевёрнутой картинкой
Лучше перебуду животинкой
Пережду смиренно эти дни
Может, перекинутся они?
* * *
АНТРОПОСОФИЯ ПРИХОДА
Как мы появились на Земле?
Не в коробке, не на корабле.
Мы сюда явились в тонком теле.
Так оно и было в самом деле.
Человек случайно приключился
Как ракушка, к берегу прибился
Голубой планеты на пути,
Если всё равно куда идти
Мы ведь можем быть не только здесь
Сеется везде сознанья взвесь
Мы здесь появлялись временами
И не раз захаживали с вами
На минутку, как бы невзначай
Заглянуть, погостевать, на чай
Без особой цели и без смысла
(Так что Провидение провисло)
На Земле как зёрнышки на блюде
Жили звери, птицы, даже люди
(Те, что не из космоса пришли.
Те, которых рисовал Дали).
«Человек» – сознание без тела.
Нет у нас заботы, нет и дела –
Есть ли воздух, земь и кислород.
Не они – сознания оплот.
В них для нас совсем немного смысла
Ведь оно – в самом себе повисло
Ведь оно – опора без опор
Ведь оно – и точка и простор
И безмерность, и любая мерность,
Верность воплощенью и неверность,
Реактивно как борец сумо,
Колесо, что вертится само.
Кто-то мог сгустить любое тело,
А кому-то время не приспело
Делать это, но зато он мог
Заходить к другим на огонёк,
Просто забирая без смущенья
Власть над чьим-то телом воплощенья
Это мог быть ворон и куница
Гриф, мартышка, гризли и синица
Или первобытный человек.
Р-раз! – и ты другой от пят до век
Человек пришел на эту землю
И сказал: Всему живому внемлю!
Кто он, так пришедший гость незван?
Ци ли, дао, или дух, атман?
Он внимал не так, как мы с тобою
Не со стороны, не головою
Он входил собою в тело птицы –
Птичьему сознанью потесниться
Приходилось. Тело в общий дом
Превращалось, двое жили в нём.
Каждый был и деятель, и зритель.
Тело становилось оболочкой,
Двоеточьем, а не просто точкой,
В коей жили двое, не один,
Только человек был управитель,
Только человек был господин,
Но хороший. Он играл в то тело,
Заглянуть куда ему приспело.
Изнутри он ощущал полёт
Точно так же как закат, восход
Точно также как теченье лавы
Точно так же как движенье павы
И во всевозможности безмерья
Это он теперь топорщил перья
Он свистел и чвиркал поутру
Он клонил головку ввечеру
В гнёздышке на крылышко подружки
Пёрышки топорщил на опушке
Щёлкал клювом, чистил лапки в луже
И сначала как бы неуклюже
Ощущал иное тело, где
Жил как в обитаемой среде.
Не было конфликтности желаний.
Может быть, соитием сознаний
Назовём мы эти подселенья
И образованье средостенья?
Плазма, плавь, соитие, слиянье...
И блаженно таяло сознанье
В ласке, обоюдно, невозбранно
Теплясь, растворяясь неслиянно
Нагота клонилась к наготе
Полнота купалась в полноте
Целостность как будто бы сначала
Заново сама себя рождала
Переходность как всего основа
Целокупность обнажала снова
И сознанья, двигаясь по кругу,
Возносились как дары друг другу
Так играло то, чему дано
Быть с природой вечной заодно
В новом теле вековать не век.
Вышел – и опять я человек.
У меня свобода типа «кто».
В плане формы тела я – «ничто»,
Обретаюсь сгустком невесомым,
Праной ветерка легко несомым,
Либо простираю сам себя
Всюду, всю вселенную любя
Всю её прекрасно понимая
Всю её объятьем обнимая.
Чистому сознанью нет преград.
С чистотой всё сущее роднится,
Чистоте сознанья кто ж не рад?
Чистотой вселенная крылится,
Чистота – вселенская криница,
Космос весь собою проникая.
