Князь Даниил Александрович Московский Глава I ч. 1

Начало - первые шаги

Клязьма в год тот полноводный
Поднялась до стен, ворот.
В слободе Ямской стал модный
Без прикрас обычный плот.

Старики не помнят даже
Столь значительный разлив.
О таком чудном пейзаже
Не забыть. … Одним из див.

А весна на редкость дружной
Как-то разом началась.
Дождь, гроза с погодой душной
С сильным паводком слилась.

Даже Волжские ворота
Стали заменять причал.
У Владимира забота
Стала, чтобы град встречал.

Не к Торговой, как обычно,
Купец нынче прибывал,
А к воротам, а там зычно
Плотник их и зазывал.

Быстро сбитые мосточки
Обеспечивали сход.
И товары; кули, бочки …
Шли, как надо, не в обход.

Но в тот день апрельский
Струги вынуждены ждать.
Ни один купец артельский
Не посмел к причалу встать.

Вдоль мостков ладьи стояли,
Княжеской дружины часть.
Щиты яркие сияли
На бортах, как их матчасть.

А дружинники с надеждой
В ладьи каждый что-то нёс;
Сундуки, узлы с одеждой,
Провиант, коням овёс.

Осторожненько ступая,
Всё же скользко на мостках,
Два дружинника вздыхая,
Шли, испытывая страх.

Сундук кованый, тяжёлый,
В нём казна, богатый груз.
Потому и невесёлый
За, прости Господь, конфуз.

Два с секирами холопа
Тут же встали охранять.
Хотя ясно и без трёпа,
Что, поди попробуй взять.

Наблюдал за всей погрузкой
Строгий княжеский тиун.
Был Макар персоной узкой,
С детских лет, как опекун.

А дружинников смешила
Осторожность словно страх.
И один: «Макар, мы ж сила,
Нет нужды в этих постах.

Вам тут нечего бояться
И людей чужих здесь нет.
Караул может вмешаться,
Вон на улице пикет».

Но Макару не по нраву
Был такой ему совет.
- «Я на всех найду управу.
Не волнуйся!» - был ответ.

А холопу: «Стой, не слушай.
Мало ли чего взболтнут.
Ты на службе и не клуша,
Есть секира и всё тут».

Мигом вытянулся в струнку,
На всех строго поглядел.
И дружинники игрунку
Прекратили, … куча дел.

И Макар во всём довольный
Всё ж не мог опять смолчать:
- «Так-то лучше! Своевольный
Выпад буду отмечать.

А казна – дело святое,
Тут насмешки не пройдут.
Лишь усердие, другое …
Чтобы не было, уйдут».

И вдруг солнышко внезапно
Вышло из-за облаков.
Купола Соборов кратно
Засияли – зов Христов.

И весной сильней пахнуло,
Оживал мир на глазах.
Всё кругом легко вздохнуло,
Всё хорошее в мечтах.

Макар взглянул на колечко,
Яхонт в нём огнём сверкнул.
Даже ёкнуло сердечко,
Вспомнил, кто ему дерзнул.

Молодой боярин местный.
Дмитрий ещё княжич был,
Род боярина известный,
Другом стал, задирой слыл.
 
Так и шли по детству вместе,
С ним на Дерпт потом ходил.
И Протасий стал по чести
Близкий круг, куда входил.

Он и предложил Макара,
Когда Дмитрий князем стал,
Даниилу будут пара,
Пока тот не отрок, мал.

Так вот старший брат решился
Младшего к себе забрать.
Вот Макар и подрядился
Даниила опекать.

А вручая перстень знатный,
Всё ж Протасий намекнул,
Чтобы помнил жест приватный,
Кто его к князьям примкнул.

А сейчас он воротила,
Самый важный из бояр.
И Великий князь с ним мило,
Пусть богат, но не футляр.

Вот его-то и к Даниилу
Он в команду и включил.
Как к боярскому светилу
Относился, очень чтил.

Получив удел московский
Даниил, однако, знал.
Старший брат наказ отцовский,
Исполнял и тон задал.

Потому-то и Макара
Объявил, что он тиун.
А Протасий с ним, как пара,
Власть без всяких, что вещун.
 
А в Москве великокняжий
Их боярин тоже ждал.
Персонаж отнюдь не вражий,
Как наместник вес создал.

Боговолков Пётр с рождения,
Коренной, считай, москвич.
Никакого снисхождения
К нерадивым, это бич.

Вот тогда Макар смутился:
- «Руку, чью верней держать,
Чтоб конфуз не получился,
Как бы и не прогадать».

Колокольный звон донёсся,
Так мог только Детинец.
По Владимиру разнёсся,
Выход княжий, наконец.

Службу завершил о здравии
Здесь же и Серапион.
Как епископ в православии
Может это только он.

