Paradise Lost, BOOK 2, John Milton

 


Потерянный рай. Книга 2. Джон Мильтон.


Содержание:

Совещание началось. Сатана сомневается, что прямая схватка приведет к завоеванию Рая: одни открыто призывают к столкновению, другие отговаривают желая его избежать, третьи призывают рассмотреть упомянутое ранее пророчество относительно создания нового мира на небесах и существ обитающих в нем, которые станут  равны или не намного ниже их и они должны быть созданы примерно в это время. Все в затруднении, кого послать на разведку. Сатана изъявляет желания пустится в опасное путешествие в одиночку, чем вызывает всеобщее одобрение. На этом Совет завершается. Остальные присутствующие решают занять себя другими делами в соответствии их склонностям и умению, чтобы не скучать до его возвращения. Добравшись до врат Ада, Сатана находит их запертыми, но узнав охранников, принуждает их пропустить его. Оказавшись между Адом и Раем, он видит насколько необъятна и бездонна великая Бездна. С огромным усилием он пробирается через Хаос в столкновении противоборствующих сил и наконец добирается, где видит воочию новый Мир который  искал.


 

Там высоко на Троне вглубь морей,
Что все сокровища Ормуза затмевает,
Иль злато с жемчугом сиятельных Царей
Востока на перстах их восхищает,
Среди бездонных глубей восседает Сатана,
Возвышен в тьме с надеждою слепой,
Свой Ад желает он покинуть навсегда
И ради Рая своего готов идти войной.

Коль Дух бессмертен то и смерти не бывать,
Когда б и Адом скован мрака и коварства;
Какая сила может нас здесь удержать
Когда мы сами Власти и Начальства.
Я Рай не сдам и пусть теперь я здесь,
Слетел с высот бесславный рок стяжать,   
Я силу прихватил с собой с небес,
А коль с небес она вдвойне ей и блистать.
И уж поверьте что начертан уже рок;
И пусть в Аду, но коль Законом Вышним
Я создан прежде, а значит он предрек
Наш долг перед врагом и перед ближним.
А вместе с ним и выбор что явлен
В совете и в бою, тому в заслугу;
Никто в потерях не останется сражен,
И Трон нетронутый даст силу его другу.   
Да, жребий наилучший что в Раю,
Достоинству законным награжденьем,
Для низших завистью, но кто же здесь тому,
Средь вас теперь завидовать намерен;
Кто воле Громовержца вопреки,
Здесь загражденьем брошен вашим быть,
И кто судьбою обречен на эти дни,
Средь Ада муку вечную делить?
Где счастье лишь там нету и причин,
К раздорам и борьбе для доли лучшей;
В Аду для каждого один лишь только чин
Тому кто болью страждет наихудшей;
Того чей разум слишком уязвлен,
От честолюбия скованный цепями,
Он жаждет большего, так пусть воспрянет он
К единству и согласью вместе с вами.
Небесных уз сплоченней и сильней
И в перевесе мы вернем свое наследство,
Но как способны в этой тяжбе поскорей
Узнать нам прежде следует все средства;
Войной иль ложью, кто здесь может знать,
Пусть говорит кому есть что сказать.

Лишь он примолк и вслед за ним Ваал,
Свирепей и сильнее всех падших Он,
Тот что сражаясь раньше в Небе восседал,   
Теперь в отчаянье враждой ожесточен.
Он верил что Предвечному по силе,
Был равен Он и лучше уж не быть,
Чем меньшим оказаться в огненной могиле;
Призрев и Бога и Геенну начал говорить:

Я за открытой Бой, средь всяких розней
Мне хвастать нечем, я их строить не умел;
Пусть те кто сведущ чинят свои козни,
Но только не сейчас, уже ли их удел,
Тех миллионов при оружье прозябать,
Пока плести они намерены интриги
И их команду к бою молча ожидать;
Небесными изгоями, презрев свои вериги,
Тюрьму прескверную должны они клянуть
И в промедленье жалком пресмыкаться,
И продолжать в Геене огненной тонуть,
Позволив дальше тирании насмехаться?
Нет, пусть мы борьбой воспрянем вновь,
И с Адскими огнями станем прытки,
Прорвемся к Башням Неба через кровь
И обратим в оружье наши пытки —
В оружье страшное Мучителю в ответ,
И блеск всех Колесниц его потухнет,
И молний Преисподни яркий свет,
Огнями черными всей нашей Адской кухни,
Мы с той же яростью всех Ангелов затмим,
И Трон смешаем с серою Тартара в назидание
И в угольях горящих той кадильницы явим,
Измышленные все для нас терзанья!
Но может кажется что путь чрезмерно крут,
Страшась высот среди бездонных глубей,
Что адский Сын пред Богом слишком груб
И взлет стремительный окажется безумьем?
Так пусть припомнят, если не совсем,
Еще не впали в сон средь Озера забвенья,
И пламенея в нем лишь видят жалкий тлен,
И что в пылу предвечного движенья,
Всегда восходим неизменно мы туда,
К местам исконным тем откуда мы слетели,
Стяжать враждебный рок в суровые края
Среди забытой Богом Адской бездны!
Иль не помните как некогда врасплох
Мы были здесь Врагом коварным биты,
Как торжествуя ликовал хваленный Бог,
И гнал в пучину где мы были бы забыты?
Когда как изначально райским Сыновьям
Противно от природы всякое паденье;
Да тяжко пали мы, но легче будет нам
Подняться вновь назад в свои владенья —
Исход ужасным всем покажется врагам!
Сейчас вы скажете гневить Его опасно,
Покуда б ему злее и свирепее не стать,
И он вконец не разорил бы нас напрасно;
В Аду отчаянье способно убивать.
Но что же хуже чем изгнанником небес,
Стать обреченным постояльцем Бездны
Чтобы влачить свой жалкий крест,
Где средь огня лишь мука без надежды?
И нету ей конца когда суровый гнет,
Вассалов гнева призывает к покаянью,
И в час тяжелый и мучительный зовет,
Превышней воли к несомненному признанью?
Урон наш может стать необратим,
Коль повод к большему допустим пораженью;
Так что страшиться, что же мы хотим,
Здесь предаваться вечному сомненью?
В боязни гнева чтоб не зреть свой храх,
Что в ярости пожрет нас безвозвратно,
Что он вконец испепелит наш прах
И к своей сути возвратимся мы обратно?
Так это лучше чем твореньям вечным
Влачить ничтожный свой удел;
И если Боги мы по сущности предвечной,
То и до прочего нам нету больше дел.
Все худшее сбылось, себя мы здесь нашли,
Но чувства наши верным подтвержденьем,
Для всей его небесной наглой лжи,
У нас достаточно и воли и стремленья.
Пусть Вышний Трон еще недостижим;
Хоть не Победою но местью нашей мы,
В движенье нашем в нем смятение явим,
Небесный Свод мы в силах сотрясти!

Так взорами пылая к страшной мести,
К опасной битве призывая напролом,
Закончил речь без кривотолков и без лести,
Что лишь Богам под силу в этом убежден.
Тут супротив его учтивый Велиал
Привстал в манерах более приятен;
Как будто Рай он вовсе не терял,
И в том спокойствии казался даже знатен,
С достоинством исполнившего долг,
Хотя слова фальшивили в нем явно;
Во всем звучать он Манной сладкой мог,
Скрывать умея все худые основанья.
И в них любого озадачить и смутить
Умел сбивая в мудрых рассужденьях,
Но мысли черные не могут не явить
Изъянов и пороков устремленья.
Как впрочем и дела что в нерадивости своей,
Являют низменно свою нить,
Но хоть и ложь он был способен ей
Всем нравиться; тут начал говорить.

О Братья! Ядом ненависти злой
Насквозь пропитан я и как вы склоняюсь,
Идти немедленно открытою Войной,
Но я в ее успехе сомневаюсь.
Тот чье Оружие от подвигов блестит,
Кто громче всех в победах и свершеньях,
На той же почве мужество растит,
На страхе своего уничтоженья.
Питает храбрость его тот же самый грех,
Что на отчаянье и гневе разбухает,
И всех стращает в мщеньях мрачных тех —
Так яко бы он волю изъявляет!
Какая месть? Мы не пробьемся никогда
К небесным башням где кругом препоны;
Вдоль всей границы Бездны сторожа,
А средь небесных башен Легионы,
Разведчиков крылатых, здесь и там,
Они повсюду в Царстве вечной ночи;
Все что хотим или известно будет нам
Заранее зрят всевидящие очи.
Прорваться силой и увлечь с собою Ад;
И Свет небесный тьмою преисподни,
Затмить нам не позволит вышний Враг,
Уж в этом знаемы пути его Господни.
К тому же пятнами отравленный Эфир
Терпеть не станет грязную проказу
И вскоре от огня нечистого свой Мир   
Он торжествуя смоет его сразу.
Так вновь отброшены той схваткою прямой
Придется нам вернуться в эту бездну,
И здесь отчаяньем, бессильем и тоской
Питать останется последнюю надежду.
Все что осталась нам всецело разъярить,
Всесильного, чтоб гнев свой без остатка,
На все напасти и бесчинства мог излить
И мы излечимся; где чинно все и гладко,
То как же эту муть изоблечить?
Лекарство горькое; но кто поставит крест,
Сам на себе, когда б и полон скорбей;
Знавал ли мир подобных мыслящих существ,
Кто странствуя сквозь вечность преисподней,
Погубленным захочет сгинуть навсегда,
Без чувств, движенья, в мраке в это дно?
И ежели врагом он нашим, что тогда
Считать что с нами он способен на добро?
Увы, сомнительно, едва ли может быть;   
Иль впрямь Он станет столь премудрым,
Что свою ярость он всецело истощит
И в том бессилии мрачном и безумном,
В порыве гнева всех врагов испепелит,
И этим утолит все наши притязанья,
Когда как ярость он для нас лишь и хранит,
Для вечных наших мук и истязанья?
Так в чем же дело? Те кто призывают,
Знать не желая ничего кроме войны,
Должно быть также ясно понимают,
Что изначально были мы обречены,
На эти бедствия. Да, тяжкое страданье;
Так тяжко, что нельзя уже терпеть;
Здесь при оружие нетленные создания,
Собрались на совет, что нам еще хотеть?
Когда б ломясь бежали без оглядки,
А Он метая грозы жалящей стрелой,
Вослед нам беспощадно жарил пятки,
Тогда б уж верно полюбили всей душой
Мы бездну Ада принимая за спасенье,
От наших ран желая видеть в ней приют;
Или в цепях средь озера забвенья,
Ужели лучше было чем сегодня тут
Мы собрались? Да это хуже, ну конечно;
Что если дух, что распалил свои огни,
Раздует семикратно в ад кромешный
И ввергнет нас туда? Или увидим мы,
Как сверху, дланью раскаленной докрасна,
Он мщеньем воспылает к сердцу глух?
А если изрыгнётся он фонтанами огня,
Все кладовые настежь распахнув,
В один прекрасный день нам угрожая
Нас безвозвратно в том потопе одолеть,
Пока войны победоносной тень слепая,
Рисуя план здесь сладко будет петь?
И бурей яростной застигнуты врасплох,
Мы будем пойманы и брошены на скалы,
Где всех нас пригвоздит суровый рок,
И среди вихрей лютых будем для забавы;
Иль если мы среди бурлящих вод,
Бездонных глубей в необъятном океане,
В цепях закованы, на самом его дне,
Где души беспокойные внезапными смертями
Нашли приют в том беспросветном сне,
Где нам без выбора придется оставаться,
Где стон с зубовным скрежетом кругом,
И с ними нам придется объясняться,
Без передышек, жалости, исхлестаны кнутом
Их воплей страшных, долгие века,
Пока не кончится последняя надежда,
И мы не исчерпаем все до самого конца,
Так это хуже, чем любая Бездна!
И потому Войны открытой или тайной,
Я всяко против; его Ум переиграть
Не можем силой мы, ни хитростью коварной;
Чье Око Мир весь может заключать,
И вещи охватить одним лишь взглядом?
С его вершины суета с тщетою пополам
Движенья наши вместе с нашим Градом;
На нас Он смотрит и смеется; ну а нам,
Для Всемогущего все планы и уловки
Расстроить легче чем их силой разрушать.
Так что, Сынами, словно полукровки,
Мы брошены все это здесь претерпевать
И жизнь влачить в цепях и униженье?
Но быть могло печальней, это мое мненье,
И требую его немедленно принять!
И раз одной судьбою мы предрешены,
То без остатка надлежит ее хлебнуть;
И если замыслу Его мы все подчинены,
Тот победит кто изберет короткий путь.
Терпеть и действовать, вот в чем вся Сила,
В страданьях крепость и Закон правдив его;
Коль меньше ты то делай все красиво,
И с самого начала это было решено!
Когда бы мудростью Превышнему равны,
В борьбе с ним нашу волю утверждать,
То и крушений бы не знали наших мы,
В Аду; тогда кого здесь ждать?
Смешны герои все от дерзости слепой,
Когда копьем трясут отпугивая смерть,
А лишь споткнутся сохнут болью злой,
Боясь что следует за этим претерпеть.
Изгнание, униженье, скорбь и боль,
По приговору Покорителя; и что же?
Теперь повязаны мы этою судьбой
И если же мы это вынести все сможем,
То может Враг наш легкою рукой,
Простит нас, умягчив былую ярость,
И может даже и покой подарит нам,
Явив в смирение и сочувствие и жалость,
Довольным что взыскал он все сполна,
Убавив жар неистовых пламен;
Не раздувал бы столько он огня,
Когда б ослабился в дыхании своем.   
Тогда быть может сущностью исконной
Сломили б власть мы этого бы Мира,
И весь налет тлетворный в нем,
Изгнали из пречистого Эфира.
Иль свыкнемся, и погрузившись в глубь,
Мы перестанем ощущать весь этот тлен,
И в существе переменившись вдруг
Мы растворимся с Преисподнею совсем.
И этот ужас, среди тьмы кромешной,
Уж не считая упований хоть когда нибудь,
Отправится в полет наш вековечный;
Каким для нас для всех он станет тут?
Какие шансы, перемены, что здесь ждать,
С тех пор как обрела нас наша доля;
Хоть с худом пополам могло и хуже стать,
Когда б нашли себе мы больше горя.