Угадай-ка, где нирманакая?
Человек прозрачен словно сон.
Человек прозрачностью силён.
Он незрим, неуязвим, пока
Сквозь него течет свободно прана
Или дуновенья ветерка.
Он пока – отсутствие экрана,
Он пока – вселенская рука,
Что и есть и нет. Бытья теченье
Для неё одно – прикосновенье.
Соприкосновения легки
Как друг к другу нежные шаги,
Ласковые файлики avi
Или поцелуйчики любви.
Соприкосновения спонтанны
И они не оставляют раны,
Вне причин и следствий, обратимы,
Ибо всё, что суще, – побратимы.
Всё единой смётано иглой
Всё проникнуто единой мглой
Залито одним и тем же светом
Что еще поведать вам об этом?
Вечность то ль стояла, то ли шла.
Мы входили в новые тела,
Снова выходили... – та пора,
Где велась блаженная игра
Чередой нетягостных соитий
Вне и эволюций и развитий
Вне раздумий, чувств, целей и смысла
Было здесь не сладко и не кисло
Наша «уникальность» – для убогих
Ведь Земля была одним из многих
Нами посещаемых миров,
Каждому – свой норов и покров.
В каждом жизнь по-своему струится
В каждом выглядит иначе птица
Ну а чтобы выйти вновь из тела
Нужно, чтобы карма не задела
Чтобы нам впросак не попадать
Стоит знать, как можно поступать
Это знанье дорогого стоит
Это знанье жизнь иначе строит
Как заклятье, древнее камланье,
По вселенной бродит воздаянье,
Вездесущий образ, как кино,
Всюду мерно движется оно.
Общий счёт-итог у всех созданий,
Накопленье суммы всех деяний,
Всех подвижек духа и движений,
Наступлений или отступлений
Нет того, кто счёт ведёт, кто рядом.
Это происходит автоматом,
Это не exception, не эксцесс,
А самоестественный процесс.
И никто за этим не следит –
Как бы просто мирозданье бдит.
Хоть сравненье нам и не с руки
Мы как будто полые мешки.
Копится в нас всё, что происходит.
То туда нас, то сюда заводит.
Ну а мы – мы тащим сей мешок
На а мы – мы тащим сей итог
Копим по грамулькам, по крупицам
То, чему вовек не износиться
И мешок, конечно, тяжелеет.
Это значит, наша карма зреет.
С ней мутнеет чистота сознанья,
Закрывая счастье обладанья
Делается вязким и сырым,
Не парит, а стелется как дым,
Впитываясь в тело безвоздушно
И не расставаясь простодушно
С ним легко во всякое мгновенье,
Если поманило впечатленье
Нас иное... Мы себя треножим.
Просто выйти мы уже не можем.
Оказались узниками в теле
Оттого что мы отяжелели.
И пока мешок не облегчится,
Я не человек, я просто птица.
Что-то, видно, натворил я сдуру,
Должен просушить свою натуру,
Лишь тогда вернёт мне жизнь-лото
Волю как свободу типа «кто».
Так случился нынешний бедлам,
Стали мы привязаны к телам,
Позабыли, что они заёмны,
Что они как будто даже съёмны.
Даже стали их считать своими,
Притопили дух в животной схиме,
И теперь лишь тела порушенье
Даровало нам перемещенье,
Но не по свободе, не по воле,
А по нашей карме, и не боле.
Если ты не отработал птицей
В птицу вновь придется воплотиться
Ну а если был бурундуком
Вновь в него войдёт сознанья ком
В этом положенье мы доселе
И пожалуй, мало преуспели
Заплутали в матерях-отцах
Наше Царство – где-то в небесах
К ним нас отсылает стел отвес
Мы ведь все оттуда, мы с небес
Безмятежны странствия в мирах
Воссоединяя дух и прах
Проводя меж ними различенье
А точнее, ладя средостенье
Меж одним сознаньем и другим,
Проливаясь как Иоаким
В Анну – и обратно отпадая,
Гальку человечности катая.