И дружинники все тут же
За кольчуги – одевать.
Нахлобучить шлемы тоже
Им пришлось, а так не рать.

По бортам щиты висели,
Всех их выровняли враз.
Флаги-прапоры успели
Разместить в корме как раз.

А над креслом расправляли
Яркий шёлковый полог.
С пёстрых лент, цвета играли,
Это было лишь пролог.

И тиун Макар в волнении
Гребень с дерева достал.
Расчесался в завершении,
Будто первый раз встречал.

Всё же ждали изменения,
Ведь в Москве он не бывал.
Даже из соображения,
Он в Москве, как неформал.

Разнеслось вдруг словно эхо:
- «Едуу-у-ут!» - кто-то прокричал.
Сотник выбежал, … потеха.
Громче всех он и кричал.

Поначалу вышли слуги,
Протасий за ними вслед.
Отогнали дальше струги
Чтоб, не дай Бог, вылез швед.

Это был официальный
И прощальный, как поклон.
Даниил, как князь нормальный,
Уезжал, сказать кто он.
 
Вышел из воротной башни
На мостки и там же встал.
Вид причала был домашний -
Грубый тёс хвоёй дышал.

Выглядел совсем мужчиной
В возрасте шестнадцать лет.
Заросло лицо щетиной,
Взгляд внимательный, атлет.

Как и все родные братья,
Рост саженный и плечист.
Но весь светится от счастья,
Далеко не пессимист.

Красный плащ отделан норкой,
Кафтан золотом горит.
С меховой опять оборкой.
Виден знатный колорит.

Золотая цепь на шее
С гривной, как особый знак.
Брат вручил, чтоб был нежнее,
Помнил кто он как-никак.

Сапоги с сафьяна сшиты,
Весь в узорах, красный цвет.
Шьют такие для элиты
И цены, похоже, нет.

Сам Великий князь остался,
Счёл, что хватит Детинец.
Обряд проводов достался
Свите, каждый в этом спец.

Здесь Антон, его дворецкий,
Воевода, друг Иван.
Хоть и русский, род немецкий,
Невским дед на службу зван.

Сзади всех, и как бы скромно,
Был Протасий Воронец.
Чьё влияние огромно,
Кто не так - считай конец.

С виду тихий, низкорослый
И кафтан обычно сшит.
Без излишеств и не броский,
А под ним огонь горит.

Те, кто знал его поближе,
Жили с мнением иным;
Остро мыслил о престиже,
Был нездерженным и злым.

Он от первых, кто Залесье
Заселяли, род свой вёл.
Обживали густолесье
И край тот тихонько цвёл.

Когда Юрий Долгорукий
Междуречье подчинил,
Своевольник там без скуки
Целый век уже прожил.

Вот тогда князья решили,
Благо - в слугах их держать.
А врагами не спешили,
Упаси Господь узнать.

А второй, Иван Копуша,
Был богат, как Воронец.
Хоть для Дмитрия милуша,
Захотел в Москву делец.

И Великий князь не против,
Едет с братом, а не так.
Знал, боярин не юродив,
Хоть умом был, … кое-как.

Цели разные имели
И Протасий, и Иван.
Первый знал и смысл, и цели.
То второй открыт, как жбан.

Воронец принял охотно
Новый княжеский удел.
В стольном граде хоть вольготно,
Очень часто не у дел.

Путь наверх ему прикрытый,
Дмитрий взял к себе своих.
Кто бесчестьем непокрытый,
Где он рос и знает их.

А в Москве ждёт перспектива.
Пусть удельный, но свой князь.
Станет первым из актива,
С Даниилом будет связь.

Так свой план честолюбивый
И решил там претворить.
Делать княжество спесивей,
Может чудо сотворить.
 
Но Иван другого склада
Весельчак, пиры любил.
Ему роскошь, как услада,
Всё, что дорого, ценил.

Потому и одевался
Даже ярче, чем сам князь.
Но при этом улыбался
Не боясь, и не стыдясь.

Да и телом был дородней,
Чем любой, кто рядом был.
И смотрелся благородней,
Так почтение добыл.

И в народе так считали,
Если в теле, то добряк.
Космы мудрость придавали,
Может это и не так.

Но зато по части тоста,
Тут ему замены нет.
Все застолья вёл и роста
Был, как князь, тоже атлет.

И ещё одна привычка,
Не любил нигде темнить.
Раз сказал то, как отмычка,
Проверять лишь гнев будить.
 
Да и храбрости Ивану
Было впрямь не занимать.
Он в кулачный бой шалману
Отбивал охоту врать.

Тем не менее, Протасий
Состязания не ждал.
Не имел он разногласий
И добра ему желал.

Так что Дмитрий, князь Великий
В свиту брата отрядил;
Двух бояр, вид разноликий
И Макаром угодил.

И ещё толмач впридачу
С родословной от татар.
Да полк гриди наудачу,
Защитить от всяких свар.