В таких словах лукавый и коварный Велиал,
Благоразумно все причины изъясняя,
Свое смиренье с мирной ленью изъявлял,
Не мир; и тут Мамона, чуть ли не зевая.

Воюем мы чтоб Вышнего низвергнуть,
И Трон отнять и если лучше нет Войны,
Должны мы все сомнения отвергнуть,
И все права вернуть что были лишены;
Надежда есть когда б предвечный Рок,
Фортуны ветреной узрел все вероломства,
И Хаос на суде своем предрек
Исход всех распрей у порога Солнца.
Нас одолеть ничтожны упования Его,
Как и надежды на последнего; когда!?
Скажите, может быть небесное житье,
Пока не пересилим Вышнего Творца?
Допустим даже он смягчившись,
Дарует свою милость всем подряд,
Покорности присягой заручившись
И что там перед ним смиренными стоять,
Там понуждаемы Законом своевольным,
И славить гимнами нетленный его Трон
И всем там прирученным нашим Сонмом
Давить из Гимнов Аллилуйя, слався Он?   
А он надменно перед нами восседая,
В лучах Верховной власти будет там сиять,
Вкруг Алтаря нектар свой разливая,
И будет все Амброзией сочится и дышать?
Вот доля Райская, небесная услада;
И до чего ж тоскливо Вечность проводить,
Обожествляя в преклоненье Славы,
Кого мы ненавидим и не в силах полюбить.
Все благо в нас самих, ищите там его
И наши собственные жизни неизменно,
Ведут к самим себе, где и сокрыто все,
В огромных тайниках природы и вселенной.
Свободной, безотчетной, задарма,
И хоть граничит выбор наш с неистовой свободой,
Но стоит она больше раболепного ярма,
В Раю лакейском, Вездесущему в угоду.
И все величье, мощь и красота,
Еще проявится во всем великолепье,
Когда из низкого великие дела,
И пользу из вреда и ценность из отребья,
Мы превратим в преуспеяние и успех,
Да и роптать нам в общем то и грех;
Когда и здесь под гнетом бед злосчастных
И в муках и в трудах мы стойки и легки;
Нам шлют привет из Бездны леденящей,
Но кто из нас боялся этой тьмы?
Как часто в толще темных туч густых,
Сквозь темень ночи пробивался Он
И среди Мрака Славы не затмив,
Величьем облекал свой Царский Трон;
Откуда в ярости метал он молнии и громы,
Живым напоминаньем о самом себе,
Да так что небеса казались преисподней?
Как он уподобляться может нашей тьме,
Ужель мы тоже к свету не способны?
И наши пустоши здесь золотом богаты,
И жемчугами и алмазами; не должно блеску быть
От всех сокрытым; а искусства и таланты,
Что красят нас, должны мы их зарыть?
И что еще нам даст хваленный Рай?   
Со временем вся боль и истязания
В стихию превратятся, в наш родимый край,
Где в море элементов закаленные огнями,
Мы станем столь же легки как сегодня тяжелы,
И склад душевный согласуем с небесами
И мы из этой гибельной тюрьмы,
Освободимся и забудем все печали.
Все призывает нас к спокойному решенью;
В уравновешенном порядке всех вещей,
Все наше нынешнее зло и устремленья,
Уладить будет нам сподручней и быстрей,
Не забывая кто мы и откуда и где есть,   
Изгнав при этом мысли о войне всецело,
Вот мой совет и я прошу его учесть,
Да и в конце концов какое ему дело.


Едва он смолк и шумом все Собранье
Наполнилось; так ветер поутру вопит,
Ночь в море отгуляв тревожным бормотаньем,
Зовет всех моряков кто случаем прибит,
В скалистой бухте бросить якорь понуждая
От бури прятаться; так зал рукоплескал,   
Призыв Мамоны к миру одобряя;
Оно понятно, ведь никто из них не знал,
Что уготовил им на Поле брани новый бой,
Они его страшились хуже преисподни;
Меч Михаила со стрелою Громовой
Еще напоминал внушая страх Господний
Об их крушенье в схватке роковой;   
С желанием не меньше Царство основать,
Что с курсом верным и политикой ко дню,
Могло со временем бы Раю подрожать,   
Противовесом равным и подобием ему.
Тут Вельзевул, сильнейший среди павших,
Лишь Сатане он в силе уступал,
Поднялся с видом угрожающим и страшным,
Оплотом всего Ада каждый его знал;
Запечатлев своим разгневанным челом,
Заботу и вниманье к окруженью;
Хотя и павшим был он сущностью царем,
Все замечал и принимал он к усмотренью,
С величием могучим мудреца;
Подобный Атласу расправив свои плечи,
Казалось был способен без труда,
Нести на них все царства человечьи,
К себе всем обликом вниманье привлекал;
Тих и спокоен как ночная мгла,
Иль словно летним бризом тишину прервал,
Такими были его гневные слова.          

Начальства, Власти, Силы и Престолы,
Эфира вездесущего Небесные Сыны;
Иль отрешится мы должны и словно воры,
Нам называть себя Князьями этой Тьмы?
Гляжу что вам по вкусу Преисподня,
И вы склоняетесь империю свою
Здесь возвести покуда б власть Господня,
Не обрекла на Райскую тюрьму.
Чудесно, но пока питаем мы мечту,
Назначил Царь Небесный Ад темницей,
Где нам не спрятаться, не скрыть свою главу,
От вездесущей и карающей Десницы.
Покуда бы от правосудия небес,
И юрисдикции превышней его Сферы,
Освободиться нам, но как пока мы здесь,
В цепях свои назначенные меры,
Без выбора всем Воинством несем,
Его придавлены пятой неотвратимой?
Ему что Верх, что Низ, повсюду он —
Он первый и последний, он Единый.
Царь всех Царей и как хотя бы часть,
Его владения без времени и места,
Отбить мы сможем иль украсть,
Он не уступит ничего уж это нам известно.
На Рай и Ад ему Империю не делить
И там и здесь один он правит самовластно,
Мир иль война, о чем тут говорить,
Да вы и сами это знаете прекрасно.
Когда б покоем услаждались все рабы,
Ужель узнали бы мы эти все лишенья;
Какой нам мир, коль мы обречены,
Ну а в Войне нашли лишь мы крушенье.
И здесь теперь все мысли и дела;
Покоя нет и быть не может с этой бездной,
Но дать отпор способны мы всегда,
И местью хоть и медленной но верной,
Мы поубавим блеск его Побед;
Пусть он пожнет плоды завоеваний
И будет счастлив в созерцанье наших бед,
Лишь в этом наше настоящее призванье.
А стены райские набегом штурмовать
Для нас опасно, да и бесполезно;
Когда б и видели их просто нам не взять,
Ни силой хитрой ни засадами из Бездны.
А если что нибудь попроще изберем?
(Коль нам не лгут те древние преданья)
Что лучший Мир быть должен уявлен,
Под стать счастливым расам и созданьям.
И человек в сложенье обновленный
Примерно в это время появится должен там,
Подобен нам хоть в совершенстве и не ровней,
Но в существе намного ближе к небесам,
Он станет более приятен и любим,
Тому кто свыше вечно властвует над ним.
Такую волю средь Богов он объявил,
И в их согласии клятвою скрепленный,
Небесную окружность всю расшевелил.
Тогда и мы туда, и мыслью устремленной
Узнать творения, кем намерен населить
Он новый Мир свой, из какого теста,
Он вознамерился теперь их там лепить;
Их преимущества, пристрастья, непотребства —
Какою хитростью иль силой искусить;
И пусть нам недоступны Небеса,
И пусть Судья в несокрушимости уверен,
Но там на дальних рубежах, в далекие края,
Для брата нашего всегда открыты двери,
Когда б дозорных всех у Врат смели
И приступом внезапным Адскими огнями
Сжигали все что попадется на пути
И Царствие Небесное у нас перед ногами.
И обладая им как собственным, изгнать
Всех обитателей его как и они нас гнали,
Иль к нашей Стороне всех принуждать,
Чтоб и они врагами тоже стали
В глазах Его, чтоб Он в раскаянье своем,
Сам уничтожил все свои творенья,
Такими потрясеньями его мы превзойдем
И будет нам и радость и веселье.
Когда увидит как дражайшие сынки
Клянуть начнут происхожденье свое
И понесутся пополнять наши ряды,
И эта благодать и все его вранье
Увянет даже не успев узнать и цвета.
И стоит ли пытаться, кто здесь может знать,
Или во мраке в упованьях без ответа,
Здесь о несбыточных Империях мечтать?
Такими были Вельзевулы слова,
Что изначально предлагалось Сатаною;
Покуда кто же как не Породитель зла
Со всею яростью и ненавистью злою,
Мог проклинать все племя человечье,
Что под Адамом ходят по Земле мирской,
В желанье в нем посеять хаос и увечья,
Смешав с геенской, Адскою стезей,
Назло великому Отцу и Демиургу?
Но своей злобой они могут лишь питать
Величие Всевышнего, ему же и под руку.
Тут в Адовом Соборе звуки одобренья,
Премного дерзким планом тем вдохновлено,   
В Глазах блеснула радость и веселье:
К всеобщему согласью было решено,
Голосовать; и он с не меньшим вдохновеньем,
В таких речах продолжил там увещевать.

Синод Богов, пришлось нам обсуждать,
И мы пришли к согласью, мудрое решенье,
Как и положено дела великие решать,
Что не смотря на жребий в пропасти сомненья,
Нижайшей бездны, вознесемся снова мы,
Туда откуда мы пришли под этот кров,
И может там где яркие огни,
Там где незримая граница двух Миров,
Прорвемся вновь в небесные владенья,
И среди сфер сокрытых посмотрев ему в глаза,
Освободит от пелены он наше зренье,
И в вечной тьме узрим мы Царские врата.
Эфир целительный залечит наши раны,
От этих едких и губительных огней
И освежит в живительном бальзаме.
Но прежде знать нам нужно кто из нас смелей,
Кого пошлем в бескрайнюю пучину;
Кто в мгле густой нехоженых путей
Нам сможет указать дорогу к миру.
Или расправив крылья устремиться высоко
Над глубью бесконечного пространства   
И там однажды светлых берегов
Достигнет он, где возведем мы Царство.   
Какое знанье, сила, мастерство,
Оков непрошенных ему помогут избежать
И области суровой миновать худое зло,
Где сонмы Ангелов там будут поджидать?
Теперь мы думать основательно должны,
И бдительно и выбор весь за нами;
Теперь зависит о того кого отправим мы;
На нем надежды наши все и упованья.

Сказав, присел он; в ожиданье,
Напрягся взгляд его кто вслед ему дерзнет
Иль возразить иль поддержать в собранье
Или отправится в рискованный поход.
Но тишина, все разом вдруг затихли,
И каждый словно в собственных глазах,
В сомненье погрузившись в мысли,   
Читал свое недоумение и страх.
И одному идти опасным восхожденьем,
Никто средь избранных и лучших не желал,
Когда б и был он самым первым,
Поборник Царствия Небесного молчал.
Тут наконец сам Сатана среди собранья,
Уж славой трансцендентной вознесен,
С достоинством Монарха перебил молчанье,
Невозмутим, так начал молвить он.