Можно было очень даже просто
Стать любым, любой, любого роста,
Ясным галактическим зрачком
И сухим обломанным сучком
В узелок сознание сгустить
И себя как тело закрепить
Это лишь сейчас заиндевела
Зыбь границ сознания и тела
Человек – прообраз чародея.
Жесткой связки с телом не имея,
Отливался в то и в то и в то,
Либо выбирал себе «ничто».
Что за жизнь – сплошное приключенье,
Дрейф по разным степеням сгущенья,
Тонкости и плотности ранжир.
Пустота. Прозрачность. Новый мир.
Всё доступно. Всё насквозь просветно.
Всё ни для чего. Ничто не тщетно.
Луч. Сиянье. Поле. Фронт волны.
Поле тяготения луны.
Гравитаций тонкая игра.
Наша безначальная пора.
Как, когда нас этот мир узнал?
Право, нас никто не сотворял.
Мы ведь сами – клетки мирозданья,
Суть его, объятье и дыханье
Пребывали мы везде, всегда.
Мы – природа, что собой пуста.
Мы – начало, матрица, шаблон.
Мы – он и она, Адам Кадмон.
Мы – природа, что собой полна
И собой исчерпана до дна,
Ибо – полюс, ибо – совершенство,
Плавь и безначальное блаженство.
Вековечны наши черпаки,
Сдвиг-без-сдвига, заводи реки,
Что течёт, сама собой играя
Что течёт, сама себя вбирая
Мировых сосцов святая млечность
Плавь-игра, бесцельность и беспечность,
Та, что по природе колобродит,
Ко вкушанью всякому подходит,
Различая и смакуя вкус
И опять творя единый брус
Где ни вкуса нет, ни осязанья
Ни потерь, ни счастья обладанья,
Ни греха, ни кармы, ни прощенья.
Было так. Хоть есть другие мненья.
Нас ласкала прана, светик звёзд.
Это не питанье и не пост.
Это норма бытия вселенной.
Это вне причастья плотью бренной.
А когда мы здесь отяжелели
Тяжкой пищей, что даётся в теле,
Стали насыщаться мы упруго,
И конечно, поедать друг друга.
Чтобы трупоедство оправдать,
Тот же тип сознанья узнавать
В пище нам невыгодно уже:
Посмотри-ка – ходят в неглиже
И машинки не изобретают
И в аэропланах не летают
Жизнь их примитивна и увечна
И у них нет разума, конечно.
(Ну а про сердечко мы опустим,
Что оно и в зайце и в мангусте
Бьётся точно так же, как у нас,
И такой же вздох у них и глаз)
И в Москве, и в Риме, и в Париже
Объявили, что зверьё нас ниже,
Что они – не пара нашей паре,
Рты замазав «бессловесной твари».
Так случилось, что почти для всех
Трупоедство – вроде бы не грех.
В отношеньях с кармой неупруги
Нынешние люди Кали-юги,
Не в ладах с кармическим законом
В бытии неловком, несмышлёном
Всё они утратили давно
Как в сомнамбулическом кино
Про себя забыли постепенно
Их незнание – самозабвенно
Может быть, таится вспоминанье
Где-то на поддонах бессознанья?
Метят путь наверх столбы и стелы
И похожи храмы их на стрелы
Указуя верный путь назад –
Вверх, где с нами звёзды говорят
Руки тянут к небесам в молитве
В безнадёжной тягостной ловитве.
Те же, кто нормален не вполне,
Бьют поклоны солнцу и луне
Почитают горнее порой
Называют мудрого «горой»
Отчего бы – ты подумай сам –
Чем мудрей –тем ближе к небесам?
+ + +
Ряд моих поспешных закорюк –
Не философический кунштюк
Вроде бы пора уразуметь,
Кто мы, и откуда кармы цветь.