А вот в личную охрану
Даниил всё ж взял своих.
Кто к нему был, как к братану,
С детства был своим и лих.

Феодосий и Истома,
Лодислав и Творимир
Его сверстники от дома,
Он всегда был их кумир.

Подбирал ребят для сына
Лично Невский, как отец.
Не чуралась и княгиня,
Чтобы сын рос удалец.
 
А сейчас это мужчины,
Молодцы, как на подбор.
Не воюют без причины,
Но любым дадут отпор.

Ставь любого воеводой
Иль сатрапом волостным,
Будет истинной опорой,
Самым верным, не иным.

Пересвет жаль не дождался,
Дядькой был и там и там.
Даниилом занимался
И для Дмитрия, как храм.

После пышных церемоний
Даниил к ладьям, а там
Воронец ждал, без ироний
Взял под локоть князя сам.

В приготовленное кресло
Усадил и рядом встал.
Дал понять всем, это место
Для него, момент настал.

На Владимирскую свиту
Снисходительно смотрел.
Он возглавит здесь элиту,
Так решил и так хотел.

И вот сотник дал команду:
- «Всем места свои занять!
Вёсла на воду!» Таланту
Позавидуешь, … так взять …

Вода тут же забурлила,
Гребцы лихо взяли темп.
И ладью, как разбудила
Эта сила, всплесков тембр.

Колокольни, как ожили,
Вновь начался перезвон.
Даниила окружили,
Для кого он стал закон.
 
Ну, а дальше вверх по Клязьме.
Кормчий всем руководил.
При его энтузиазме,
Успокоил, убедил.
Так почти неделю плыли
Мимо заливных лугов.
Ели в кущах, как застыли …
Край необжитый таков.

Мимо зарослей из ивы,
Иногда большой массив.
Утки в заводях пугливы,
С ними выводок криклив.

Деревень встречалось мало,
В глухомани не живут.
В два, три дома попадало,
В основном рыбачат тут.

Сетки, рюжи возле дома.
Люди, видя караван,
В лес уходят, им знакома
Сущность тех, кто чтит Коран.

Кормчий вёл ладьи прекрасно,
Помнил не по деревням,
По протокам и негласно
Речки знал по их гостям.

Вот прошли приток Колокшу,
Любит здесь медведь бывать.
Через три часа и Пекшу,
Где бобров не сосчитать.

Ушма живностью богата,
Любит эту речку дичь.
Для рыбалки мелковата,
Но пернатым то не бич.

За Дубной, за этой речкой
Был московский быт, удел
Лес такой же, ели свечкой,
Малолюдьем как бы тлел.

Лишь рыбачьи челны редко
Выплывали и назад.
По протокам незаметно
Уходили от досад.

Чужакам не доверяли,
Опыт жизни научил.
Потому и не встречали,
Правда, князя каждый чтил.

Деревеньки попадали,
Дым струился до небес.
Но нигде гостей не ждали …
И опять кругом лес, лес.

На девятый день дороги
К селу вышел караван.
Село Волок, не убоги
Сотни три односельчан.

Вдоль реки стояли избы,
Из жердей у каждой тын.
Церковь есть для свадеб, тризны
И вотчинник тоже был.
 
У него свои хоромы,
Не боярин, всё же чин.
Но боярские симптомы
Проявлялись без смотрин.

Кровля вся была резная
И дубовый частокол.
Во дворе собачья стая
И крыльцо, как на престол.

Караван селяне ждали.
Дело в том, что здесь волок.
Дальше Яуза, … едва ли
Сам пройдёшь через борок.

Речка Лама протекала,
Незаметный ручеёк.
Она в Яузу впадала,
Вот по ней и был волок

Только вышли из-за мыса
Звонарь в било начал бить.
К церкви он пока приписан,
Вместо колокола бдить.

Люди к берегу толпою.
Шуи и гам, одет кто как.
Мужики в лаптях порою,
Но посадские не так.

Те бойчей и понарядней,
Каждый был одет в кафтан.
Вид приличней, аккуратный,
А на бабах сарафан.

Сапоги из тонкой кожи
Вид эффектно дополнял.
Ясно - это не вельможи,
Но на общий фон влиял.

Возле пристани стояли
Местных ратников рядок.
Даниил заметил, взяли
Не дружинников, а впрок.
 
Нет кольчуг, одни рубахи
И щиты есть не у всех.
На груди пришиты бляхи.
Вся защита? Просто смех.

Даже меч и тоже редко
У кого-то в ножнах есть.
- «Да-а-а …» - и князь подумал едко:
- «Будут чем заняться здесь.

Вот одену всех в доспехи,
А возглавит рать Иван.
Вот тогда не для потехи
Будет этот балаган».

Из хоромов в это время
Боговолков вышел Пётр.
Как наместник, нёсший бремя
Всех забот, да и присмотр.