Престолы Вышние, Небесные Сыны!
Что, нечего сказать, и видно не случайно,
Колеблемся в сомненьях тяжких мы,
Хотя и страха не должно быть изначально!
Путь долог и тяжел, зато каков был спуск,
Крепки темницы нашей стены;   
Чудовищны, огромны, голодны,
Огня подземного прожорливые Сферы.
Закрыты девять раз несокрушимые врата,
Огнем сжигающим нам выход преграждают;
Тех кто проскочит ожидает пустота —
Великое ничто, где ночи ночь сменяют.
Куда затянутый забудешь все и вся,
В потоке в эту пропасть погрузившись,
Он унесет в столь отдаленные края,
Там где тревоги тяжки, в безднах растворившись,
Где не спастись так просто и неведома земля.
Но Трон, Друзья, не был бы Троном вовсе,
Когда б Всевластия Короны я не знал,
Когда бы сторонился интересов общих
И призванным от них бы я бежал,
От бед и трудностей себя оберегая,
И потому за честь мне с вами вместе быть;
И я от Трона своего не отрекаюсь,
Как правит тот кто должен возвышаясь,
И тяжестей побольше разделить.
Тогда вперед гроза и ужас Царств Небесных,
И Пусть и павшими мечтаете назад
Вернуться вы, но дом сегодня среди бедствий,
Так пусть для вас приятней станет Ад.
Найдется ль средство или заклинанье,
Чтобы облегчить или обмануть
Здесь ваши все печали и страданья,
В злосчастном Доме где вам дни свои тянуть;
Глядите в оба и без промедленья,
Дремать не будет наш коварный Враг,
Пока вдали я в море зла и разоренья
Для нас свободу буду добывать.
Один пойду, делить со мною дело,
Никто не должен, тут Монарх привстал
И Офицеров адских сходу возраженья
И возгласы предусмотрительно прервал.
Он знал, что видя дерзкую решимость,
Вождей обяжет помощь предложить,
(и знать, откажут им) и что бы не случилось,
Себя в его соперники рядить
Совсем не трудно, дешево платя,
Что с крайним риском он добудет для себя.
Не сколько восхожденьем дерзким,
Но грозный глас его внушал тревогу им;
Тотчас же с ним они поднялись вместе,
Как звук вдали раскатам громовым,
Подобен рост их был. Пред ним
Они склоняются почтительным поклоном,
Ровняя Наивысшим что знавали Небеса,
Не преминув явить как ценят они много
Решимость смелую сложить свои права,
Во имя их спокойствия и умиротворенья;
Покуда качества и сил не лишены,
У павших духов те же устремленья —
Спасение глухой, потерянной души,
Что в благовидной лжи тщеславна и груба,
Влекома славою земной, не ведая сомнений,
Ретиво мчится выкрасить себя,
В своих желаниях впримешку с заблуждением.
На том и завершились тайные их прения,
Где каждый в разночтениях своих,
Друг друга выявил закончив восхвалением
Их искрометного вождя возвысив средь других.
Так облака у горних высей пеленой
Сгущаются пока Борей холодный дремлет,
Скрывая Лик Небесный за собой
И ниже чем с рудою смешана чернеет,
К земле сползая снежною грядой.
И если повезет огнем прощального луча,
Сияющее солнце нас согреет,
На небесах разлившись оживит поля,
И птички запоют, стада опять заблеют,
Скрепляя Гору и Долину счастьем бытия.
Сонм Демонов в согласии вне сомненья,
А люди в разногласии не желают даже знать;
Какой позор! Разумные творенья,
Пусть и на Вышнюю надеясь благодать.
Бог возвещает мир при том средь неприязни,
Живет в лжи и злобе споря сам с собой,
Где в лютых распрях предает себя же казни,
Опустошая вместе с матерью землей.
Как будто (но ведь и сплотить могло);
И нет другого адского врага за исключеньем,
Что день и ночь все так же ждут его,
Когда нагрянет следующим крушеньем.

Так съезд Стигийский растворился уступить
Средь Адских множеств место наилучшим;
Где среди них Верховный начал говорить,
Противников, Противник наихудший!
Врагом свирепым всех заоблачных Небес,
Богоподобен и единственного вида,
Как равно Адский ужас заключая вес,
Великолепия и помпы наивысшего пошиба.
И огненных Серафов всюду ярый сонм,
С гербами пламенеют вкруг горящей Сферы;
Совет закончен и итог определен,
И под фанфарный рев объявлены все меры.
Вдоль всех ветров четыре Херувима,
Алхимией могучей льются звучные слова;
Так Гарольд песни пел красноречиво,
И безграничной бездны пустота,
И адских воинств оглушительный ответ
Из глуби шлют свой пламенный привет.
Так не стесненные и вольные умы
Отчасти вновь воспряли льстивою Надеждой
И распустили свои стройные ряды,
Сил ангельских куда влекут их вежды.
Путями где лежат их устремленья,
Иль сердце предпочтением зовет,
Иль грустный выбор приведет в недоуменье,
Где снова мысль неуемная найдет
Для них другое развлеченье в тяжкий час,
Там где на перечесть теней за раз,
Пока великий Повелитель не появится из тьмы,
Чтобы совсем не умереть им от тоски.
Кто на равнине, кто на крыльях быстрых,
Стремительно по воздуху парит,
Как Олимпийцы на полях Пифийских,
С друг другом спорят кто скорее долетит.
Другие укрощая пламенных коней,
На колесницах столкновений избегают;
А кто то первым средь воителей быстрей,
Свой боевой отряд бойцами пополняет.
Как в небесах предвестием недобрым
Рисуют облики сражений облака,
Для городов заносчивых и гордых,
И мнится между армий двух война,
И Воин среди них воздушный с копием
На каждый авангард нацелен острием.
И по обеим сторонам небесных сфер,
Огонь негаснущий не ведает предела,
И тучи устремленных острых стрел,
Отлитой мысли, пламенной и смелой.
Другие как Тифон со злобой необъятной,
Свалившись в пропасть в яростном пылу,
Свои холмы и скалы рвут на тряпки
И вихри оседлав летят в густую мглу;
И этот дикий и неистовый бардак
Едва ли сможет выдержать и Ад.
Подобно как Эхалии корону покорив,
Алкид почуял на одежде яд отравы,
И в бешенстве чрез боль срывая с мясом их,
Как Сосны Фессалийские с корнями,
И там же за ноги Лихаса ухватив,
Швырнул его в глубины вод морских.
Другие же покладисты и более мягки,
Ушли на тихие и мирные долины,
Где своим хором Ангельским они,
Там будут напевать друг другу гимны,
Под звуки райских Арф свой тягостный исход;
О подвигах геройских что на бездну
Их обрекли; судьбы суровый рок,
И от чего он с ними был столь нелюбезным,
И как могло случиться стало быть,
Что добродетель они дали покорить.
Кляня случайность или Силу ту тем паче;
И пусть с пристрастием но сладости полна,
(Как может Дух бессмертный петь иначе?)
И бездна Ада своего не лишена,
И чтобы за худого не прослыть,
Там нужно всех очаровать и убедить.
И в рассужденьях сладких без искусства
(Как красноречием наслаждается душа
И обаянием пропитывает чувства),
Так в отдалении на склонах своего холма,
Они рассядутся там мирно отдыхая,
Ведя беседы о возвышенных вещах,
О Божьем промысле что доля их святая
Нашла нежданно свой ничтожный прах.
О Провидении, о Выборе с Судьбою,
Когда б не Фатум можно было бы и знать,
И кто Свободен изъявлять свою здесь Волю,
Когда не в силах Абсолют предугадать;
Все в этом роде без начала и конца,
Блуждая в лабиринтах суетливого ума.
Затем затеят спор о зле и о добре,
О высшем счастье и конечной доле злой,
О страсти и апатии, о славе и стыде,
О философской лжи и мудрости пустой.
И как по волшебству елейными речами,
Они друг другу услаждая слух,
Прогонят прочь невзгоды и печали,
И смутною Надеждой напитают Дух.
Или тройной броней пылающая грудь
Вооружится несгибаемым терпеньем.
Еще одни большим соединеньем,
Собравшись целятся подальше умыкнуть,
В глубины адские опасным приключеньем
И может быть, если совсем не пропадут,   
Они прибежище спокойнее найдут.
В четыре стороны Аидовых владений
Они летят вдоль рек глубоких вниз,
Что в озеро кипящее огня своим теченьем
Впадают бурно; жуткий Стикс,
Со злобой мрачной и ужасной,
Печалью черной грустный Ахерон,
Потоком жгучих слез Коцит несчастный
И с лютостью свирепой Флегетон,
Что от крови и ярости вскипает;
За ними развернув свой водный лабиринт
Спокойно и неспешно Лета протекает,
Туда где вечное забвение царит.
Испив воды ее забудешь знать как звали
И настоящее и прошлое не вспомнишь ничего;
И удовольствия и боль и счастье и печали,
Все существо и жизнь уйдет в небытие.
За теми реками промерзшая земля,
Пустыня льда во мраке непроглядном,
Где вечные свирепствуют шторма,
И ужасающие вихри вместе с Градом,
Что копятся в громады вековые,
На той поверхности не тая никогда,
Выстраиваясь в горы ледяные,
Там всюду лед и вечные снега.   
Подобна Бездна та Сирбонскому болоту,
Что меж Дамьеттой и Кассием горой,
Где некогда тонули армии под топью,
Совсем скрываясь, вместе с головой.
Там в мерзлой стуже пламенеет воздух
И жгучий холод хуже всякого огня,   
И тучи гарпиногих и когтистых Фурий
Повсюду носятся пронзительно вопя,
В кружениях стаскивая в бездну обреченных;
Жестокая терзает всех несчастных боль,
Внезапной переменой пораженных,
Быть сброшенным из крайности одной,
Сменив комфорт Эфирного тепла
На медленную гибель в груде льда.
Так остывая долго и недвижно,
Лежат они в своих страданиях глухих,
Когда совсем замерзнув неподвижны,
Ввергают новым кругом в пламя их.
Так вновь и вновь паромом через Лету,
Сменяют стужу вечных льдов на жар огня,
Не зная сна, покоя и не видя света,
И множится мучения их и черная тоска.   
Желанного потока в тягостном движенье,
Достичь желая и хоть каплею одной
Смягчить печали все в одно мгновенье;
Так близко берег но злосчастная судьба
Противится; на страже переправы
Горгоны и Медуза сеют страх и ужас свой;
Бежит река касаясь уст Тантала,
Но не дает испить ни капли, ни одной.
Так в одиночестве растерянные духи,
Объяты ужасом и доблестью слепой,
С глазами полными отчаянья и муки
Блуждают там не находя себе покой.   
И в тьме долин пустынных и унылых,
Чрез горы ледяные и печальные края,
Бредут минуя все утесы и обрывы,
Через болота, пропасти, озера и моря.
Пространство смертное для всех его теней,
То что в проклятье создал Бог для зла,
Там где живому смерть и жизнь для смертей,
И там где зло в служенье у добра.
И все плодит неизреченная Природа
В своих огромных, необъятных кладовых
Чудовищей неслыханного рода,
Вещей невыразимых, изумительных и злых.
И нет такого вымысла и нет такого слова,
То что покрыть способно весь ее обман,
Иль страх постигнуть вызвав к жизни снова
Всех ее Гидр и Химер на суд ее глазам.

Меж тем высокой мыслью устремленный,
Противник Бога и людского существа,
Полетом одиноким к входу Преисподни,
Парит на крыльях быстрых Сатана.
Летит он то направо, то налево,
То снова вниз, крылом своим задев
Он бездну к верху вновь стремится смело,
К пылающему своду что касается небес.
Так кажутся вздымающимся морем облака,
Где корабли летят на парусах семи ветров,
Когда несет от островов их в дальние края,
Тидоре и Терната иль Бенгалии брегов;
Где пряности берут с собой Купцы,
Чрез океан до Капа и Звезда
Им кажет Южный крест по водному пути,
Таким казался всем парящий Сатана.
Но вот у самой крыши свода,
Видны приделы Ада; крепкие врата,
К ним подступ преграждает горная порода
И трижды неприступна скальная гряда;
Алмазных, трех железных и трех медных
И вкруг огни неугасимым пламенем горят,
И двое призраков ужасных и огромных   
По обе стороны на страже адских врат.
Один по пояс женщиною редкой красоты,
А ниже в чешуе свернувшись рядом
В множественных кольцах словно у змеи,
Казалось вся пропитанная ядом.
И бегают по чреслам свора адских псов
Их пасти Цербера без умолка все кроют,
Истошным хором страшных голосов;
А если их спугнуть бегут и громко воют
Незримой псарней в тьме ее утроб.
Не столько ненавистна Сцилла,
Что погруженная в пучины вод морских
Терзала Моряков со всею злобной силой
Средь скал там где течет ее пролив,
Между брегов Калабрии и Сицилии;
Не столь Геката всех отвратнее богов,
Когда на зов за ней летят в Эфире
Почуяв в тьме младенческую кровь,
Пока их чарами Луна в затменье будет ждать
К Лапландским Ведьмам вместе танцевать.
Другой же, если он и будет существом,
Не различим ни формой и ни телом;
В нем нету сущности и пуст он веществом —
Ни рук ни ног, скорее неясной тенью;
Чернее Ночи и чудовищней чем Ад,
Как десять Фурий злобен и ужасен,
Копьем своим качает метко нарасхват,
И где нацелен там он будет страшен.
Что головой казалось походило на Корону,
И Сатана на расстояние вытянутых рук,
Но "Царь" неуловим там даже сонму,   
С такой же быстротой он двигается вглубь,
Он прикрывает Сатане его дорогу,
И Ад под стопами его трепещет и прогнут.
Неустрашимый Враг с премногим изумленьем,
Пытаясь Сфинкса разглядеть и разгадать;
Нет Сына или Бога — нету и сомненья,
Кого Он чтить или кого Он будет ждать.
Глядит он на него высокомерными глазами
И обращается с такими он словами.