Наконец с собою разобраться
С кармой и долгами поквитаться
Стать таким, как чистая вода
И уйти отсюда навсегда
* * *
Вроде бы нам сущего не мало
Но цикада вдруг застрекотала
Вроде познан мир сознанья сечкой
Но сверчок зачвиркал вдруг за печкой
Вроде бы достигнут и предел
А скрипун так кстати заскрипел
* * *
ИКОНА И ПАРСУНА
I.
Нашим играм есть одна помеха –
Нечто, что отзывчиво как эхо,
Возвращает действие нам чинно,
Порождает следствие причина.
Если просто так, за вкуса новь
Ты убьёшь, и выпьешь чью-то кровь –
Ты переживёшь всё это вновь,
И тебя убьют, и выпьют кровь
Если загодя об этом знать,
Можно сих эксцессов избежать,
На себя накинуть сеть запрета:
Делай так, не делай то и это.
Так возник у наших у окон,
Так сказать, кармический закон.
Соблюденье этого закона
Полагает, что весь мир – икона,
И во всём. что мир нам может дать,
Мы воспринимаем благодать.
И за всё, чем мир дариносим,
Мы его собой благодарим.
Всё, что влаговейно, суховейно
Принимаем мы благоговейно
Каждую травинку и древесность
Принимая как свою телесность
Обнимая с той же простотой
Присно сущий мировой настой
Возводя дань святости местам
Возводя дань святости листам
Нам как детям мир дарует млеко –
Вечность мира, вечность человека
II.
Говорят нам сутры, веды, сунна:
Наравне с иконой есть парсуна –
Персонификация лица,
Индивидуация отца
Как мужского личного начала
Что воюет с миром без забрала
Он в природе – белая ворона
Он – персона. Нет ему закона.
Что душа захочет – то творит.
Пламешко в той душеньке горит
(Может, приснопамятный Аид?)
Для персоны действие – награда.
Силушку вложил – ума не надо.
Снёс, взорвал, срубил, сровнял, залил
Сжёг, застроил, попросту убил.
Утвердил свой лик, своё творенье,
Воплотил в кумире отраженье
Как парсуну, эго, самость, «Я».
Не змея ли? Сущая змея!
Мучила Лейли юнца Маджнуна.
Так и у иконы есть парсуна.
* * *
Без плаванья с Ноем
Вне рожденья изгоем
Как перловицы на отмель
Нас выносит прибоем
*
НАД ГОЛОВОЙ
Прямо у себя над головой
Я построил хрупкий замок свой
Так, ни для чего, скорей от скуки
Я к нему прикладываю руки
И покуда сила есть в руках
Будет хрупко он стоять в веках
Там, где освящались наши веды
Где всегда крещались наши деды
*
Разве столько сиднем просидеть,
Чтобы только взять и поседеть?
Ну а нам милей иная стать –
Дылдой стоеросовой стоять.
*
Мне сказала умная мозга,
Что внутри гнездится пустельга.
Чем вожжаться с умственной мозгой,
Может, мне поладить с пустельгой?
*
Размечтался рыжий муравей:
Эх, развоплотиться бы скорей!
Ты ему ответить не спеши
Скорым колесом своей души
*
ЗАПОЙ ЖИЗНЬЮ
Пьяный в усмерть и совсем косой...
Ждёт меня безглазая с косой
Парочку денёчков, может статься,
Я еще сумел бы продержаться
Я ведь точно знаю, мой запой
Оборваться может в миг любой
*
Шорхи, бульки, плюски, всплески, плёски
Тихие прозрачные берёзки
Чайка низко. Гаснущая нота
Турбовинтового самолёта
Блики солнца. Сладкая истома
И низкочастотный дых парома
*
Мугам моторки. Дальнее биенье
Мембран воды органное сниженье
*
Воспоминания – не грех.
Я здесь.
Я вспоминаю всех.