Был в богатой куньей шубе,
Посох царственный в руках.
Кряжист, будто вырос в срубе,
Жил на щах, да на хлебах.

Шёл уверенной походкой
К Даниилу по мосткам.
С ним бояре, все с бородкой,
Разодеты, как Пётр сам.

Но хитрющий гость Протасий
Москвича опередил.
Первым вдруг без разногласий
Он с ладьи сошёл, спешил.

Помогая Даниилу,
Он с поклоном произнёс:
- «Вот земля, что даст вам силу!
Вас Господь в Москву принёс.

Князем будь земли московской,
Бог тебе её вручил!»
Подошёл Пётр с миной скотской,
Зыркнул зло и враз остыл.

В пояс князю поклонился,
Говоря: «Москва вас ждёт.
Глас народа претворился,
Он давно этим живёт».

Князь решил здесь задержаться,
Места эти посмотреть.
По предместью прогуляться,
Представление иметь.

Волок, так село назвали,
Был на Яузу прыжок.
Речкой Ламой помогали
Совершать этот бросок.

А от Клязьмы и до цели
Было где-то десять вёрст.
Протащить ладьи на деле,
Как проверка, Божий перст.

По земле, причём размокшей,
По болотам, где есть гать.
И весна, в глазах поблёкшей,
Стала хлябь напоминать.

Боговолков постарался,
Собрал целую артель.
Сельских жителей касался
Волок сделать, как туннель.

Лошадёнки вместо пашни
Выбивались здесь их сил.
Смердам труд пусть не домашний,
Благ потом не приносил.

Ну, а вечером в честь князя
Федот в дом свой пригласил.
Он, был вотчинником, грезя,
Что боярство получил.

Пир конечно не столичный,
Ублажить всех было чем.
Дар лесов для них привычный,
Привлекал, манил затем.

Например, глухарь в сметане,
В печи сварен целиком.
Подавался прямо в чане,
Остальное всё потом.

Или рыбники из щуки,
И комплект блюд из опят.
В сотах мёд, это от скуки,
И весной они не спят.

Пиво-олуй, мёд креплёный,
Всё в корчагах на подбор.
Сбитень словно золочённый,
Разный видов, как набор.

Даниилу необычно
Был накрыт отдельный стол.
Для начала непривычно,
Но смущение поборол
 
Подносил хозяин дома,
Хлебосольством поразил.
Даниилу незнакома
Щедрость эта, … оценил.

Всё попробовал, что было
И с хмельным не устоял.
Под конец в глазах поплыло,
Так мёд крепкий повлиял.

Федосий и Истома,
Бывшие всё время с ним,
Разомлевшего до дрёма
Увели его к своим.

Воронец хотел за ним же,
Боговолков придержал,
Лишь шепнув: «Не суйся, друже,
Не бросайся на скандал».

Ранним утром, как проснулся,
Первым делом: «Где тиун?».
И Макар вошёл, нагнулся,
Поклонившись, как вещун.

Даниил, хоть не привыкший,
Всё же начал понимать,
Что он князь, вершин достигший,
Должен сущность принимать.

И к Макару обратился:
- «Нужно всех бояр собрать.
Разговор есть. Я решился
Обсудить, что ожидать.

А тебя прошу стараться
В это дело не вникать
И ладьями заниматься,
Волок дружно начинать».

Тиун тут же удалился,
Князь вдруг вспомнил разговор,
Как Протасий с ним делился,
Говоря: «Есть давний спор.

Если вдруг одновременно
Семь мечей подали? Как?
Брать их все попеременно?
Пригодятся как-никак …

Мудрость тут совсем иная,
Выбрать надо лишь один
По руке и понимая,
Семь взять может лишь кретин».

Это был урок невольный,
Как князь должен поступать.
Даниил весьма довольный
Вспомнил это: «Ай да знать!»

Все московские бояре
Заходили в дом молчком.
Лоб крестили не в ударе,
А степенно ни тайком.

Сели все по лавкам смирно.
Лишь Протасий и с ним Пётр
Возле князя и настырно
Каждый сел, как на просмотр.
 
Всё московское боярство
Было здесь и внешний вид
Лишь подчёркивало барство,
Хоть был каждый индивид.

Даниил подметил сразу,
Неприязни к князю нет.
Ни сказал пока, ни разу
Ни один, знать этикет.

Верховенство этой пары;
Боговолков, Воронец,
Все признали и без свары
Подчинились, наконец.

Меж собой в уме делили.
Первый кто? Кому вторым?
Всё от князя, так решили.
Он закон, не быть иным.

Хоть Протасию обидно,
Но пришлось всё ж уступить.
Как наместник, это видно,
Пётр стал первым говорить.

На запрос же Даниила
О Москве всё рассказать,
Пётр начал: «Молва гласила,
Город главным должен стать».