Откуда ты и кто, проклятое виденье,
Что сея ужас свой мне хочет угрожать,
И этим вызывать во мне смятенье;
Твоим теням кривым проход мне преграждать,
К воротом тем? Пройду без разрешенья,
Уверен будь, или придется тебе знать,
Что ожидают Адские творенья,
Когда доводится Сынам Небесным воевать.

На это полный злобы Призрак отвечал;
Восставший Ангел ты ли это, как я помню,
Был первым кто покой на Небе разменял,
И Веру всю отправил в Преисподню,
При том Всевышнему оружьем угрожал?
Увлек треть Ангелов с собою в Бездну;
Теперь и им делить, за что ты изгнан сам,
И ты, Добыча Ада, если быть любезным,
Себя при этом причисляешь к небесам?
Осмеливаясь здесь в пренебреженье,
В моих владеньях где я царствую один,
Дразнить своей насмешкой и презреньем,
Того кто над тобою Царь и Господин?
Лети домой беглец высокомерный,
Пока я не ускорил скорпионовым бичом
Полет твой своенравный и надменный,
Иль не пронзил тебя своим копьем,
Что после мука адская покажется тебе
Такою ужасной что не видел ты нигде.

В таких угрозах воплощенный страх,
Увещевал Врага с пристрастием и злобно,
При том десятикратно на глазах,
Пред ним росла обезображенная форма.
И Сатана с премногим возмущеньем,
Однако же ни чем не устрашим,
Так озаряя небо ослепительным свеченьем,
Комета с Змееносца стряхивает пыль,
С его волос на землю бедствия и Войны;
И каждый целясь в голову намерен поразить,
Одним ударом как среди туч обремененных,
Грома над Каспием готовы разрядить,
Пока не сдует ветром два враждующие мира,
В одно, и столкновением громовым
По самой середине напряженного Эфира
Исход извечной битвы явится другим.
Так два соперника узнали в час недуга,
И Ад стал темным от нахмуренных бровей;
Лишь раз встречаясь смотрят друг на друга,
Где оба равными и нет противника сильней.
И вот должно совершится было нечто,
Ужасное, что содрогнулся бы весь Ад,
Когда бы Женский Демон им навстречу,
Хранившая ключи от Адских Врат,
Не прервала их страшным воплем усмиряя.

Отец зачем же замахнулся, вскрикнула она,
На Сына, на единственного, гневною рукой?
А ты, О Сын, что здесь подвигнуло тебя,
Трясти копьем перед Отцовскою главой?
Кому послужишь этим знаешь или нет?
Тому кто наверху над вами и смеется,
Пока назначен лямку ты тянуть за всех,
Здесь волю исполняя под лучами солнца;
И это хочет называть он правосудием, и будет
Гнев роковым и он обоих вас погубит!

И поостыла адская Напасть услышав те слова,
К ней обернувшись так обратился Сатана;

Какие странные слова и как же это мило,
Мне слышать столь отчаянный протест,
И так вмешаться здесь красноречиво,
Что и рука без промедлений ставящая крест,
Остановилась; так открой же мне себя,
В сложении двояком, частью неземном,
И почему ты в адском облике меня,
Лишь только встретив назвала уже Отцом,
А Призрак тот единородным моим Сыном?
Тебя не знаю и не видел никогда;
И ты и он нет тягостней картины для меня.

Не уж то ты забыл - привратница в ответ -
И стала я твоим глазам теперь противна?
А ведь считал красивой когда оба зная свет,
На небесах средь сонма Сирафимов,
Готовили восстание мы дерзким соглашеньем,
Царя Превышнего желая одолеть,
Когда внезапно болью пораженья
Был обречен себе искать иную твердь,
Падением мрачным погрузившись в эту Тьму;
Меж тем своей главой предав себя огню,
Сгорал настолько быстро в нем и ясно,
Пока не осветил по этой стороне,
Самим собою нижнее Пространство,
И я вослед твоей сверкающей Звезде,
Сияя отблеском ее здесь не явилась зримой,
Из головы твоей воинственной Богиней;
И хоть сперва отпрянув окрестили все меня
Грехом и признаком зловещего паденья,
Но свыкнувшись я стала как своя,
И Воинство Небесное объяло изумленье.
Противником быть лучшим значит непокорным,
И я звала тебя кто настоящий образ свой
Во мне мог зреть и вместе увлеченным
И эту радость втайне разделив со мной,
Растущее я бремя стала чувствовать в себе.
Меж тем на Небесах пришел черед Войне;
Небесные долины обратились полем брани,
И полную победу (иль могло иначе быть),
Сильнейшему Врагу Эфир бескрайний,
Пришлось нам в этой схватке уступить.
И вы низвергнуты летели всей гурьбой,
С высот Небесным Легионом в это дно,
В беспамятстве, не помня разум свой
И увлекли меня вы в эту Пропасть заодно.
С тех пор Могучий ключ от Адских Врат
Вручили мне и никому не проскочить,
С наказом строгим никому не отпирать,
Пока сама не соизволю их открыть.
Сидела с мыслями одна сама с собою,
Но знала что судьба соединит однажды нас,
И вот почуяла обремененная тобою,
И плод растет твой приближая час
Мук родовых движением чрезмерным.
Тот плод твой Сын, которого ты верно
Узнал, уже как видишь появился средь нас,
И смятенья трепещу теперь безмерно,
Я нижней частью, а рожденный Супостат
Шагами семимильными здесь шествует надменно,
Своим копьем смертельным потрясая Ад.
Там где коснется будет разрушенье;
Бежала я, а он за мной и кто спасет меня;
«Смерть!» я кричала в страхе и смятенье,
По закоулкам и ущельям эхо разнося;
И виделось мне гибельною страстью,
Воспламенен он был чем злобою слепой,
Казалось вот настигнет овладев моею властью
И будет силою царить он на до мной,
В тисках преступных яростно сжимая;
Те воющие монстры порождения его,
Плодом насилия; ты видишь как безумно лая,
Здесь движется все окружение мое.
Они здесь скачут появляясь вновь и вновь,
Их ежечасно я произвожу на этот свет;
Теперь и дом для них и вместе с тем и кровь
И в чреве что родило поджидает их обед.
Они внутри все мои недра выгрызают,
И снова прорываясь сеют ужас свой;
Они не знают передышек и меня они не знают,
И я навечно потеряла свой покой.
Смерть мрачная — безжалостная тень,
Мой Сын и Враг неумолимый пред глазами,
Все больше подстрекая, что ни день
И видно скоро буду пожрана с концами.
И хоть и знает, без меня он сам умрет,
Другой он жертвы видеть не желает,
Но скоро легкая закуска станет поперек,
Его проклятьем и погибельной отравой;
Когда бы не случилось его это уже ждет.
Но ты, Отец тебя предупредила я,
Не попадайся под его заточенные стрелы;
Не думай то что не достанет он тебя;
Пусть ты неуязвим и будешь самый смелый,
С оружием небесным не желаешь даже знать,
Знай перед натиском смертельного удара
Лишь кто царит над нами в силах устоять.

На том закончив грустный свой рассказ,
И Враг внимал коварства не лишенный,
Но тут переменившись мягче на глазах,
Так отвечал ей голос приглушенный;
О Дочь, раз породителем в твоих глазах,
И представляешь нашего мне Сына,
И впрямь порукой это что на Небесах,
Вкушали мы блаженство радостей и мира;
О сладости былой мне тяжко вспоминать,
Что в горечь обратилась с переменой злою,
Что нам приходится нежданно постигать;
Знай не врагом, но с целью лишь одною,
Развеять в этом Доме скорби мрак,
Освободить тебя и духов всех небесных,
Кто в нашем притязанье нашли себя в Аду;
От них теперь забытых и безвестных
У Адских Врат здесь с поручением стою;
Продвинуться средь глубей Пропастей,               
Сквозь тернии минуя необъятные пустоты,
Выискивать предначертания путей,
К местам что предвещали нам Пророки,
Поныне столь обширное в окружности своей.
И средь блаженства у границ небесных,
Там где начало Жизни и творение всех Рас,
Быть может средь пространств безвестных,
Найдется славное местечко и для нас;
Всех тем кого Творец отправил в опасенье,
Чтобы раздор на Небесах не допустить,
Всех Сильных кем убавил населенье
Им предоставив новый Мир свой захватить.
Насколько правда иль большей Тайной
Здесь все окутано я все равно узнаю все;
И даже если среди всех я буду крайний,
Я разузнав вернувшись им поведаю ее;
И вас обоих вознесу в такие я места,
Где Ты и Смерть на крыльях в силах воспарить,
В неомраченном воздухе ничем и никогда,
Где на свободе вечно будете вы жить.
Все будет там дышать благоуханьем,
И будет много пищи вас без меры насыщать
И все добычей вашей — все ее создания,
Все будет вам одним принадлежать!
От слов таких восторженною злобой,
Казалось оба были польщены;
Смерть расплылась ухмылкой довольной,
В гримасе страшной исказив свои черты,
Услышав что насыщен будет вечный голод,
В его священном чреве, в добрый час,
И злая Мать с неменьшим ликованьем,
К таких рассыпалась к Родителю речах.

Ключи от Ямы этой мне доверено держать
Законом высшим и если б и хотела я,
Врата запрещено мне эти отпирать
Могучей волею Небесного Отца.
А против силы сокрушительным копьем
Здесь встанет Смерть и нет таких властей,
Что сможет превзойти намеренья ее;
Скажи должна ли воле покоряться я твоей,
Тому кто меня бросил в этот мрак,
На дно глубокого и темного Тартара,
Здесь ненавистную мне должность исполнять,
Небесной дочерью средь огненного жара?
Чтоб среди моих же порождений,
Что выгрызая изнутри хотят пожрать,
Пришлось страдать от страха и мучений,
Так мой Родитель ты хотел сказать?
Но жизнь ты вдохнул и потому тебе
Должна повиноваться следуя покорно;
Перенесешь меня ты вновь к свое Звезде,
Где средь Богов и ангельского Сонма,
Как подобает дочери возлюбленной твоей,
Царить мне до конца счастливых дней.

Сказав ему так ключ свой роковой,
Злосчастное орудье бедствий с пояса срывает
И расправляя шлейф звериный свой,
Идет к Вратам и быстро отпирает,
Огромные засовы легкою рукой.
Нет ни одной такой Стигийской силы
Способной даже сдвинуть их слегка;
И лишь она свой ключ сжимая знает,
Все тайные пружины хитрого замка.
И вот затворы из железа и гранита
Спадают сами на чудовищных дверях,
И с шумом раздирающего скрипа,
Загрохотав громами на ржавеющих петлях,
Пред ним распахнуты огромные Врата,
И отперев вернуть назад уже она
Не в силах их; и хаосу предвечному вослед
До оснований сотряснулся весь Эреб.
Через проход пространный целым войском,
С знаменами и песней строевой,
Впридачу с конницей и колесницами с обозом
Свободно бы прошли там всей гурьбой;
И клубы дыма с пламенем казалось
Из Ада словно из горнила вырывалось.
И взорам приоткрылась тайна Бездны,
Где океан безбрежной тьмы не ведает себя;
В нем исчезает время, формы и размеры
Одно пространство без начала и конца;
Где Ночь среди Ночей не пробудить,
Где в Хаосе Природы начинаются свершенья
И в вечном беспорядке все теряет нить
Средь шума, вечных войн и разрушенья.
Там четверо Соперников оспаривают бой,
Где сухость против влаги и холод жар съедает,
Материю сплетая непрестанно меж собой
И с каждой фракцией все свойства изменяют;
И будет легче ли она иль тяжелей,
Медлительной, быстрее, мягкой, непокорной,
Все построения найдут себе друзей,
И под знамена все построятся поновой.
Тех легионов боевых не перечесть;
Подобные пескам зыбучим Барки и Кирены,
Вздымаемые вихрями чтоб где нибудь осесть
Иначе, там, где ждут их перемены.
Тот будет управлять мгновеньем тем,
Кто к стороне своей способен всех увлечь;
Там сея ссоры чтоб царствовать над всем,
Судьей третейским Хаос держит речь,
И Случай с ним верховный Повелитель,
Всех направляя он не видит никого;
Могила в Бездне той а может быть обитель
Природы всеобъемлющей где нету ничего.
Нет ни Огня ни Воздуха ни Суши и ни Моря,
Но все в броженье порождает вновь,
Враждой непримиримой собирая зерна,
Пока Творец не утвердит других миров,
В том веществе. Так Враг у Адского порога,
С опаской глядя в темень Бездны той,
Где Бог повсюду молвит — нету Бога,
Стоял с желанием ступить своей ногой,
О путешествии смелом тяжко размышляя.   
На берег на другой так просто не попасть,
Реки той бурной нет конца и края;
Повсюду звуков мрачных жуткая напасть;
Беллона не штормила так в худые дни
(Если сравнить ту каплю с океаном),
Иль если бы земля вдруг сорвалась с оси,
Средь элементов кои не желают,
И знать; иль вдруг небесный купол бы слетел;
Или осадные орудия у стен Столиц Престольных;
Еще не слышал чтобы кто то так шумел.
И Сатана на парусах своих свободных,
Как на волнах расправив крылья широко,
Так что туман сгустился в взмахах их огромных
Взмыл от земли поднявшись высоко.
Откуда облака соединеньем устремленным,
Плывут бесстрашно в дальние края,
Но лишь рассеялись и вот он уязвленным,
И нету больше ничего, повсюду пустота.
Застигнутый врасплох, напрасно он крылами
Теперь махает, так летел бы в никуда,
В глубины уж на десять тысяч стадий,
Беспомощным куском тяжелого свинца,
Покуда б снова случаем враждебным,
Не натолкнулся он на облачную тьму
И громовым разрядом яростным и злобным,
Не отскочил наверх в другую пустоту.
Тут буйный вихрь поугас в болотной топи,
Та местность не была ни сушей ни водой;
Там Сатана увязнув в мягкой почве,
Старался удержаться то на крыльях, то ногой;
Стремиться как Грифон через пустыню,
Теперь в подмогу весла быстрому крылу,
Минуя горы сквозь зыбучую долину,
За золотом украденным что вверено ему;
В погоне ярой через топи и стремнины
Преследует коварных Аримаспов Враг;
То вброд, то вплавь, летит, ползет он по пустыне,
Ногами, крыльями, главою, на руках!
Внезапно гул неистовых и шумных голосов,
Стал доносится из неведомых глубин,
Что потрясает существо до всех основ,
Многообразьем оглушительным и злым.
Теперь туда стремиться он в желании узреть
Тот Дух иль Силу что царит над Бездной,
Спросить кратчайший путь и как лететь,
И где граница Света в Тьме безвестный.
И вот Владыки Хауса Престол перед собой
Он может зреть и Мрака вечного обитель,
Раскинулась над необъятной глубиной
И рядом с ним древнейший небожитель —
Ночь в одеяньях черных вся облачена;
Стоит пред ними их внушительная свита —
Демогоргон, Аид и Оркус, далее Молва,
Мятеж и Случай, Распря и Смятенье;
Внушающие ужас всем известны имена,
И Самость с тысячью различных своих мнений.

