Смена

      Посидим у порога, послушаем сумрачный лес. Что-то пуща шепнёт? Что ответит ей серая выпь?
      Мы с тобой, старый друг, чёрный кот, навидались чудес –  больше лиха и худа!
      По травам кудрявым не зыбь от ветров пробегает – то думы тревожат меня. Тропка вьётся лесная меж кочек болотных и пней – там, где каплями крови брусника алеет, дразня. Кто-то нынче к избушке заветной шагает по ней?
      Чуешь, кот?
      Будет день, будет пища… Довольно глупцов, что на тропку ступают. Их эхо обманет, зовя; заплутают, аукаясь! Лес их проглотит, смолов тонки кости в муку, что развеют, играя, ветра. Иль болотник утащит, иль мавки, смеясь, зазовут, разве ивы всплакнут, да и пёс с ними – «жалобно ж нам»!
      Дураки для того-то на свете на белом живут, чтобы пищей служить ненасытным и древним божкам, что издревле живут в вязких чёрных углах и тенях…
      Но бывает, ступают иные на тропку, спеша твёрдым шагом к избушке, не путаясь в кочках-корнях, волю скомкав в кулак и упрямо и гордо молча.
      Я такою была.
      Помнишь, кот?
      Так спешила постичь всё, что ведьма могла и желала бы мне рассказать.
      Ну, а ведьма…
      А ведьма желала меня обучить.
      Час наступит и мне тайны эти другой передать.
      Знаешь, кот? Я ведь тоже истаю, как те до меня, стоит только прийти ей, младой, в руки взять помело, зелья в чане варить, ворожбы паутину плетя. С незапамятных лет среди нашей сестры так пошло.
      Что осталось?
      Сидеть у порога, лес слушать и ждать, сердцем в каждом движении веток предвидя беду.
      Только пуща вздохнёт и продолжит, как прежде, шептать новой ведьме, по тропке бредущей: скорее, я жду.