Как наместник, много зная,
Он во всех селеньях был.
И не просто был, вникая,
Разговоров не забыл.

Вот поэтому, так бурно
Начал князю говорить:
- «Говорить о граде дурно,
Нехорошее творить.

В вашем княжестве сегодня
Маловато городов.
Три всего то, как исподня,
Сам наряд же не готов.

И Москва конечно главный,
Этот город стержень наш.
Путь не яркий всё же славный
Пройден был, такой типаж.
 
Кремль для города основа,
В центре Боровицкий холм.
Как и век назад, он снова,
Как предчувствий славных полн.

В век тот злобный и надутый
Москву прапрадед создал.
Только Юрий Долгорукий
Важность мест обосновал.

А сейчас Москва другая,
И Звенигород тут есть.
И, как город, не мешая,
Растёт вширь буквально весь.

Радонеж на речке Паже,
Тоже милый городок.
Красивей других, он даже
Тут совсем не одинок.

Здесь источники святые
Бьют везде, как Божий хор.
И места кругом такие …
Мир не видел до сих пор.

В остальном одни деревни,
Смерды ключевой народ.
Речка Пажа очень древня
Радонеж той Пажи плод.
 

И купцы давно поняли,
Там по Рузе, ну а дале
До Москвы реки свернуть.               

Даниил был весь в внимании,
Что наместник говорил.
В его личном понимании,
Он Московию любил.

И спросил, как бы желая:
- «А соседи кто у нас?»
- «Князь Смоленский, вас н зная,
И Рязань, не любят вас».

- «Я что? Вроде как зажатый?
Мне теперь это терпеть?
Не-е-ет , не плод я им отжатый,
Буду княжество иметь!»

Пётр ему: «Срубить бы в Рузе
Крепостишку, как форпост.
Рузе будет не в обузе,
А уж строить в полный рост.

Третий город бы не лишний,
Надо княжество крепить.
А уж там, как даст Всевышний,
Длань возложит, будем жить».

- «Да, Рязань почти у Гжелки,
Оклемались от татар,
Где был город, посиделки.
На Оке их новый взвар» -

Протасий, как не нарочно,
Вслух всё это произнёс.
Но запало князю прочно,
Что Протасий как бы внёс.

- «С малого начать придётся» -
Даниил теперь уж вслух:
- «Будут трения, … обойдётся,
Прежде сила, воля, дух.

Для начала я дружину
Мыслю дружную собрать.
Пусть с чужих наполовину,
А окрепнем, будет рать».

Боговолков Пётр вмешался:
- «А зачем же брать чужих?
От татар нам след достался,
Масса беженцев своих.

Все рязанцы к нам бежали,
Когда Батый жёг Рязань.
И владимирцы не ждали
Той же участи, ту грань.

Так что здесь народу много,
Все по весям разошлись.
Мы следим за ними строго,
Чтоб в разбой не подались».

- «Им сейчас нужно внимание,
А не строгость, так-то Пётр» -
Дал Протасий замечание:
- «Хотя важен и присмотр.

И землицы дать под пашню,
Да и дань пока не брать.
Пусть окрепнут и не страшно,
Если станут шиковать.
 
И лошадок не жалейте,
Всё окупится потом.
Это всё ввиду имейте,
Как наместник здесь притом».

Пётр чуть даже оскорбился:
- «Разум наш пока при нас,
Я так и распорядился …
Княжья выгода в запас».

По московскому боярству
Гул согласия прошёл.
- «Вот и ладно, что мытарству
Места нет. Я не нашёл» -

Так Протасий гениально
Диалог и завершил.
Даже князь сказал: «Похвально,
Что так грамотно решил».

Про себя решил, однако:
- «Пусть теперь решают так.
Споря, не сказать двояко
И хотел бы, но никак.

Начинать княжение с розни
Даже думать не хотел.
Там где ругань, там и козни,
Должен быть всегда предел.

Вдруг взаимное их рвение,
Ревность, … княжеству доход?
Как у страдников явление,
Свой был к вороту подход.

Каждый в своём направлении
Жмёт, а ворот оборот.
Поднимает груз в движении …
Только не наоборот.

Так что пусть эти бояре
Вместе тянут тяжкий груз.
Как те страдники в ударе
Крутят ворот и без уз.

Ну, а мне же остаётся
Только их благодарить.
Одинаково придётся,
Только так и примирить».

Это был урок, как князю,
Причём сам его решил.
Полегчало как-то сразу,
Но хвалить их не спешил.

Ну, а вечером пир скромный,
Боговолков пригласил.
Для него престиж огромный,
А иначе нету сил …

Князю место в центре зала,
Половицы пусть скрипят.
Это ж Волок, свита знала,
По Москве глаза горят.

И в разгар этой вечеря,
В зал вошёл тиун Макар.
Князь ему, себе не веря:
- «Ты откуда? С неба дар?»