Вы, низшей Бездны Власти и Начальства, —
К тем Духам смело обратился Сатана, —
И Хаос с Ночью вековой, у вас я в царстве
Ни как противник а раскрыть свои глаза,
Его секреты не тревожить но чтоб знать;
Не зря мой путь чрез мрак пустыни этой,
Покуда к Небу здесь он должен пролегать,
И здесь лежат границы с Царством Света.
Один почти потерян без проводника,
Выискиваю здесь готовую дорогу,
Где к тем приделам пролегает здесь тропа,
Что приведет к Небесному Чертогу.
Иль может здесь у вас не так давно,
Среди владений ваших есть другое место,
Что отвоевано каким нибудь Царем,
Тогда туда лежит мой курс и если Бездна
Укажет путь чрез вас я за услугу отплачу;
Ничто не потеряете коли обители я вашей,
Захват здесь незаконный присеку,
Того кто в Тьме исконный ставит себя старше.
Для этого я здесь и в этом смысл весь;
Вновь водружу я знамя древней Ночи —
Вам преимущество, а мне все лишь месть.

Так молвил Он. Владыка Хауса вослед,
С неясным видом и двусмысленною речью
Ответил Сатане; Я знаю кто ты есть,
Ты Ангелов водитель, кто навстречу
Поставил Сонм свой против Вышнего Царя,
И им же был низвергнут побежденный;
Я видел, слышал, что здесь говорят.
Не может Сонм в смятенье сокрушенным,
В падение, в проклятье своих бед
Средь Бездны оставаться здесь безмолвным;
А из разверзнутых Небесных Врат вослед,
Преследуют повстанцев миллионы,
Победоносных Ангелов; а что же я?
В моем же Царстве нет моей уж доли;
Теперь едва ли замечают все меня
И остаюсь на побегушках вашей Воли.
И все что в моей власти лишь живот;
Его удерживать осталось если хочет;
Мои Владения от распрей всех вот вот,
Рассыпятся и рухнет Царство Ночи.
В Ад дальше вглубь подземных Сфер,
Теперь вы заняли огромное пространство;
Земля и Небо, Новый мир, теперь они
Повиснув на цепи златой и все начальства,
Как раз откуда пали Ангелы твои.
И если устремлен ты в те края,
Путь не далек но полон он опасных козней;
Так поспеши, быть может и не зря,
Мое здесь гибель, разорение и розни.

И промолчав в ответ без промедлений,
Рад Сатана что берег в море не далек,
И с новой силой с свежим рвеньем,
Как пирамида огненная мчится он вперед,
В пространство сквозь теченья волн
Стихий в свирепом том сраженье,
Что окружают там со всех сторон;
Летит как Арго он отбросив все сомненья,
Когда меж скал он проходил Босфор;
Иль как Улисс меж Сциллой и Харибдой,
Обоих избегая мчался он вперед,
С трудом чтоб незатянутым пучиной,
При этом не попасть в другой водоворот.
И лишь оставив позади какая перемена,
После того как он в падении слепом,
Когда вослед врага преследует измена,
И волею Неба видно Смерть с Грехом.
Дорога перед ним открыта в Пропасть,
И чрез клокочущую Бездну длинный мост,
Из Ада проведен в земную область,
При том свободно ходят взад вперед,
Там Духи сеять смертным страх и зло,
Наказывать иль соблазнять, лишь тот спасен,
Кто волей Вышней и всех Ангелов его,
По милости от Бездны сохранен.
Но вот сквозь стены свет там проступает,
В глубины мрака ярким отблеском зари,
Там освещая все и Хаос отступает,
Разбитым из последних укреплений тьмы.
И шум среди враждебного смятенья
Притихнул и как раньше не тревожит никого
И Сатана уж с меньшим напряженьем
Уже быстрей скользит по волнам и легко.
В мерцающих лучах тускнеющего света;
Так бурею побит, лишенный всех снастей,
Бежит корабль с радостным приветом
В родную гавань прежних своих дней;
Иль может с еще большим разореньем,
Эфиру уподобившись он взвесит в нем себя,
На своих крыльях чтоб по крайней мере
Издалека увидеть отблеск чистого огня,
Небес превышних, круглых иль квадратных,
С Опаловыми Башнями где стен зубцы,
В живых Сапфирах украшеньях богатых,
И там уцепиться за край златой Цепи
Свисающего мира и где меньшею Звездой
Она там светит рядом с Бледною Луной.
Он полон мщеньем озорным на этот раз,
Туда на всех парах спешит в недобрый час.


Конец второй книги.




***

HIgh on a Throne of Royal State, which far
Outshon the wealth of Ormus and of Ind,
Or where the gorgeous East with richest hand
Showrs on her Kings Barbaric Pearl and Gold,
Satan exalted sat, by merit rais'd [ 5 ]
To that bad eminence; and from despair
Thus high uplifted beyond hope, aspires
Beyond thus high, insatiate to pursue
Vain Warr with Heav'n, and by success untaught
His proud imaginations thus displaid. [ 10 ]

Powers and Dominions, Deities of Heav'n,
For since no deep within her gulf can hold
Immortal vigor, though opprest and fall'n,
I give not Heav'n for lost. From this descent
Celestial vertues rising, will appear [ 15 ]
More glorious and more dread then from no fall,
And trust themselves to fear no second fate:
Mee though just right, and the fixt Laws of Heav'n
Did first create your Leader, next free choice,
With what besides, in Counsel or in Fight, [ 20 ]
Hath bin achievd of merit, yet this loss
Thus farr at least recover'd, hath much more
Establisht in a safe unenvied Throne
Yielded with full consent. The happier state
In Heav'n, which follows dignity, might draw [ 25 ]
Envy from each inferior; but who here
Will envy whom the highest place exposes
Formost to stand against the Thunderers aim
Your bulwark, and condemns to greatest share
Of endless pain? where there is then no good [ 30 ]
For which to strive, no strife can grow up there
From Faction; for none sure will claim in Hell
Precedence, none, whose portion is so small
Of present pain, that with ambitious mind
Will covet more. With this advantage then [ 35 ]
To union, and firm Faith, and firm accord,
More then can be in Heav'n, we now return
To claim our just inheritance of old,
Surer to prosper then prosperity
Could have assur'd us; and by what best way, [ 40 ]
Whether of open Warr or covert guile,
We now debate; who can advise, may speak.

He ceas'd, and next him Moloc, Scepter'd King
Stood up, the strongest and the fiercest Spirit
That fought in Heav'n; now fiercer by despair: [ 45 ]
His trust was with th' Eternal to be deem'd
Equal in strength, and rather then be less
Care'd not to be at all; with that care lost
Went all his fear: of God, or Hell, or worse
He reck'd not, and these words thereafter spake. [ 50 ]

My sentence is for open Warr: Of Wiles,
More unexpert, I boast not: them let those
Contrive who need, or when they need, not now.
For while they sit contriving, shall the rest,
Millions that stand in Arms, and longing wait [ 55 ]
The Signal to ascend, sit lingring here
Heav'ns fugitives, and for thir dwelling place
Accept this dark opprobrious Den of shame,
The Prison of his Tyranny who Reigns
By our delay? no, let us rather choose [ 60 ]
Arm'd with Hell flames and fury all at once
O're Heav'ns high Towrs to force resistless way,
Turning our Tortures into horrid Arms
Against the Torturer; when to meet the noise
Of his Almighty Engin he shall hear [ 65 ]
Infernal Thunder, and for Lightning see
Black fire and horror shot with equal rage
Among his Angels; and his Throne it self
Mixt with Tartarean Sulphur, and strange fire,
His own invented Torments. But perhaps [ 70 ]
The way seems difficult and steep to scale
With upright wing against a higher foe.
Let such bethink them, if the sleepy drench
Of that forgetful Lake benumm not still,
That in our proper motion we ascend [ 75 ]
Up to our native seat: descent and fall
To us is adverse. Who but felt of late
When the fierce Foe hung on our brok'n Rear
Insulting, and pursu'd us through the Deep,
With what compulsion and laborious flight [ 80 ]
We sunk thus low? Th' ascent is easie then;
Th' event is fear'd; should we again provoke
Our stronger, some worse way his wrath may find
To our destruction: if there be in Hell
Fear to be worse destroy'd: what can be worse [ 85 ]
Then to dwell here, driv'n out from bliss, condemn'd
In this abhorred deep to utter woe;
Where pain of unextinguishable fire
Must exercise us without hope of end
The Vassals of his anger, when the Scourge [ 90 ]
Inexorably, and the torturing hour
Calls us to Penance? More destroy'd then thus
We should be quite abolisht and expire.
What fear we then? what doubt we to incense
His utmost ire? which to the highth enrag'd, [ 95 ]
Will either quite consume us, and reduce
To nothing this essential, happier farr
Then miserable to have eternal being:
Or if our substance be indeed Divine,
And cannot cease to be, we are at worst [ 100 ]
On this side nothing; and by proof we feel
Our power sufficient to disturb his Heav'n,
And with perpetual inrodes to Allarme,
Though inaccessible, his fatal Throne:
Which if not Victory is yet Revenge. [ 105 ]

He ended frowning, and his look denounc'd
Desperate revenge, and Battel dangerous
To less then Gods. On th' other side up rose
Belial, in act more graceful and humane;
A fairer person lost not Heav'n; he seemd [ 110 ]
For dignity compos'd and high exploit:
But all was false and hollow; though his Tongue
Dropt Manna, and could make the worse appear
The better reason, to perplex and dash
Maturest Counsels: for his thoughts were low; [ 115 ]
To vice industrious, but to Nobler deeds
Timorous and slothful: yet he pleas'd the ear,
And with perswasive accent thus began.

