День рождения прабабушки...

Парень я в общем-то городской, хотя все мои предки выходцы из деревни. Летом частенько наезжаю в гости к прабабушке, ей 95 лет и живет она одна-одинёшенька в глухой заброшенной деревушке. И живет бабуля одна, и соседей не густо. Скучища по вечерам. Одна радость, за деревней протекает не широкая, но глубокая и чистая речка, в которой большое удовольствие ловить не пуганных карасей и довольно крупную плотву, чем я и занимаюсь целыми днями. Ловить рыбу кому-то покажется занудством, а я никогда не скучаю за этим занятием. Обычно часами сижу неподвижно, как истукан, и со стороны трудно предположить, что в это время тысячи всяких-разных мыслей проносятся в моей разгоряченной голове. И так я увлекаюсь и кайфую от свежего воздуха и одиночества, что ничего не замечаю вокруг. Так было и в тот раз. Я пропустил момент, когда вокруг что-то изменилось и обернулся лишь тогда, когда кто-то осторожно тронул меня за плечо. Ох, лучше бы я не оборачивался. Позади меня стояла моя 95-летняя прабабушка. Вернее, по одежде и по глазам я догадался, что это прабабушка, на меня смотрела молодая, лет 18-ти девушка с толстой русой косой, переброшенной через плечо. Милое её лицо светилось лучезарной улыбкой, а белые как жемчуга ровные зубы, повергли меня в ужас. У моей-то прабабушки их всего оставалось четыре штуки, по два сверху и снизу. По этой причине ела она только жидкую перетертую пищу, а красавица держала в руке огромное красное яблоко и грызла его с таким остервенением, что брызги сока разлетались в разные стороны. Ни капли не замечая в себе  никаких перемен, она обычным своим сварливым голосом проскрипела: - Что внучок, обедать-то собираешься? Сколько мне тебя еще ждать? Я стол уже давно накрыла. Резко развернувшись на месте, бабуля пошагала к своей ветхой избушке. Озадаченный,я  поплелся следом, размышляя, что бы это всё могло значить... В тот момент, когда она, перескочив через две ступеньки, скрылась за дверью, я остановился, как вкопанный, решил взять тайм аут и обдумать своё дальнейшее поведение. Ничего умного не придумал,  и боязливо вошел в горницу. Какие-то неведомые ранее ароматы закружили мне голову, я на миг потерял сознание, а когда очнулся, увидел за нашим большим дубовым столом огромную кучу народа. Все сидящие были нарядно одеты, причесаны, все в новой блестящей обуви, которая, показалось, никогда не ступала на землю. И только несколько молодых мужиков и одна женщина сидели кто в рваной гимнастерке, кто в тельняшке, зияющей множеством дыр, а женщина та, помимо белого фартука и какого-то темного суконного платья была облачена еще и в высокую белую косынку с красным крестом посередине.- Садись, чего застрял, ворчливо прошамкала бабуля. Вглядываясь в лица гостей,  я быстро понял, что все они с тех фотографий, которыми завешаны стены бабкиной избушки. Как только мы вошли, в избе поднялся невообразимый шум. Все сидящие за столом стали с возмущением тыкать в меня пальцами, выспрашивая кто я такой, чей, почему раньше  никто ни разу не видел меня на прабабушкином дне рождения, и что это в конце-концов в лесу сдохло, что они имеют такое невообразимое счастье лицезреть мою венценосную персону. И почему им, из года в год в этот день приходится бросать все свои дела и спешить сюда в эту глухую деревню, в то время, как я молодой и беззаботный даже ни разу не удосужился вспомнить об этой дате. И надо же, бабуля всегда защищавшая меня от всех моих недругов, в этот раз скромно молчала в сторонке, стыдливо теребя свою восхитительную косу. Стол, между тем , был уставлен множеством тарелок со всякими аппетитными закусками. У меня глаза разбежались, чего там только не было. Я  схватил вилку и уже собирался подцепить ею пахучий блестящий груздь, как кто-то с силой треснул меня по башке какой-то деревянной колотушкой. Я взвыл от неожиданности и боли, в то время как сидящие за столом покатились со смеху, причем в буквальном смысле. Некоторые так смеялись, что по бледным их щекам поползли настоящие слезы, и я даже перепугался, что они рассыпятся в прах, потому что кроме смеха, горницу наполнил лязг зубов и костей. Видимо, им это было вредно. Тем временем из-за спины показался тот кто ударил меня по голове. Им оказался старый-престарый дед. - Это тебе за то, что дочку мою обижаешь, гаркнул он мне прямо в ухо. Все одобрительно закивали, да опять так рьяно, что лязг костей повторился с удвоенной силой.- Ничего себе влип, - пришло грустное в голову. - Как же теперь выпутаться? Я не успел додумать, как сидевший напротив меня моряк в тельняшке выхватил из своих широченных штанов губную гармошку, выскочил на середину горницы, и лихо мотнув головой задорно начал,  - Эх, яблочко, да на тарелочке... Что тут началось описать невозможно! Про меня начисто все забыли. Типа, поел, да и ладно! Ступай себе!  А сами закружились, завертелись, заголосили, с притопами, с прихлопами, со свистом и гиканьем, точно шальная кампания. Мне наконец-то стало по-настоящему страшно. И даже немного обидно. - Я чужой на этом празднике жизни,  пронеслась горькая мыслишка, зачем же тогда было упрекать?! Несолоно хлебавши я поплелся себе к реке на своё привычное место. Уже на подходе услышал что звенит колокольчик на донке, и припустил со всех ног, как-будто именно там решалась вся моя судьба. Удивительным образом, я тут же забыл и загадочное преображение прабабки и шальное застолье, и только шишка на затылке выдавала тайну сегодняшнего события. Но и о шишке я тоже быстро забыл. Зато, когда вернулся к бабуле с уловом, встретил её укоризненный взгляд (от её преображения и следа не осталось), - Эх, ты! - Сказала она, -  хотя бы раз вспомнил, что у меня сегодня день рождения. Один ведь ты у меня остался, кроме тебя и поздравить некому. - А я и не забыл! Вот карасей наловил, сейчас пожарю, разберу для тебя парочку, как ты любишь, чтобы без косточек, балагурил я накидывая ей на плечи, и это представьте себе в жару под тридцать градусов, припасенный заранее по этому поводу оренбургский пуховый платок, как в песне. - И чем я после этого плох, промелькнула хвастливая мысль, не знаете, так и не говорите, спорил я с кем-то невидимым. Потом мы выпили с бабулей по капле её столетней сливовой настойки, развеселились, а когда затянули традиционное,  - Ой, мороз, мороз... -  я увидел, что у бабули из-под косынки мелькнула и тут же скрылась из виду толстенная золотая коса, точь в точь такая, какую я видел у неё накануне.