Первый дом на доисторической Родине

По переезде из Комрата (где мы жили на съемной квартире) в Котовск, родители купили маленький домишко возле бабушки. Две комнатушки с полом из балиги. Балига, это конский навоз. Его собирали свежим, сразу после лошадиного испражнения, смешивали с глиной и использовали как штукатурку и как верхний слой на земляном полу. Он затвердевал как цементная стяжка и был гладкий и прохладный летом, а зимой накрывался всякими рогожками для утепления. Запах в доме всегда был специфический, но родной, как и всё в детстве. В этом домишке наша семья однажды чуть не угорела. Забыли открыть заглушку в печке и ночью от дыма уже тихо угорали. Папа по счастливой случайности, полу угорелый, сумел выползти из дома в снег, прийти в себя и вытащить одуревших маму и брата на улицу. Про меня, спящего в кроватке вспомнили не сразу, а когда (по рассказам родителей) меня вынесли, я спокойно спал. Мне было года четыре. Так вот в этом домишке была ещё бАшка. (Уж не знаю на каком это языке). Такая подпольная комнатка. Шёл по моим подсчётам   57 год, но память о голодных, людоедских годах была ещё настолько сильна, что родители привезли с собой из Комрата перетопленное свиное сало в жестяных 10-ти литровых банках. Штук десять. В Комрате папа работал возле мясокомбината, где и доставал свиное сало и перетапливал его. Эти банки хранились у нас долгие годы и слава Б-гу не понадобились. Помню, что папа смазал этим салом деревянный забор. Чтобы забор не сгнил, а сало не пропало. Помню ещё, как папа сам сделал полы в этом домике. Разобрал много ящиков и из дощечек выложил паркетный пол. Я ему подавал гвозди из этих же ящиков. Папа говорил мне. «Подавай только ровные», а я подавал и кривые. Мне хотелось их тоже как-то пристроить из жалости. Однажды папа привёз из деревни поросёнка чёрного цвета. Папа решил его откормить, превратив в большую свинью и продать. Но поросёнок рос в высоту и длину, а привеса не давал. Он был похож больше на борзую собаку. Тощую и не мясного, а охотничьего направления. Это порося жило в нашей бАшке, делало подкопы в стене и убегало со двора. Папа носился за ней и оно отловленное, с поросячьим визгов возвращалось на место. Это повторялось с периодичностью её тяги к свободе. Вес эта свинья упорно не набирала и папа чтобы избавиться от этого бизнеса отвез ее опять в деревню, где никто не захотел ее брать, потому, как оказалось, что это некастрированный будущий боров. Уж не помню, как он избавился от этого неудачного бизнеса. Зато сейчас интересно вспомнить.