I should be much for open Warr, O Peers,
As not behind in hate; if what was urg'd [ 120 ]
Main reason to persuade immediate Warr,
Did not disswade me most, and seem to cast
Ominous conjecture on the whole success:
When he who most excels in fact of Arms,
In what he counsels and in what excels [ 125 ]
Mistrustful, grounds his courage on despair
And utter dissolution, as the scope
Of all his aim, after some dire revenge.
First, what Revenge? the Towrs of Heav'n are fill'd
With Armed watch, that render all access [ 130 ]
Impregnable; oft on the bordering Deep
Encamp thir Legions, or with obscure wing
Scout farr and wide into the Realm of night,
Scorning surprize. Or could we break our way
By force, and at our heels all Hell should rise [ 135 ]
With blackest Insurrection, to confound
Heav'ns purest Light, yet our great Enemy
All incorruptible would on his Throne
Sit unpolluted, and th' Ethereal mould
Incapable of stain would soon expel [ 140 ]
Her mischief, and purge off the baser fire
Victorious. Thus repuls'd, our final hope
Is flat despair; we must exasperate
Th' Almighty Victor to spend all his rage,
And that must end us, that must be our cure, [ 145 ]
To be no more; sad cure; for who would loose,
Though full of pain, this intellectual being,
Those thoughts that wander through Eternity,
To perish rather, swallowd up and lost
In the wide womb of uncreated night, [ 150 ]
Devoid of sense and motion? and who knows,
Let this be good, whether our angry Foe
Can give it, or will ever? how he can
Is doubtful; that he never will is sure.
Will he, so wise, let loose at once his ire, [ 155 ]
Belike through impotence, or unaware,
To give his Enemies thir wish, and end
Them in his anger, whom his anger saves
To punish endless? wherefore cease we then?
Say they who counsel Warr, we are decreed, [ 160 ]
Reserv'd and destin'd to Eternal woe;
Whatever doing, what can we suffer more,
What can we suffer worse? is this then worst,
Thus sitting, thus consulting, thus in Arms?
What when we fled amain, pursu'd and strook [ 165 ]
With Heav'ns afflicting Thunder, and besought
The Deep to shelter us? this Hell then seem'd
A refuge from those wounds: or when we lay
Chain'd on the burning Lake? that sure was worse.
What if the breath that kindl'd those grim fires [ 170 ]
Awak'd should blow them into sevenfold rage
And plunge us in the flames? or from above
Should intermitted vengeance arm again
His red right hand to plague us? what if all
Her stores were open'd, and this Firmament [ 175 ]
Of Hell should spout her Cataracts of Fire,
Impendent horrors, threatning hideous fall
One day upon our heads; while we perhaps
Designing or exhorting glorious warr,
Caught in a fierie Tempest shall be hurl'd [ 180 ]
Each on his rock transfixt, the sport and prey
Of racking whirlwinds, or for ever sunk
Under yon boyling Ocean, wrapt in Chains;
There to converse with everlasting groans,
Unrespited, unpitied, unrepreevd, [ 185 ]
Ages of hopeless end; this would be worse.
Warr therefore, open or conceal'd, alike
My voice disswades; for what can force or guile
With him, or who deceive his mind, whose eye
Views all things at one view? he from heav'ns highth [ 190 ]
All these our motions vain, sees and derides;
Not more Almighty to resist our might
Then wise to frustrate all our plots and wiles.
Shall we then live thus vile, the race of Heav'n
Thus trampl'd, thus expell'd to suffer here [ 195 ]
Chains and these Torments? better these then worse
By my advice; since fate inevitable
Subdues us, and Omnipotent Decree
The Victors will. To suffer, as to doe,
Our strength is equal, nor the Law unjust [ 200 ]
That so ordains: this was at first resolv'd,
If we were wise, against so great a foe
Contending, and so doubtful what might fall.
I laugh, when those who at the Spear are bold
And vent'rous, if that fail them, shrink and fear [ 205 ]
What yet they know must follow, to endure
Exile, or ignominy, or bonds, or pain,
The sentence of thir Conquerour: This is now
Our doom; which if we can sustain and bear,
Our Supream Foe in time may much remit [ 210 ]
His anger, and perhaps thus farr remov'd
Not mind us not offending, satisfi'd
With what is punish't; whence these raging fires
Will slack'n, if his breath stir not thir flames.
Our purer essence then will overcome [ 215 ]
Thir noxious vapour, or enur'd not feel,
Or chang'd at length, and to the place conformd
In temper and in nature, will receive
Familiar the fierce heat, and void of pain;
This horror will grow milde, this darkness light, [ 220 ]
Besides what hope the never-ending flight
Of future dayes may bring, what chance, what change
Worth waiting, since our present lot appeers
For happy though but ill, for ill not worst,
If we procure not to our selves more woe. [ 225 ]

Thus Belial with words cloath'd in reasons garb
Counsell'd ignoble ease, and peaceful sloath,
Not peace: and after him thus Mammon spake.

Either to disinthrone the King of Heav'n
We warr, if Warr be best, or to regain [ 230 ]
Our own right lost: him to unthrone we then
May hope when everlasting Fate shall yeild
To fickle Chance, and Chaos judge the strife:
The former vain to hope argues as vain
The latter: for what place can be for us [ 235 ]
Within Heav'ns bound, unless Heav'ns Lord supream
We overpower? Suppose he should relent
And publish Grace to all, on promise made
Of new Subjection; with what eyes could we
Stand in his presence humble, and receive [ 240 ]
Strict Laws impos'd, to celebrate his Throne
With warbl'd Hymns, and to his Godhead sing
Forc't Halleluiah's; while he Lordly sits
Our envied Sovran, and his Altar breathes
Ambrosial Odours and Ambrosial Flowers, [ 245 ]
Our servile offerings. This must be our task
In Heav'n, this our delight; how wearisom
Eternity so spent in worship paid
To whom we hate. Let us not then pursue
By force impossible, by leave obtain'd [ 250 ]
Unacceptable, though in Heav'n, our state
Of splendid vassalage, but rather seek
Our own good from our selves, and from our own
Live to our selves, though in this vast recess,
Free, and to none accountable, preferring [ 255 ]
Hard liberty before the easie yoke
Of servile Pomp. Our greatness will appeer
Then most conspicuous, when great things of small,
Useful of hurtful, prosperous of adverse
We can create, and in what place so e're [ 260 ]
Thrive under evil, and work ease out of pain
Through labour and indurance. This deep world
Of darkness do we dread? How oft amidst
Thick clouds and dark doth Heav'ns all-ruling Sire
Choose to reside, his Glory unobscur'd, [ 265 ]
And with the Majesty of darkness round
Covers his Throne; from whence deep thunders roar
Must'ring thir rage, and Heav'n resembles Hell?
As he our darkness, cannot we his Light
Imitate when we please? This Desart soile [ 270 ]
Wants not her hidden lustre, Gemms and Gold;
Nor want we skill or Art, from whence to raise
Magnificence; and what can Heav'n shew more?
Our torments also may in length of time
Become our Elements, these piercing Fires [ 275 ]
As soft as now severe, our temper chang'd
Into their temper; which must needs remove
The sensible of pain. All things invite
To peaceful Counsels, and the settl'd State
Of order, how in safety best we may [ 280 ]
Compose our present evils, with regard
Of what we are and were, dismissing quite
All thoughts of warr: ye have what I advise.

He scarce had finisht, when such murmur filld
Th' Assembly, as when hollow Rocks retain [ 285 ]
The sound of blustring winds, which all night long
Had rous'd the Sea, now with hoarse cadence lull
Sea-faring men orewatcht, whose Bark by chance
Or Pinnace anchors in a craggy Bay
After the Tempest: Such applause was heard [ 290 ]
As Mammon ended, and his Sentence pleas'd,
Advising peace: for such another Field
They dreaded worse then Hell: so much the fear
Of Thunder and the Sword of Michael
Wrought still within them; and no less desire [ 295 ]
To found this nether Empire, which might rise
By pollicy, and long process of time,
In emulation opposite to Heav'n.
Which when Beelzebub perceiv'd, then whom,
Satan except, none higher sat, with grave [ 300 ]
Aspect he rose, and in his rising seem'd
A Pillar of State; deep on his Front engraven
Deliberation sat and public care;
And Princely counsel in his face yet shon,
Majestic though in ruin: sage he stood [ 305 ]
With Atlantean shoulders fit to bear
The weight of mightiest Monarchies; his look
Drew audience and attention still as Night
Or Summers Noon-tide air, while thus he spake.

Thrones and Imperial Powers, off-spring of heav'n [ 310 ]
Ethereal Vertues; or these Titles now
Must we renounce, and changing stile be call'd
Princes of Hell? for so the popular vote
Inclines, here to continue, and build up here
A growing Empire; doubtless; while we dream, [ 315 ]
And know not that the King of Heav'n hath doom'd
This place our dungeon, not our safe retreat
Beyond his Potent arm, to live exempt
From Heav'ns high jurisdiction, in new League
Banded against his Throne, but to remaine [ 320 ]
In strictest bondage, though thus far remov'd,
Under th' inevitable curb, reserv'd
His captive multitude: For he, be sure
In heighth or depth, still first and last will Reign
Sole King, and of his Kingdom loose no part [ 325 ]
By our revolt, but over Hell extend
His Empire, and with Iron Scepter rule
Us here, as with his Golden those in Heav'n.
What sit we then projecting peace and Warr?
Warr hath determin'd us, and foild with loss [ 330 ]
Irreparable; tearms of peace yet none
Voutsaf't or sought; for what peace will be giv'n
To us enslav'd, but custody severe,
And stripes, and arbitrary punishment
Inflicted? and what peace can we return, [ 335 ]
But to our power hostility and hate,
Untam'd reluctance, and revenge though slow,
Yet ever plotting how the Conqueror least
May reap his conquest, and may least rejoyce
In doing what we most in suffering feel? [ 340 ]
Nor will occasion want, nor shall we need
With dangerous expedition to invade
Heav'n, whose high walls fear no assault or Siege,
Or ambush from the Deep. What if we find
Some easier enterprize? There is a place [ 345 ]
(If ancient and prophetic fame in Heav'n
Err not) another World, the happy seat
Of some new Race call'd Man, about this time
To be created like to us, though less
In power and excellence, but favour'd more [ 350 ]
Of him who rules above; so was his will
Pronounc'd among the Gods, and by an Oath,
That shook Heav'ns whol circumference, confirm'd.
Thither let us bend all our thoughts, to learn
What creatures there inhabit, of what mould, [ 355 ]
Or substance, how endu'd, and what thir Power,
And where thir weakness, how attempted best,
By force or suttlety: Though Heav'n be shut,
And Heav'ns high Arbitrator sit secure
In his own strength, this place may lye expos'd [ 360 ]
The utmost border of his Kingdom, left
To their defence who hold it: here perhaps
Som advantagious act may be achiev'd
By sudden onset, either with Hell fire
To waste his whole Creation, or possess [ 365 ]
All as our own, and drive as we were driven,
The punie habitants, or if not drive,
Seduce them to our Party, that thir God
May prove thir foe, and with repenting hand
Abolish his own works. This would surpass [ 370 ]
Common revenge, and interrupt his joy
In our Confusion, and our Joy upraise
In his disturbance; when his darling Sons
Hurl'd headlong to partake with us, shall curse
Thir frail Original, and faded bliss, [ 375 ]
Faded so soon. Advise if this be worth
Attempting, or to sit in darkness here
Hatching vain Empires. Thus Beelzebub
Pleaded his devilish Counsel, first devis'd
By Satan, and in part propos'd: for whence, [ 380 ]
But from the Author of all ill could Spring
So deep a malice, to confound the race
Of mankind in one root, and Earth with Hell
To mingle and involve, done all to spite
The great Creatour? But thir spite still serves [ 385 ]
His glory to augment. The bold design
Pleas'd highly those infernal States, and joy
Sparkl'd in all thir eyes; with full assent
They vote: whereat his speech he thus renews.

Well have ye judg'd, well ended long debate, [ 390 ]
Synod of Gods, and like to what ye are,
Great things resolv'd; which from the lowest deep
Will once more lift us up, in spight of Fate,
Neerer our ancient Seat; perhaps in view
Of those bright confines, whence with neighbouring Arms [ 395 ]
And opportune excursion we may chance
Re-enter Heav'n; or else in some milde Zone
Dwell not unvisited of Heav'ns fair Light
Secure, and at the brightning Orient beam
Purge off this gloom; the soft delicious Air, [ 400 ]
To heal the scarr of these corrosive Fires
Shall breath her balme. But first whom shall we send
In search of this new world, whom shall we find
Sufficient? who shall tempt with wandring feet
The dark unbottom'd infinite Abyss [ 405 ]
And through the palpable obscure find out
His uncouth way, or spread his aerie flight
Upborn with indefatigable wings
Over the vast abrupt, ere he arrive
The happy Ile; what strength, what art can then [ 410 ]
Suffice, or what evasion bear him safe
Through the strict Senteries and Stations thick
Of Angels watching round? Here he had need
All circumspection, and we now no less
Choice in our suffrage; for on whom we send, [ 415 ]
The weight of all and our last hope relies.

This said, he sat; and expectation held
His look suspence, awaiting who appeer'd
To second, or oppose, or undertake
The perilous attempt; but all sat mute, [ 420 ]
Pondering the danger with deep thoughts; and each
In others count'nance read his own dismay
Astonisht: none among the choice and prime
Of those Heav'n-warring Champions could be found
So hardie as to proffer or accept [ 425 ]
Alone the dreadful voyage; till at last
Satan, whom now transcendent glory rais'd
Above his fellows, with Monarchal pride
Conscious of highest worth, unmov'd thus spake.