- «Князь! Докладываю лично!
Ладьи в Яузе стоят.
Волок весь прошёл отлично,
Смерды вас боготворят.

Все желали отличиться,
Как узнали, кто их князь.
Не могло беды случится,
В бездорожье, хоть и грязь».

Даниилу стало ясно,
Вот, кто пахарь и ишак.
Им безвременье безвластно,
Русь такая, только так.
 
И вот Яуза, навечно
Это речка, не река.
Долгожданна и конечно
Родом не издалека

Путь по Яузе недлинный,
Вёрст, примерно, двадцать пять.
Вид воистину картинный
Не устанешь повторять.

А холмы, как украшение,
Зелень первая на них.
Изумруда излучение
И сравнений нет других.

Попадались и овраги,
Но не портили пейзаж.
Их дичайшие зигзаги
Были, вроде как, кураж.
 
Личный прапор Даниила
На корме взметнулся вверх.
Пика князя змия била,
Так над злом одержан верх.

Это был Святой Георгий,
Он стал символом побед.
Даниил был дальнозоркий,
Прапор спас от многих бед.

И торжественно, парадно
Появился караван.
А Москва следила жадно
За ладьями, князь был ждан.

И Москва-река встречала
Почти летним ветерком.
Луг Васильевский сначала,
Как проплыл, а Кремль потом.

Церковь Мокрого Николы
Первой ухнула в набат.
А за ней, ни как проколы,
Все соборы, как накат.

Где протяжно, басовито,
Где весёлый перезвон.
Так Москва вполне открыто
Князю делала поклон.

Толпы жителей стояли
По обоим берегам.
И молились, и кричали
Со слезами пополам.

С реки город показался
Не как город-монолит.
Даниил понять пытался
Всю разрозненность и вид.

Создавалось впечатление,
Что ряд сёл и деревень
Силой сдвинули в мгновение
Где-то, даже набекрень.

Дворы кучками стояли,
А меж них луга и лес.
Как на жизнь они влияли?
Вызывало интерес.

Вот посадские строения
В основном все на холмах.
И добротней, от умения
Делать всё не впопыхах.

Главный холм был Боровицкий,
На котором Кремль стоял.
Сложен крепко по-мужицки,
Мощью как бы всех подмял.

На восток посад спускался
У Москвы-реки в Подол.
Дальше с пристанью касался
К стругам, вставших на прикол.

За рекой Замоскворечье,
Представляло низкий луг.
По размерам - бесконечье,
Лес на много вёрст вокруг.

В основном купцы там жили
И дома были под стать.
Местом этим дорожили,
Тесноты там не видать.

Лишь Ордынская дорога
Шла оттуда, словно тракт.
У реки, как у порога,
Были ратники, как факт.

А Москва вся в основном же
Находилась меж двух рек.
Той, название чьё схоже,
И Неглинной к ней же бег.

За Неглинной не любили
Изо дня в день быть и жить.
Чертольем всё окрестили
Не с чем те места сравнить.

С бесконечными ручьями,
Всюду заросли и топь.
И репейник, как гвоздями,
Рвёт и колет до стыдоб.

Чёрт испакостил ту землю,
Чтобы людям не давать.
И народ: «Конечно, внемлю,
Суть нельзя не понимать».

Даниил залюбовался,
Необычен город был.
Кремль особо выделялся,
Исполином как бы слыл.
 
Над рекою полноводной
Он стоял, как господин.
Своей формой благородной
Украшал Москву один.

Стены с векового дуба,
Им, казалось, сносу нет.
Башни были в виде сруба,
В них бойницы, как просвет.

Боровицкий холм надёжно
Был закрыт со всех сторон.
Так проникнуть невозможно,
Кроме стен ещё заслон.

Вал в три роста человека
Был насыпан тоже вкруг.
Между ними ров без сбега,
В нём вода, защите друг.

Лишь две башни с воротами,
Чтобы можно в Кремль попасть.
Охранялись и замками,
И охраной, там их власть.

Ворота Тайнецкой башни
Выходили на восток.
На Москву-реку, как важны.
Здесь в Кремль шёл людской поток.

А вот Троицкая башня,
В ней к Неглинной выход был.
Запад города не пашня,
Лес с болотом всё покрыл.

Грозен Кремль был силой, мощью,
В то же время и красив.
Поражал дубовой толщью
И соборов эксклюзив.

Спас особо выделялся.
Тем и был он знаменит,
Так как первенцем являлся,
Любой житель подтвердит.

И ещё, как украшение,
Это княжеский дворец.
Шла достройка, оформление
И не виден был конец.

Жгли Москву неоднократно,
Но Кремль всё-таки стоял.
Не ушёл он безвозвратно,
А наоборот крепчал.

