Каштаны

Скамейка в парке, полные карманы,
но не того, о чём пел Шнур, а пустоты,
куда ни глянь, валяются каштаны,
ненужные, как сбитые мечты.

Каштан похож на полную пустышку
из повести Стругацких про пикник,
ведь в эту «необъятную кубышку»
года кладут часов всесильный «тик».

Часы ж летят вперед и в этом правы,
но я сегодня в мыслях о былом,
и вот опять стою у переправы
чрез реку вечности, капризную притом.

И став на время бойким мальчуганом,
я обретаю невзначай былую прыть,
и вспоминаю, как не будучи смутьяном,
грозой каштанов я сумел таки прослыть.

Да, это было просто наслажденье –
подняться ввысь, обняв надежный ствол,
преодолеть ветвей хитросплетенье,
трясти его, как бит трясет танцпол!

И в тоже время грусть – сбежало лето,
его уход предвидел Виктор Цой,
но что-то было в воздухе нагретом,
оно звало на бой с самим собой.

И я готов был лезть как можно выше,
туда, где полыхал листвы шатер,
откуда падали с безропотностью мыши
каштаны в жаркий осени костер.

И всё сгорало в пламени желаний,
чтоб неизменно возрождаться вновь,
но тут рассеялся туман воспоминаний…
Сижу на лавочке, светило хмурит бровь.

Всё изменилось: взгляды, увлеченья,
а вместо Цоя иронично-прыткий Шнур,
иных уж нет, другие настроенья,
ушли в безвременье и рейвы и гламур.

Теперь же я смотрю глазами Коки
на мир, ведь я покинул детства чат,
во мне текут совсем другие токи,
рассудочность поставила мне мат.

Залезть на дерево – неужто счастье в этом?
Бессмыслица, к чему сизифов труд?
Уж лучше спеть с поп-идолом дуэтом
иль со Шнуром «нормально – супер гуд».

И покорив гигантскую секвойю,
чей ствол сулит достаток и уют,
не впасть обратно в транс и паранойю,
воспоминания пускай внутри сгниют.

Но ветка вдруг на земь роняет чадо,
и прошлое на миг всплывает вновь,
а прежних чувств гремучее торнадо
воспламеняет скиснувшую кровь.

И позабыв о пустоте в карманах,
я наполняю емкости души
мечтой из детства, спрятанной в каштанах,
сидя на лавочке в сентябрьской тиши.