O Progeny of Heav'n, Empyreal Thrones, [ 430 ]
With reason hath deep silence and demurr
Seis'd us, though undismaid: long is the way
And hard, that out of Hell leads up to light;
Our prison strong, this huge convex of Fire,
Outrageous to devour, immures us round [ 435 ]
Ninefold, and gates of burning Adamant
Barr'd over us prohibit all egress.
These past, if any pass, the void profound
Of unessential Night receives him next
Wide gaping, and with utter loss of being [ 440 ]
Threatens him, plung'd in that abortive gulf.
If thence he scape into whatever world,
Or unknown Region, what remains him less
Then unknown dangers and as hard escape.
But I should ill become this Throne, O Peers, [ 445 ]
And this Imperial Sov'ranty, adorn'd
With splendor, arm'd with power, if aught propos'd
And judg'd of public moment, in the shape
Of difficulty or danger could deterr
Mee from attempting. Wherefore do I assume [ 450 ]
These Royalties, and not refuse to Reign,
Refusing to accept as great a share
Of hazard as of honour, due alike
To him who Reigns, and so much to him due
Of hazard more, as he above the rest [ 455 ]
High honourd sits? Go therefore mighty Powers,
Terror of Heav'n, though fall'n; intend at home,
While here shall be our home, what best may ease
The present misery, and render Hell
More tollerable; if there be cure or charm [ 460 ]
To respite or deceive, or slack the pain
Of this ill Mansion: intermit no watch
Against a wakeful Foe, while I abroad
Through all the Coasts of dark destruction seek
Deliverance for us all: this enterprize [ 465 ]
None shall partake with me. Thus saying rose
The Monarch, and prevented all reply,
Prudent, least from his resolution rais'd
Others among the chief might offer now
(Certain to be refus'd) what erst they fear'd; [ 470 ]
And so refus'd might in opinion stand
His Rivals, winning cheap the high repute
Which he through hazard huge must earn. But they
Dreaded not more th' adventure then his voice
Forbidding; and at once with him they rose; [ 475 ]
Thir rising all at once was as the sound
Of Thunder heard remote. Towards him they bend
With awful reverence prone; and as a God
Extoll him equal to the highest in Heav'n:
Nor fail'd they to express how much they prais'd, [ 480 ]
That for the general safety he despis'd
His own: for neither do the Spirits damn'd
Loose all thir vertue; least bad men should boast
Thir specious deeds on earth, which glory excites,
Or clos ambition varnisht o're with zeal. [ 485 ]
Thus they thir doubtful consultations dark
Ended rejoycing in thir matchless Chief:
As when from mountain tops the dusky clouds
Ascending, while the North wind sleeps, O'respread
Heav'ns chearful face, the lowring Element [ 490 ]
Scowls ore the dark'nd lantskip Snow, or showre;
If chance the radiant Sun with farewell sweet
Extend his ev'ning beam, the fields revive,
The birds thir notes renew, and bleating herds
Attest thir joy, that hill and valley rings. [ 495 ]
O shame to men! Devil with Devil damn'd
Firm concord holds, men onely disagree
Of Creatures rational, though under hope
Of heavenly Grace; and God proclaiming peace,
Yet live in hatred, enmity, and strife [ 500 ]
Among themselves, and levie cruel warres,
Wasting the Earth, each other to destroy:
As if (which might induce us to accord)
Man had not hellish foes anow besides,
That day and night for his destruction waite. [ 505 ]

The Stygian Counsel thus dissolv'd; and forth
In order came the grand infernal Peers:
Midst came thir mighty Paramount, and seemd
Alone th' Antagonist of Heav'n, nor less
Than Hells dread Emperour with pomp Supream, [ 510 ]
And God-like imitated State; him round
A Globe of fierie Seraphim inclos'd
With bright imblazonrie, and horrent Arms.
Then of thir Session ended they bid cry
With Trumpets regal sound the great result: [ 515 ]
Toward the four winds four speedy Cherubim
Put to thir mouths the sounding Alchymie
By Haralds voice explain'd: the hollow Abyss
Heard farr and wide, and all the host of Hell
With deafning shout, return'd them loud acclaim. [ 520 ]
Thence more at ease thir minds and somwhat rais'd
By false presumptuous hope, the ranged powers
Disband, and wandring, each his several way
Pursues, as inclination or sad choice
Leads him perplext, where he may likeliest find [ 525 ]
Truce to his restless thoughts, and entertain
The irksom hours, till his great Chief return.
Part on the Plain, or in the Air sublime
Upon the wing, or in swift Race contend,
As at th' Olympian Games or Pythian fields; [ 530 ]
Part curb thir fierie Steeds, or shun the Goal
With rapid wheels, or fronted Brigads form.
As when to warn proud Cities warr appears
Wag'd in the troubl'd Skie, and Armies rush
To Battel in the Clouds, before each Van [ 535 ]
Prick forth the Aerie Knights, and couch thir Spears
Till thickest Legions close; with feats of Arms
From either end of Heav'n the welkin burns.
Others with vast Typh;an rage more fell
Rend up both Rocks and Hills, and ride the Air [ 540 ]
In whirlwind; Hell scarce holds the wilde uproar.
As when Alcides from Oechalia Crown'd
With conquest, felt th' envenom'd robe, and tore
Through pain up by the roots Thessalian Pines,
And Lichas from the top of Oeta threw [ 545 ]
Into th' Euboic Sea. Others more milde,
Retreated in a silent valley, sing
With notes Angelical to many a Harp
Thir own Heroic deeds and hapless fall
By doom of Battel; and complain that Fate [ 550 ]
Free Vertue should enthrall to Force or Chance.
Thir Song was partial, but the harmony
(What could it less when Spirits immortal sing?)
Suspended Hell, and took with ravishment
The thronging audience. In discourse more sweet [ 555 ]
(For Eloquence the Soul, Song charms the Sense,)
Others apart sat on a Hill retir'd,
In thoughts more elevate, and reason'd high
Of Providence, Foreknowledge, Will and Fate,
Fixt Fate, free will, foreknowledg absolute, [ 560 ]
And found no end, in wandring mazes lost.
Of good and evil much they argu'd then,
Of happiness and final misery,
Passion and Apathie, and glory and shame,
Vain wisdom all, and false Philosophie: [ 565 ]
Yet with a pleasing sorcerie could charm
Pain for a while or anguish, and excite
Fallacious hope, or arm th' obdured brest
With stubborn patience as with triple steel.
Another part in Squadrons and gross Bands, [ 570 ]
On bold adventure to discover wide
That dismal world, if any Clime perhaps
Might yield them easier habitation, bend
Four ways thir flying March, along the Banks
Of four infernal Rivers that disgorge [ 575 ]
Into the burning Lake thir baleful streams;
Abhorred Styx the flood of deadly hate,
Sad Acheron of sorrow, black and deep;
Cocytus, nam'd of lamentation loud
Heard on the ruful stream; fierce Phlegeton [ 580 ]
Whose waves of torrent fire inflame with rage.
Farr off from these a slow and silent stream,
Lethe the River of Oblivion roules
Her watrie Labyrinth, whereof who drinks,
Forthwith his former state and being forgets, [ 585 ]
Forgets both joy and grief, pleasure and pain.
Beyond this flood a frozen Continent
Lies dark and wilde, beat with perpetual storms
Of Whirlwind and dire Hail, which on firm land
Thaws not, but gathers heap, and ruin seems [ 590 ]
Of ancient pile; all else deep snow and ice,
A gulf profound as that Serbonian Bog
Betwixt Damiata and Mount Casius old,
Where Armies whole have sunk: the parching Air
Burns frore, and cold performs th' effect of Fire. [ 595 ]
Thither by harpy-footed Furies hail'd,
At certain revolutions all the damn'd
Are brought: and feel by turns the bitter change
Of fierce extreams, extreams by change more fierce,
From Beds of raging Fire to starve in Ice [ 600 ]
Thir soft Ethereal warmth, and there to pine
Immovable, infixt, and frozen round,
Periods of time, thence hurried back to fire.
They ferry over this Lethean Sound
Both to and fro, thir sorrow to augment, [ 605 ]
And wish and struggle, as they pass, to reach
The tempting stream, with one small drop to loose
In sweet forgetfulness all pain and woe,
All in one moment, and so neer the brink;
But fate withstands, and to oppose th' attempt [ 610 ]
Medusa with Gorgonian terror guards
The Ford, and of it self the water flies
All taste of living wight, as once it fled
The lip of Tantalus. Thus roving on
In confus'd march forlorn, th' adventrous Bands [ 615 ]
With shuddring horror pale, and eyes agast
View'd first thir lamentable lot, and found
No rest: through many a dark and drearie Vaile
They pass'd, and many a Region dolorous,
O'er many a Frozen, many a fierie Alpe, [ 620 ]
Rocks, Caves, Lakes, Fens, Bogs, Dens, and shades of death,
A Universe of death, which God by curse
Created evil, for evil only good,
Where all life dies, death lives, and Nature breeds,
Perverse, all monstrous, all prodigious things, [ 625 ]
Abominable, inutterable, and worse
Then Fables yet have feign'd, or fear conceiv'd,
Gorgons and Hydra's, and Chimera's dire.

Mean while the Adversary of God and Man,
Satan with thoughts inflam'd of highest design, [ 630 ]
Puts on swift wings, and towards the Gates of Hell
Explores his solitary flight; som times
He scours the right hand coast, som times the left,
Now shaves with level wing the Deep, then soares
Up to the fiery Concave touring high. [ 635 ]
As when farr off at Sea a Fleet descri'd
Hangs in the Clouds, by ;quinoctial Winds
Close sailing from Bengala, or the Iles
Of Ternate and Tidore, whence Merchants bring
Thir spicie Drugs: they on the Trading Flood [ 640 ]
Through the wide Ethiopian to the Cape
Ply stemming nightly toward the Pole. So seem'd
Farr off the flying Fiend: at last appeer
Hell bounds high reaching to the horrid Roof,
And thrice threefold the Gates; three folds were Brass, [ 645 ]
Three Iron, three of Adamantine Rock,
Impenetrable, impal'd with circling fire,
Yet unconsum'd. Before the Gates there sat
On either side a formidable shape;
The one seem'd Woman to the waste, and fair, [ 650 ]
But ended foul in many a scaly fould
Voluminous and vast, a Serpent arm'd
With mortal sting: about her middle round
A cry of Hell Hounds never ceasing bark'd
With wide Cerberian mouths full loud, and rung [ 655 ]
A hideous Peal: yet, when they list, would creep,
If aught disturb'd thir noyse, into her woomb,
And kennel there, yet there still bark'd and howl'd
Within unseen. Farr less abhorrd than these
Vex'd Scylla bathing in the Sea that parts [ 660 ]
Calabria from the hoarse Trinacrian shore:
Nor uglier follow the Night-Hag, when call'd
In secret, riding through the Air she comes
Lur'd with the smell of infant blood, to dance
With Lapland Witches, while the labouring Moon [ 665 ]
Eclipses at thir charms. The other shape,
If shape it might be call'd that shape had none
Distinguishable in member, joynt, or limb,
Or substance might be call'd that shadow seem'd,
For each seem'd either; black it stood as Night, [ 670 ]
Fierce as ten Furies, terrible as Hell,
And shook a dreadful Dart; what seem'd his head
The likeness of a Kingly Crown had on.
Satan was now at hand, and from his seat
The Monster moving onward came as fast [ 675 ]
With horrid strides, Hell trembled as he strode.
Th' undaunted Fiend what this might be admir'd,
Admir'd, not fear'd; God and his Son except,
Created thing naught valu'd he nor shun'd
And with disdainful look thus first began. [ 680 ]

Whence and what art thou, execrable shape,
That dar'st, though grim and terrible, advance
Thy miscreated Front athwart my way
To yonder Gates? through them I mean to pass,
That be assured, without leave askt of thee: [ 685 ]
Retire, or taste thy folly, and learn by proof,
Hell-born, not to contend with Spirits of Heav'n.

To whom the Goblin full of wrauth reply'd,
Art thou that Traitor Angel, art thou hee,
Who first broke peace in Heav'n and Faith, till then [ 690 ]
Unbrok'n, and in proud rebellious Arms
Drew after him the third part of Heav'ns Sons
Conjur'd against the highest, for which both Thou
And they outcast from God, are here condemn'd
To waste Eternal dayes in woe and pain? [ 695 ]
And reck'n'st thou thy self with Spirits of Heav'n,
Hell-doom'd, and breath'st defiance here and scorn
Where I reign King, and to enrage thee more,
Thy King and Lord? Back to thy punishment,
False fugitive, and to thy speed add wings, [ 700 ]
Least with a whip of Scorpions I pursue
Thy lingring, or with one stroke of this Dart
Strange horror seise thee, and pangs unfelt before.

So spake the grieslie terror, and in shape,
So speaking and so threatning, grew tenfold [ 705 ]
More dreadful and deform: on th' other side
Incenst with indignation Satan stood
Unterrifi'd, and like a Comet burn'd,
That fires the length of Ophiucus huge
In th' Artick Sky, and from his horrid hair [ 710 ]
Shakes Pestilence and Warr. Each at the Head
Level'd his deadly aime; thir fatall hands
No second stroke intend, and such a frown
Each cast at th' other, as when two black Clouds
With Heav'ns Artillery fraught, come rattling on [ 715 ]
Over the Caspian, then stand front to front
Hov'ring a space, till Winds the signal blow
To join thir dark Encounter in mid air:
So frownd the mighty Combatants, that Hell
Grew darker at thir frown, so matcht they stood; [ 720 ]
For never but once more was either like
To meet so great a foe: and now great deeds
Had been achiev'd, whereof all Hell had rung,
Had not the Snakie Sorceress that sat
Fast by Hell Gate, and kept the fatal Key, [ 725 ]
Ris'n, and with hideous outcry rush'd between.

