Кто ты, дитя, чтоб ведать планы Бога?

Нам всем бывает нелегко своей дорогой
Идти, и путь тернистый кажется таким,
Что от колючек ранящим нам ноги,
Мы ропщем, злимся и вопим.
Не видим смысла, замысла и цели,
И кажется плетемся еле-еле,
Уже не шествовать пытаясь, а ползти.

Тогда, мы с болью в сердце вопрошаем Бога:
"За что мне муки, Господи, прости?
Не лучше я других, не чужд земного,
И не грешней других в своей плоти.
Но, Ты зажал меня в тисках своей горсти,
Не выдохнуть никак, ни испустить,
Предсмертного, освобождающего вздоха".

И Бог тогда со мною говорит.
Сквозь свое Слово, и в тиши ночной молитвы,
А часто просто посылая рифмы,
Не только утешительны, суровы.
Они становятся незыблемой основой,
Чтобы воспрянуть и вернуться в поле битвы,
Которая не стихнет ни на миг.

«Кто ты, дитя, чтоб ведать планы Бога?
Не уж-то поджигал с Ним млечный путь?
А, может быть, ты создал носорога,
Левиафана, змея, однорога?
Дерево жизни посадил, сказав «не трогай»?
И в глину смог дыхание вдохнуть?

О нет, Творец, не подотчетен пред твореньем.
Он может вытесать шедевр, потом разбить.
Но дам тебе подсказку, поясненье.
Отец благой будет и хворого любить.
И каждый вздох калеки отзываться болью,
Будет в бескрайне-любящей груди.
Поэтому, не мудрствуйте над долей.
У всех свой путь, и ты своим иди.

А если вдруг захочешь ты Отца
Постигнуть хоть на тысячную долю,
Возьми с гнезда орлиного птенца
И выпусти его взлететь на волю.
И когда он, в мгновенье взмоет в высь,
Увидит мир, что от грехов своих истлел,
С горами, долами и рощей кипарисов,
Людьми возделывающими свой удел.

И так, смотря на мир следи светил,
Паря над миром, как над своим царством.
Ты вдруг поймешь, как Бог сей мир любил,
Любил настолько, что не выдумал лекарство,
А с болью в сердце разрешил переболеть,
Чтобы пройдя сквозь огненное жерло,
Мы никогда не пали, впредь болея,
Прочнее стали в нашей вере.
Чтобы любовь нашу ничто не одолело.
А Он орлиными глазами продолжал смотреть.
И свете звезд сияли Его перья!