Багательки

* * *
Вдоль дороги длинной шла как на поминки,
то пройду оврагом, то спущусь в ложбинку.
Вперемежку с пылью собирала листья,
обнимала сердцем весь рельеф волнистый.

За пригорком роща пустотой делилась,
на пригорке церковь за неё молилась.
Опоздавший к службе был бы не замечен,
да букет прощальный осенью расцвечен.


* * *
То ли звёзды собирать с неба светлые,
то ли ягоды в саду спелые.
То ли ветер зазывать поздним вечером,
то ли друга подарить встречею.

По-над озером ветла раскачается:
то ли к озеру ветла наклоняется,
то ли с ветром говорит-обнимается.

Не понять, не угадать, что же сбудется:
то ли стерпится потом, то ли слюбится…


* * *
Я зачем тогда бежала? Я за кем тогда бежала?
Говорили: Осторожно! Не беги ты так – убьёшься.
Догонялки – не для взрослых: там порогов много острых,
там на скользкой половице можно до крови разбиться.

Боль – не вьюги, не метели: не забудется в апреле.
Кровь – не талая водица: ой, как трудно излечиться.
Убежала – не спросилась. Убегала – торопилась
на свою ступить тропинку и – по камушкам, по льдинкам…


* * *
Пурпурный цикламен и амариллис.
Я спрашивала у Анри Матисса:
А сколько дней, простите, лет, простите,
не увядает акварель в кувшине?

Не увядают краски на картине.


* * *
к Живописи

Молчат мечтавшие так о многом –
мечтаний абстрактна суть;
повдоль валов и речных порогов
мечтанья торили путь.

Прямые линии и квадраты,
из плотных гуашей фон –
здесь колокольный, мне так сказали,
далёкий струится звон.


* * *
Зачем-то вьётся, вьётся канитель,
зачем-то по стенам бегут ширинки,
зачем-то жёлтые на той реке
цветут шарообразные кувшинки.

Неуловима живопись Моне.
Неясное манит стихосложенье.
Куда на фиолетовом холсте
наклеек-звёзд направлено движенье?


* * *
к иконе Покрова 16в. мастера круга Дионисия,
Дмитровский исторический музей

Мне сияла одна икона
не под сводом храма, не дома,
по всему окоёму светом,
безымянным – на память – цветом.

Чтобы той красоте молиться,
прочитать на какой странице
те слова? Или их писало
на листе бересты слагало?


УТКИ

Утки кряквы разлетались
не в деревне, но в столице:
с лёту на воду садились,
по воде притом скользили.

И ещё гортанным звуком
утки пёстрого окраса
оглашали всё пространство,
звуком древним и прекрасным.