На берегу и под сосной
Вы здесь. Все здесь.
Вы все со мной.
*
МОЛИТВЫ ПРОСТЕЦОВ
Господи помилуй
Господи прости
Господи могилой
Господи впусти
Господи помилуй
Господи прости
Дай перед могилой
Хорошо уйти
Весь я тоже
Твоей лепки
Слуга безверный
Твой раб на час
Святый Боже
Святый крепкий
Святый бессмертный
Помилуй нас
***
Он ниспосылает нам тепло –
Радуемся мы ему зело
А прохладой обласкает Бог –
Ввечеру подденем свитерок
*
СЛУШАЙ СЕРДЦЕ
Слушай сердце.
Им владеют шлоки
Претворяя ритмы брахма-локи
Слушай сердце.
Мерными стихами
Музы разговаривают с нами
*
Дни снимают
Слой за слоем мути
Чтобы писались
Не стихи, а шрути
*
«Небесная твердь что камень.
К этому будь готов», –
Сказывал мне сверлильщик,
Крепильщик висячих садов.
*
ПРИТАЁННОСТЬ
Теплится без порук
Неприметна как суть
То ты приближалась вдруг
То я отходил чуть-чуть
*
Тяготенье сил востро как нож
Не ищи – тогда и не найдёшь
Нас друг к другу как магнитом тащит
Всё равно взыскующий – обрящет
*
Хоть убийство для многих – работа
Вновь и вновь воплощается кто-то
*
От незримых вибраций
Бьются судьбинок рюмки
Так что даже не думай
Думать любые думки
*
Кажется, что милость истощилась
Кажется, что всё уже случилось
Всё пришло и было что должно
С кармой и судьбою заодно
Похмелило в меру без вина.
Воплощенье выпито до дна
Хоть обточка не дошла до точки
И остались впадины и кочки
*
Отвисая к небу от земли
Сосенки заметно подросли
Небо мы не пестуем вниманьем
Привязав к земле себя сознаньем
Оттого завития беда
Оттого растём, но не туда
*
Все поглощены своими Эго
Лишь в себе провидя человека
*
На прибрежный мшанистый валун
Плёскается музыка-без-струн
Полирует вкус до простоты
День и ночь мугам речной воды
*
«Очень я соскучился по дому», –
Мне кивнул стрекальщик по живому,
Вырезая в командирской рубке
На прикладе новые зарубки
*
Мы лукавы, всё мы примечаем.
Что ж, пофилософствуем за чаем.
Обсудив вселенские вопросы,
Мы уже не голы и не босы.
Безопасно выпустив парок,
Завершаем тем, что с нами Бог,
Или деньги, или Провиденье,
Женщина, счастливое везенье -
Словом не сказать, как это было
Накатило, смыло, подфартило
Подсобил невидимый бугай
Вытащил билетик попугай
*
Я ни в чем не чувствую нехватки.
На последний день – вполне в достатке
Пост, аскеза, краткое моленье
И незримое благословенье
*
Так нетороплива лития –
Как безгарантийность бытия.
Где предел того, что с нами станет,
Ости стрел, что нас с тобой не ранят
*
Трава растёт. Козлёнок скачет
Трамвайчик едет. И ребёнок плачет
*
Ты и я... Да будь нас даже тыщща
Мы в кормушке, мы им просто пища
Те, кто у кормушки, без промашки
Чавкают. Печатают бумажки
Нам, которым и хвала и честь
Нам, которых не успели съесть
*
Сбив волну
У носа и у скул
Топливозаправщик прошмыгнул
В виде дополнения к картине
Плавгромада
С рубкой в середине
*
Сонм деревьев шелестит листвой
Сонмы облаков над головой
Больше никого, похоже, нет
Тут ведь только я и только свет
*
Прибывает серп луны
Он торопится на вече
Мы присутствовать вольны
Тут же рядом, недалече
*
Свидетельство о публикации №120070500103