Всадница Брюллова

Никак не сотрётся из памяти эта
Картина в музейной волнующей мгле:
Горячий пейзаж итальянского лета,
Прелестная барышня в дамском седле.

Мальчишкой глядел я сквозь сумрак былого
В эпоху наездниц, карет и коней
И музыку слышал в картине Брюллова,
Летящую музыку пламенных дней.

Мне всегда было обидно за Карла Павловича Брюллова, о котором искушённые ценители живописи и полтора века назад, и сейчас нередко отзываются пренебрежительно и высокомерно. Вот, к примеру, фрагмент из статьи влиятельного В.В.Стасова, бывшего в конце XIX века чем–то вроде законодателя мод в художественной среде: "...Будто не бывало никогда на свете Брюллова с его фальшивым и фольговым направлением, точно будто и не видано было всех его лжетурчанок, лжеримлян, лжеитальянцев и лжеитальянок, лжерусских, лжебогов и лжелюдей…". Наверное, я конченый идеалист, романтик и ценитель академической живописи, но мне картины Брюллова милее и народнического направления, и авангарда со всеми его "измами" и "азмами". Но в конце концов – "у всякого свой вкус: один любит арбуз, другой свиной хрящик", как говорил незабвенный Сергей Сергеевич Паратов, и сейчас я – даже не о живописи, а о стихах, ею навеянных.

Владимир БЕНЕДИКТОВ
(1807 – 1873)

НАЕЗДНИЦА

Люблю я Матильду, когда амазонкой
Она воцарится над дамским седлом,
И дёргает повод упрямой ручонкой,
И действует буйно визгливым хлыстом.
Гордяся усестом красивым и плотным,
Из резвых очей рассыпая огонь,
Она – властелинка над статным животным,
И деве покорен неистовый конь, –
Скрежещет об сталь сокрушительным зубом,
И млечная пена свивается клубом,
И шея крутится упорным кольцом.
Красавец! – под девой он топчется, пляшет,
И мордой мотает, гривою машет,
И ноги, как нехотя, мечет потом,
И скупо идёт прихотливою рысью,
И в резвых подскоках на мягком седле,
Сердечно довольная тряскою высью,
Наездница в пыльной рисуется мгле:
На губках пунцовых улыбка сверкает,
А ножка–малютка вся в стремя впилась;
Матильда в галоп бегуна подымает
И зыблется, хитро на нем избочась,
И носится вихрем, пока утомленье
На светлые глазки набросит туман...
Матильда спрыгнула – и в сладком волненьи
Кидается буйно на пышный диван.

1836 год

Заключительное четверостишие
в 1–й редакции, 1835 года:

И долго томится, пока замелькает
По кареньким глазкам соблазна туман.
Матильда спрыгнула; седло остывает, –
И жаркие члены объемлет – диван.

«Бенедиктов пишет картинно, его интересно сравнить с живописью того времени. Разве бенедиктовская "Наездница" не вызывает в памяти знаменитую картину Брюллова, аллегорически изображающую доминацию ангельско–женского начала над зверино–мужским?» заметил известный поэт и переводчик Г.М.Кружков в статье "Владимир Бенедиктов на фоне волн и холмов".

Владимир Григорьевич Бенедиктов, выдающийся поэт XIX века, совершенно затравленный в своё время резкой и несправедливой критикой Белинского, вероятно, писал эти стихи под впечатлением от знаменитой картины. А теперь немного юмора. Я заинтересовался строчкой "Гордяся усестом красивым и плотным...". Думаю, что такое "усест"? Открываю словарь синонимов, а там написано: "Усест – зад, седалище, мягкое место, гузно, задница, жопа". То есть, если сказать попроще: "Гордясь своей ж...й красивой и плотной...". Применительно к юной даме это, конечно, очень смелые слова. Но на излёте советского периода они своеобразно откликнулись в стихах полуподпольного скабрёзного стихотворца Сергея Чудакова:

За красивую задницу
И за разность полов
Полюбил свою всадницу
Академик Брюллов.

А теперь об истории создания картины. «Всадница» была написана в 1832 году, когда Карл Павлович Брюллов жил в Милане, на севере Италии. Близкий друг художника, состоятельная аристократка графиня Юлия Павловна Самойлова (1803 – 1875) заказала молодому художнику, с которым её связывали близкие отношения, портрет своих воспитанниц. Это были дочь и юная родственница умершего композитора Джузеппе Пачини. Того самого Пачини, чья опера «Последний день Помпеи» натолкнула Брюллова на тему знаменитой в будущем картины. Живописец писал двух сестёр на вилле под Миланом. В центре картины на горячем скакуне изображена Джованина Пачини. Лошадь горячится, но всадница сидит прямо и гордо, уверенная в себе. Слева от прелестной амазонки – балкон, на который выбежала её младшая сестра, в глубине полотна – тенистый парк.

Картина была выставлена в Милане, а затем её могли видеть среди других произведений искусства гости Ю.П. Самойловой, хозяйки знаменитого салона. В дальнейшем следы полотна надолго теряются. Юлия Павловна обеднела, из Италии переехала в Париж и увезла с собой портрет воспитанниц. Она рассталась с ним в самом конце жизни, в 1875 году. Молодой художник Илья Репин, находясь летом 1874 года в Париже, писал меценату и собирателю картин П.М. Третьякову о том, что «у какой–то графини Самойловой здесь продается несколько вещей К.П. Брюллова...», но он не успел купить картину. Вторично произведение попало в поле зрения русских собирателей живописи в конце XIXстолетия. Французский торговец картинами выставил «Всадницу» в Академии художеств в Петербурге. В 1893 году П.М. Третьяков приобрел её для своей художественной галереи. С тех пор «Всадница» украшает залы Третьяковки.

Не так давно в очередной раз я услышал пренебрежительные слова о творчестве К.П. Брюллова, – и не от кого–нибудь, а от очень уважаемого искусствоведа, автора книг о живописи. Не могу спорить, я не искусствовед. Но приведу в заключение фрагмент из отзыва на картину "Всадница" – одного из многих, публиковавшихся в 1832 году в итальянских газетах:

«Русский художник Карл Брюллов написал портрет в настоящую величину, изображающий девушку на лошади и девочку, которая на неё смотрит. Сколько помним, мы до сих пор не видели конного портрета, задуманного и сделанного с таким искусством. Этот портрет выказывает нам живописца, который высказывается сразу, и что ещё важнее – гениального живописца».
 ____________
 * Иллюстрация:
    Карл Павлович Брюллов (1799 – 1852) «Всадница. Портрет Амацилии
    и Джованины Пачини, воспитанниц графини Ю.П. Самойловой», 1832 год.