Караван остановился
Возле Тайнецких ворот.
С перезвоном шум, как слился,
Всяких труб невпроворот.

Здесь и ризы духовенства
С золотым на них шитьём.
А бояре, признак членства,
В шапках горлатных присём

И купечество не хуже,
Все в кафтанах дорогих
И дары, чтоб быть не в луже,
Из лабазов из своих.
 
Князя встретил воевода,
У воды стоял и ждал.
Он москвич, его порода
Вся Москвой жила, он знал.

Город многие хотели,
Просто так заполучить.
Он один из тех, кто смели
Даже власти отучить

Забирать, что не нажито,
Отдавали только дань.
Много лет уже прожито,
Но он бодр и горд, как лань.

Звать его Иван Пороша,
У Москвы в любимцах он.
Не сторонник драк, дебоша …
Но не трус, в бою силён

И с Великими князьями
Не всегда послушным был.
Звали ратников с конями,
Делал вид - опять забыл.

Нарывался на опалу,
Всё грозились приструнить.
Время шло и страсть помалу
Отходила. Надо жить.

Детство помнил. Все набеги
И особенно татар.
Обгоревшие ковчеги
И сплошной в Москве пожар.

Кремль один так и не сдался,
Батый больше не пришёл.
Пацаном тогда поклялся,
Так профессию нашёл.

А сейчас смотрел на князя,
Как на берег он ступил.
Думал: «Будет ли донельзя
Править тем, что получил?»
 
От воды на холм пологий
Вплоть до Тайнецких ворот,
Из сукна, цвет красный строгий,
Был проложен княжий вход.

Это вроде как тропинка,
Только выслана сукном.
Боговолкова слабинка,
Любит угождать тайком.

Даниил ступил впервые …
Боговолков Пётр за ним.
И устои вековые
Стали делом не чужим.

Колыхнулось чувство князя
И властителя земель.
Как покров тихонько слазя
Приоткрыл пока лишь щель.

Эта красная дорожка
И ликующий народ,
Свиты яркая одёжка …
Стал вдруг просто обиход.

Не почувствовал смущения,
Вроде так должно и быть.
Не предать тому значения? …
Это всё же не забыть.

Выйдя, сразу к воеводе.
Как наместник, рядом Пётр.
- «Воевода ваш! В народе
Он любимчик и не врёт.

Как и я в Москве родился,
Друг мой детства и земляк.
Стал Иван, когда крестился, …
Самый храбрый из вояк».

И Копуша поклонился,
Даниил ему кивнул,
Показав, чтоб с ними слился,
Тот к Протасию примкнул.

Кое-где сукно намокло,
Всё ж апрель и влага есть.
Но на солнышке подсохло,
Красный цвет усилил честь.

Даниил пошёл неспешно,
Народ просто ликовал.
Трубы пели так успешно,
Колокольный звон аж сдал.

- «Князь Московский! Князь Московский» -
  Через грохот труб и гул.
Даже колокол кремлёвский
Не слыхать кабыть уснул.

Люди плакали, смеялись …
Кто-то лыбился со злом.
Большинство же улыбались,
Были счастливы притом.

Даниил шёл по дорожке,
Видя только красный цвет.
В башне дверь, как свет в окошке,
И казалось, сил уж нет.

Он смотрел себе под ноги,
А народ вокруг галдел.
Даже пели про чертоги,
Про Москву, её удел.

Шёл, немного испугался,
Но и радость - в горле ком.
Ободрить себя старался,
Хорошо, что шёл пешком.

Вот и башня, наконец-то,
В ней прохладный полумрак.
Не любил он с малолетства
Башни эти, как дурак.

Только вышли, а там снова
Рёв толпы и звук рожков
Пестрота одежд, … до крова
Метров тридцать, путь таков.

Так до самого крылечка
Ярких княжеских хором.
- «Не погаснет, значит, свечка» -
Князь подумал: «Вот он дом!»

Вошёл в горницу он первый,
Свита на крыльце стоит.
Лишь Истома, стражник верный,
Что-то в ухо говорит.
 
Он стоял ошеломлённый,
Мир вокруг как бы пропал.
Что Истома удивлённый
Говорил, не понимал.

Красоты такой и блеска
Нигде сроду не видал.
Потолок сплошная фреска,
Весь декор его блистал.

Тут и Ангелы Святые
В обрамлении райских кущ.
Лучи солнца золотые
Свет в лазурь небес несущ.

Оторваться невозможно,
Всё хотелось разглядеть.
Всё же взгляд свой осторожно
Свёл иное лицезреть.

Роспись стен орнаментальна,
Вся в фигурках, вензелях.
Фон, как яхонт, гениальна
Мысль оформить, как в церквях.

Стены золотом горели,
Всё, как лаловый огонь.
Терема других бледнели,
Вот уж лучше не трезвонь.

