Смута поэма

         
Людишки те, что начинают Войны
В истории быть не достойны.
Однако видим век из века
Стремятся стать «Сверхчеловеком».
И в бойню втянутый народ
Про их не закрывает рот.

Начало, как бы «сверх» дано.
Смертей полно, как в банке шпроты.
Истории как будто всё равно,
Но появляются противники и патриоты.
И после этой кровожадной смузи
Наступит мир, чтоб жить опять в союзе.

В том, в ком сидит паршивый ген
В злорадстве ищет перемен.
И как бы бабка не молилась,
А не хорошее случилось.

Кто неуспешен и незграба,
Всегда тех душит жадность, жаба.
И лодырь, прохиндей, босяк,
Свой чёрный  утоляя смак,
Клеймил других, что тот «Кулак».

Мало того, то там, то тут,
Свершали зверский самосуд.
Страшней всего было ненастье:
Война и вместе с ней безвластие.
Где совесть и закон
Не ставил черни перепон.

И молодая чернота
Вела себя как бандота.
«Судила» вдоль и в поперёк
И убивала в злость и в прок.

После Войны стало вдомёк
«Под суд попасть за это мог».
Бежали с места кто куда,
Чтоб не оставить и следа,
А тем, которые остались,
Судьбы на детях отыгрались.

          ***


Мой дед по матери Филипп,
В завистников злорадство влип.
Из бедняка на  «середняк» прорвался,
Чтил власть, красиво одевался
И в уважения унисон
Ценил его пан Юргисон.

По польски мало кто балакал,
Но жили мы в стране Поляков.
Пришлось оставить нажитое.
Уехать. Жизнь семьи – святое.

Спасибо тем что в знании были
И вовремя предупредили.
Слышали банды разговор
И их смертельный приговор.

Юную мать взяли соседи,
На случай, видимо лишь в том,
Что может быть назад приедут
И что семья вернётся в дом.

За ней однажды приходили,
Братва блатная – партизаны.
Соседка их отшила с миром,
Учли, что был её Иваник
В другом отряде командиром.

         ***
Как говорят: «с огня да в пламя»
Семью пленило «Немцев знамя».
Фашистам нужен раб-арбайтер
И дальше лагерь «Нотцвайлер».

Больных и слабых убивали
И тётя будучи девчонкой
Хлестала по щекам ручонкой,
Чтобы они румяней стали.

        ***
Войне конец. Лагерь свободен.
Искали тех кто не угоден.
Европа вся наводнена
Шпионами всея рожна.
И защитил их польский крест,
Что были из подвластных мест.

Дальше французский город Ли,
Затем в Америку уплыть смогли.
И тётки дочери, кузины
Ушли в юристы, в медицину.
В достойную поднялись нишу,
Которых знаю, вижу, слышу.

Деду, когда был молодой,
Цыганка с карт смогла сказать,
Своей астральной подоплёкой,
Что на Земле чужой, далёкой
«Тебе придётся умирать».

         ***
Прокофий – по отцу мой дед.
С Упирова деревни след,
Был импозантным в своей мере
И слыл красивым кавалером.

Ездил на зароботки в штаты,
Мог по английски изъясняться.
(Не надо было возвращаться,
Не оказался б виноватым,
Остался б жить на много лет).

Женился и жена Матруна
Родила дочку и два сына.
Таже Война и таже Смута.
Избрали старостой села,
Был наговор с умыслом зла.

Убили местные вандалы.
Над ими зверски издевались.
С ними была вместе девчонка,
Чужая по селу соседка,
Ещё совсем почти что детка,
Но партизанские подонки
Её убили обесчестив,
Не понеся Закона мести.

Погибли дед, девчонка, бабка.
Разведчик наблюдал украдкой
За тем, что делали вандалы.
Чрез много лет нам рассказал он,
Что душа мучилась, болела
И совесть этого хотела.

В последствии как разобрались,
Дед не был в чём-то виноватый,
Но с того света нет возврата.
Бандиты частью разбежались,
Лишь после лет уже пустых,
На их могилах, изголовьях
Сбивали люди им кресты
И краской мазали, как кровью.

         ***
Отец в 17-ть – в партизанах.
Отряд «Хмельницкого Богдана».
Физически был силачом.
Был ПТР-чик за плечом.
У них был косвенный порядок,
Держалась в рамках дисциплина,
Хоть партизанский путь не сладок,
Найдётся и средь них скотина.
Кто марадёрничать посмел,
Казнили коротко – расстрел.

Война – «Бей первым Фредди»,
Пока твой враг тобою бредит.
Стреляй – закон таков.
Из ПТР-ра, из засады
Штук шесть подбил он поездов.
(Немцы не очень были рады).
За что и в серебре награды.

        ***
Бои закончились – граница с Польшей.
Семь классов. Курс ВПШ.
Пред. Сельсовета, лес чуть дальше,
Скрывались банды в шалашах.

        ***
Домой, в Зазирье возвратился,
На моей матери женился.
Власть строила колхозы,
В плане её  метаморфозы.
Село избрало пред. Колхоза.
В своих лихих 24-ре
Он стал заложник в людском мире.
Без компенса, активной стаей
Власть у людей брала сараи,
Может ещё чего побольше
И многим было жалко Польши.

В тот год родился я
И в нашем доме, где семья,
Была кантора и нач. школа
И вроде жизнь стала весёлой.

А тут опять  «Враги народа».
(Ежов допрашивал Ягоду?!).
Что говорить там про низы,
Бесправные были в разы.

Колхозы стали укрупнять,
Отец решил бразды отдать.
Он не подался в коммунисты.
Закончил школу трактористов.
А дальше бригадиром в СМУ,
Вели болотную войну.

Сейчас эколог ропщет что-то:
Сгубили «лёгкие» Европы».
С природой вышло не удало,
Были прокопаны каналы,
Подстроиться бы под неё
Всё без затрат было б своё.
Лишь позже надоумится «друзьям»,
Что делать так было нельзя.

Коллапс всё время невозможен,
Хрущёв расслабил людям вожжи.
Дохнула оттепель в народе
И стала жизнь чуть-чуть свободней,
Повеяло её теплом
И всё понятно – что потом.