Глава 77 - 1942 г

                ГЛАВА 77 (1942 г)

                1      Любовные послания Петрарки
                Воспламеняют души и сердца,
                Им сотни лет, но щедрости подарков
                От верности не видно и конца.
                А вот другой водоворот событий,
                Где схожим чувствам можно лишь мерцать.
                …Хабаровск. Сборы. Начисто побритый,
                Не верящий ни в пекло, ни в Эдем,
                Политотделец, на ветру сердитом
                Напутствовал, готовую к борьбе,
                Сибирскую дивизию резерва –
                Дивизию бойцов НКВД.               

              13       Он призывал не за царя и веру,
                Хотя по сути это всё – одно,
                Но ставил битву за Москву примером,
                Что побеждать России суждено,
                Что делом правым мы должны  гордиться,
                И даже вспоминал Бородино…
                «Четвёрка шпал» в малиновых петлицах
                Лишь добавляла горечи словам
                И направляла, словно колесница,
                Дивизию к заснеженным полям.
                Сибирякам решать судьбу России
                Доверили в решающих боях!               

              25       Они и шли, исполненные силы,
                Дарованной просторами тайги.
                Их воды величавые крестили –
                Не оттого ли крепки те шаги,
                Что вынесут страну к добру и свету,
                И будут наземь брошены враги!
                Они не шельмы с миссией секретной –
                Защитники Отечества они!
                Но тяжелей, когда за всё в ответе
                Тебя молва людская обвинит.
                И от неё уж не найти спасенья,
                Пусть ты оделся в траурный гранит…

              37       Но это - после. Нынче ждать сраженья
                И, как гласит святая ипостась,
                Ты новое надень без сожаленья:
                Земля солдату – воля, а не грязь.
                Мы шли в атаку в полушубках новых,
                И погибали в новом, не скупясь.
                А наши письма в край лесов кедровых
                Военная цензура не прочтёт –
                Они полны таинственной основы,
                Как похоронка…за прошедший год.
                Хотя у нас на третий день хоронят,
                Но не в боях - у тех другой черёд!...               

              49       Так вот о письмах: взглядом посторонним
                Ну, хоть ты как - а шифра не признать,
                Когда же я читаю их сегодня
                От автора, то мне дано понять
                Всё главное, чем был язык Эзопов,
                Что прятался в тени у складок дня.
                И правда выступала из окопов –
                Какая есть, как соль самой земли,
                И никакие в штабе «полиглоты»
                Её достать цензурой не могли,
                И дома знали всё не понаслышке,
                И чувство веры в душах берегли.               

              61       Все понимали, что фашистам «крышка»,
                Вопрос лишь был в количестве потерь.
                И в каждом доме даже шалунишки
                Притихли в ожидании теперь,
                С тревогой ожидая почтальона
                И замирая с каждым стуком в дверь.
                Очаг хранили матери и жёны
                Во все века, и в каждую из войн
                Писали письма, словом напряжённым
                Не выдавая всех сомнений боль:
                «Солдат воюет – дома всё в порядке,
                А это значит – жертвовать собой!

              73       Кому-кому, а нам жилось несладко:
                Работа, дети, старый керогаз,
                И времени обычная нехватка –
                Всё, как у всех, не опуская глаз.
                А чтобы кто в моих словах копался,
                Так для него скупых достанет фраз».
                Как путник дней, я по волне катался,
                По неизбывной памяти волне.
                Гостил в окопе, а под звуки вальса
                Грустил в таёжной дальней стороне.
                Сергеевых одних за сорок с лишним
                Я повстречал на проклятой войне,

              85       Ершовых – семь (один совсем мальчишка),
                Романовы, Васильевы, Буряк,
                Метелины, Смирновы, Небылишин,
                Семёновых – десятка полтора…
                Лишь двести человек в живых осталось –
                Дивизия метелью полегла…               
                И месяцы спустя в домах усталых
                То здесь, то там вступала тишина,
                Под простынь – зеркала, детишек малых
                На руки брали, стоя у окна.
                А похоронки по России плыли,
                И в каждый дом  входила та война!

              97       А нам твердят, чтоб мы про всё забыли?..