Профилированы рамы
В окнах, дуб их материал.
Нет подобной панорамы,
Он не видел, не встречал.

Трон не княжеский, а царский
Между двух пилястр стоит.
С капителями заправский,
Что о многом говорит

Сам из дуба с позолотой.
Сверху картуш, а в нём Спас.
Стол под бархатом с охотой
И надеждой ждал свой час

Все балясины резные
И над троном держат свод.
Канделябры золотые
Над столом, богатства плод

Вдоль стен лавки гостевые.
Пол - набор из изразцов.
Так собрали здесь впервые
Без ковровых образцов.

Даниил стоял не зная,
Как быть дальше, но опять
Вновь Истома повторяя:
- «Свита просит вас принять».

Показал на трон рукою,
Даниил прошёл и сел.
- «Я прошу их не толпою,
Чтоб сказать чего успел».

Первым шёл к нему Протасий,
Пётр вторым, чуть сзади был.
Шли совсем без разногласий,
Долг, похоже, не забыл.

Даниил обоим тихо
Пожелание сказал.
Оба выглядели лихо,
Словно кто-то заказал.

Ну, а дальше вереница,
Кто в Москве имели вес.
Незнакомые всё лица,
Интерес к ним не исчез.

Шли бояре волостные,
С села Волок был Федот.
И тиун Макар впервые,
Обомлел от тех красот.

Были сотники с дружины,
Воевода их привёл.
Были и простолюдины,
Всех принял и не подвёл.

Были вирники, их мало,
А вот бортников не счесть.
Правда, мытников не стало,
Был один и счёл за честь.

Кузнецы и медовары,
Кто руками промышлял.
Те, кто делал самовары,
О другом не помышлял.

Даже черлядь дворовая
Не смогла шанс упустить.
Видеть князя честь такая …
Не пойти, как допустить?

Каждый шёл, читал молитву.
Князю руку целовал.
Даниилу словно битву
Пережить пришлось. Он знал,

Что нельзя уйти открыто,
Не себе принадлежал.
Только княжеству, а скрытно
Этим всем, кого держал.

Наконец поток огромный
Окончательно иссяк.
И Иван, как самый скромный,
К князю был ни так, ни сяк.

Потому и встал у двери,
Чтоб беседе не мешать.
Воевода этим верил,
Все помогут князю встать.

Боговолков Пётр и явно
Был Протасий Воронец,
Кто опорой стал недавно,
Каждый был притом боец.
 
Хоть один был из столицы,
А второй, как есть, москвич,
Не как красные девицы
Повели себя, без хнычь.

Задержался здесь у трона
И тиун его Макар.
Здесь же был отец Иона
И священник Елизар.

Всем хотелось пообщаться,
Да и князь того желал.
Всё же стало ощущаться,
Что с дороги и устал.

Подозвал к себе Макара
И ему: «Давай-ка так.
Нам не надо перевара,
На сегодня всё. Итак

Завтра, лучше послезавтра
Соберёшь сюда всю знать.
Собирать людей назавтра …
Народ должен отдыхать.

И обсудим всё, что нужно,
Да военный не забудь.
Я же князь без них ненужно
Обходиться как-нибудь.

Пусть придёт отец Иона,
Он всех тоже должен знать.
Как священник, он с амвона
Может истину сказать».

И все стали расходится.
Рядом стража весь приём.
Им при князе находится
Надлежит не только днём.

Пётр с Протасием не стали
Больше князя утомлять.
Отоспаться пожелали,
Ну, а завтра погулять.

Яша ключник был последний
Оставался из всех слуг.
По ранжиру как бы средний,
Первый в важности услуг
 
Он при дяде Даниила
В Москве службу начинал.
Хоробрита Михаила
Здесь, похоже, каждый знал.
 
Как брат Невского, он первый
Получил Москву в удел.
Очень рано путь был прерван,
Так что много не успел.

В девятнадцать лет Литвою
На реке Протве убит.
Тридцать лет с тех пор Москвою
Боговолков и рулит.

Яша долго не решался,
Но вдруг князю объявил:
- «Рапорт этот вас касался,
Тайну я для вас хранил.

Так что пусть уйдёт и стража,
Здесь ничто вам не грозит.
Покажу часть антуража,
Чем дворец ваш знаменит».

Стража пусть и неохотно,
Но покинула всё ж их.
Чересчур, похоже, льготно
Там оставила двоих.

Возле княжеской постели
Был прибит огромный крест.
Ключник с силой еле-еле
Повернул, как сделал жест.

Отворилась тут же дверца,
Раньше было не видать.
Холодком пахнуло в сердце,
Непривычно так сказать.
 
В глубине видны ступени
Шли они куда-то вниз.
Яша тут же: «Там не сени,
Выход в башню на карниз.

Выход ваш на всякий случай,
Хоробрит мне показал.
Это если будет буча,
Никого чтобы не звал».