O Father, what intends thy hand, she cry'd,
Against thy only Son? What fury O Son,
Possesses thee to bend that mortal Dart
Against thy Fathers head? and know'st for whom; [ 730 ]
For him who sits above and laughs the while
At thee ordain'd his drudge, to execute
What e're his wrath, which he calls Justice, bids,
His wrath which one day will destroy ye both.

She spake, and at her words the hellish Pest [ 735 ]
Forbore, then these to her Satan return'd:

So strange thy outcry, and thy words so strange
Thou interposest, that my sudden hand
Prevented spares to tell thee yet by deeds
What it intends; till first I know of thee, [ 740 ]
What thing thou art, thus double-form'd, and why
In this infernal Vaile first met thou call'st
Me Father, and that Fantasm call'st my Son?
I know thee not, nor ever saw till now
Sight more detestable then him and thee. [ 745 ]

T' whom thus the Portress of Hell Gate reply'd;
Hast thou forgot me then, and do I seem
Now in thine eye so foul, once deemd so fair
In Heav'n, when at th' Assembly, and in sight
Of all the Seraphim with thee combin'd [ 750 ]
In bold conspiracy against Heav'ns King,
All on a sudden miserable pain
Surprisd thee, dim thine eyes, and dizzie swumm
In darkness, while thy head flames thick and fast
Threw forth, till on the left side op'ning wide, [ 755 ]
Likest to thee in shape and count'nance bright,
Then shining Heav'nly fair, a Goddess arm'd
Out of thy head I sprung; amazement seis'd
All th' Host of Heav'n back they recoild affraid
At first, and call'd me Sin, and for a Sign [ 760 ]
Portentous held me; but familiar grown,
I pleas'd, and with attractive graces won
The most averse, thee chiefly, who full oft
Thy self in me thy perfect image viewing
Becam'st enamour'd, and such joy thou took'st [ 765 ]
With me in secret, that my womb conceiv'd
A growing burden. Mean while Warr arose,
And fields were fought in Heav'n; wherein remaind
(For what could else) to our Almighty Foe
Cleer Victory, to our part loss and rout [ 770 ]
Through all the Empyrean: down they fell
Driv'n headlong from the Pitch of Heaven, down
Into this Deep, and in the general fall
I also; at which time this powerful Key
Into my hand was giv'n, with charge to keep [ 755 ]
These Gates for ever shut, which none can pass
Without my op'ning. Pensive here I sat
Alone, but long I sat not, till my womb
Pregnant by thee, and now excessive grown
Prodigious motion felt and rueful throes. [ 780 ]
At last this odious offspring whom thou seest
Thine own begotten, breaking violent way
Tore through my entrails, that with fear and pain
Distorted, all my nether shape thus grew
Transform'd: but he my inbred enemie [ 785 ]
Forth issu'd, brandishing his fatal Dart
Made to destroy: I fled, and cry'd out Death;
Hell trembl'd at the hideous Name, and sigh'd
From all her Caves, and back resounded Death.
I fled, but he pursu'd (though more, it seems, [ 790 ]
Inflam'd with lust then rage) and swifter far,
Mee overtook his mother all dismaid,
And in embraces forcible and foule
Ingendring with me, of that rape begot
These yelling Monsters that with ceasless cry [ 795 ]
Surround me, as thou sawst, hourly conceiv'd
And hourly born, with sorrow infinite
To me, for when they list into the womb
That bred them they return, and howle and gnaw
My Bowels, thir repast; then bursting forth [ 800 ]
A fresh with conscious terrours vex me round,
That rest or intermission none I find.
Before mine eyes in opposition sits
Grim Death my Son and foe, who sets them on,
And me his Parent would full soon devour [ 805 ]
For want of other prey, but that he knows
His end with mine involvd; and knows that I
Should prove a bitter Morsel, and his bane,
Whenever that shall be; so Fate pronounc'd.
But thou O Father, I forewarn thee, shun [ 810 ]
His deadly arrow; neither vainly hope
To be invulnerable in those bright Arms,
Though temper'd heav'nly, for that mortal dint,
Save he who reigns above, none can resist.

She finish'd, and the suttle Fiend his lore [ 815 ]
Soon learnd, now milder, and thus answerd smooth.
Dear Daughter, since thou claim'st me for thy Sire,
And my fair Son here showst me, the dear pledge
Of dalliance had with thee in Heav'n, and joys
Then sweet, now sad to mention, through dire change [ 820 ]
Befalln us unforeseen, unthought of, know
I come no enemie, but to set free
From out this dark and dismal house of pain,
Both him and thee, and all the heav'nly Host
Of Spirits that in our just pretenses arm'd [ 825 ]
Fell with us from on high: from them I go
This uncouth errand sole, and one for all
Myself expose, with lonely steps to tread
Th' unfounded deep, and through the void immense
To search with wandring quest a place foretold [ 830 ]
Should be, and, by concurring signs, ere now
Created vast and round, a place of bliss
In the Purlieues of Heav'n, and therein plac't
A race of upstart Creatures, to supply
Perhaps our vacant room, though more remov'd, [ 835 ]
Least Heav'n surcharg'd with potent multitude
Might hap to move new broiles: Be this or aught
Then this more secret now design'd, I haste
To know, and this once known, shall soon return,
And bring ye to the place where Thou and Death [ 840 ]
Shall dwell at ease, and up and down unseen
Wing silently the buxom Air, imbalm'd
With odours; there ye shall be fed and fill'd
Immeasurably, all things shall be your prey.
He ceas'd, for both seem'd highly pleasd, and Death [ 845 ]
Grinnd horrible a gastly smile, to hear
His famine should be fill'd, and blest his mawe
Destin'd to that good hour: no less rejoyc'd
His mother bad, and thus bespake her Sire.

The key of this infernal Pit by due, [ 850 ]
And by command of Heav'ns all-powerful King
I keep, by him forbidden to unlock
These Adamantine Gates; against all force
Death ready stands to interpose his dart,
Fearless to be o'rmatcht by living might. [ 855 ]
But what ow I to his commands above
Who hates me, and hath hither thrust me down
Into this gloom of Tartarus profound,
To sit in hateful Office here confin'd,
Inhabitant of Heav'n, and heav'nlie-born, [ 860 ]
Here in perpetual agonie and pain,
With terrors and with clamors compasst round
Of mine own brood, that on my bowels feed:
Thou art my Father, thou my Author, thou
My being gav'st me; whom should I obey [ 865 ]
But thee, whom follow? thou wilt bring me soon
To that new world of light and bliss, among
The Gods who live at ease, where I shall Reign
At thy right hand voluptuous, as beseems
Thy daughter and thy darling, without end. [ 870 ]

Thus saying, from her side the fatal Key,
Sad instrument of all our woe, she took;
And towards the Gate rouling her bestial train,
Forthwith the huge Porcullis high up drew,
Which but her self not all the Stygian powers [ 875 ]
Could once have mov'd; then in the key-hole turns
Th' intricate wards, and every Bolt and Bar
Of massie Iron or sollid Rock with ease
Unfast'ns: on a sudden op'n flie
With impetuous recoile and jarring sound [ 880 ]
Th' infernal dores, and on thir hinges grate
Harsh Thunder, that the lowest bottom shook
Of Erebus. She op'nd, but to shut
Excel'd her power; the Gates wide op'n stood,
That with extended wings a Bannerd Host [ 885 ]
Under spread Ensigns marching might pass through
With Horse and Chariots rankt in loose array;
So wide they stood, and like a Furnace mouth
Cast forth redounding smoak and ruddy flame.
Before thir eyes in sudden view appear [ 890 ]
The secrets of the hoarie deep, a dark
Illimitable Ocean without bound,
Without dimension, where length, breadth, & highth,
And time and place are lost; where eldest Night
And Chaos, Ancestors of Nature, hold [ 895 ]
Eternal Anarchie, amidst the noise
Of endless Warrs, and by confusion stand.
For hot, cold, moist, and dry, four Champions fierce
Strive here for Maistrie, and to Battel bring
Thir embryon Atoms; they around the flag [ 900 ]
Of each his faction, in thir several Clanns,
Light-arm'd or heavy, sharp, smooth, swift or slow,
Swarm populous, unnumber'd as the Sands
Of Barca or Cyrene's torrid soil,
Levied to side with warring Winds, and poise [ 905 ]
Thir lighter wings. To whom these most adhere,
Hee rules a moment; Chaos Umpire sits,
And by decision more imbroiles the fray
By which he Reigns: next him high Arbiter
Chance governs all. Into this wilde Abyss, [ 910 ]
The Womb of nature and perhaps her Grave,
Of neither Sea, nor Shore, nor Air, nor Fire,
But all these in thir pregnant causes mixt
Confus'dly, and which thus must ever fight,
Unless th' Almighty Maker them ordain [ 915 ]
His dark materials to create more Worlds,
Into this wild Abyss the warie fiend
Stood on the brink of Hell and look'd a while,
Pondering his Voyage: for no narrow frith
He had to cross. Nor was his eare less peal'd [ 920 ]
With noises loud and ruinous (to compare
Great things with small) then when Bellona storms,
With all her battering Engines bent to rase
Som Capital City; or less then if this frame
Of Heav'n were falling, and these Elements [ 925 ]
In mutinie had from her Axle torn
The stedfast Earth. At last his Sail-broad Vannes
He spreads for flight, and in the surging smoak
Uplifted spurns the ground, thence many a League
As in a cloudy Chair ascending rides [ 930 ]
Audacious, but that seat soon failing, meets
A vast vacuitie: all unawares
Fluttring his pennons vain plumb down he drops
Ten thousand fadom deep, and to this hour
Down had been falling, had not by ill chance [ 935 ]
The strong rebuff of som tumultuous cloud
Instinct with Fire and Nitre hurried him
As many miles aloft: that furie stay'd,
Quencht in a Boggy Syrtis, neither Sea,
Nor good dry Land: nigh founderd on he fares, [ 940 ]
Treading the crude consistence, half on foot,
Half flying; behoves him now both Oare and Saile.
As when a Gryfon through the Wilderness
With winged course ore Hill or moarie Dale,
Pursues the Arimaspian, who by stelth [ 945 ]
Had from his wakeful custody purloind
The guarded Gold: So eagerly the fiend
Ore bog or steep, through strait, rough, dense, or rare,
With head, hands, wings, or feet pursues his way,
And swims or sinks, or wades, or creeps, or flyes: [ 950 ]
At length a universal hubbub wilde
Of stunning sounds and voices all confus'd
Borne through the hollow dark assaults his eare
With loudest vehemence: thither he plyes,
Undaunted to meet there what ever power [ 955 ]
Or Spirit of the nethermost Abyss
Might in that noise reside, of whom to ask
Which way the neerest coast of darkness lyes
Bordering on light; when strait behold the Throne
Of Chaos, and his dark Pavilion spread [ 960 ]
Wide on the wasteful Deep; with him Enthron'd
Sat Sable-vested Night, eldest of things,
The Consort of his Reign; and by them stood
Orcus and Ades, and the dreaded name
Of Demogorgon; Rumor next and Chance, [ 965 ]
And Tumult and Confusion all imbroild,
And Discord with a thousand various mouths.

T' whom Satan turning boldly, thus. Ye Powers
And Spirits of this nethermost Abyss,
Chaos and ancient Night, I come no Spy, [ 970 ]
With purpose to explore or to disturb
The secrets of your Realm, but by constraint
Wandring this darksome Desart, as my way
Lies through your spacious Empire up to light,
Alone, and without guide, half lost, I seek [ 975 ]
What readiest path leads where your gloomie bounds
Confine with Heav'n; or if som other place
From your Dominion won, th' Ethereal King
Possesses lately, thither to arrive
I travel this profound, direct my course; [ 980 ]
Directed no mean recompence it brings
To your behoof, if I that Region lost,
All usurpation thence expell'd, reduce
To her original darkness and your sway
(Which is my present journey) and once more [ 985 ]
Erect the Standard there of ancient Night;
Yours be th' advantage all, mine the revenge.

Thus Satan; and him thus the Anarch old
With faultring speech and visage incompos'd
Answer'd. I know thee, stranger, who thou art, [ 990 ]
That mighty leading Angel, who of late
Made head against Heav'ns King, though overthrown.
I saw and heard, for such a numerous Host
Fled not in silence through the frighted deep
With ruin upon ruin, rout on rout, [ 995 ]
Confusion worse confounded; and Heav'n Gates
Pourd out by millions her victorious Bands
Pursuing. I upon my Frontieres here
Keep residence; if all I can will serve,
That little which is left so to defend [ 1000 ]
Encroacht on still through our intestine broiles
Weakning the Scepter of old Night: first Hell
Your dungeon stretching far and wide beneath;
Now lately Heaven and Earth, another World
Hung ore my Realm, link'd in a golden Chain [ 1005 ]
To that side Heav'n from whence your Legions fell:
If that way be your walk, you have not farr;
So much the neerer danger; go and speed;
Havock and spoil and ruin are my gain.

He ceas'd; and Satan staid not to reply, [ 1010 ]
But glad that now his Sea should find a shore,
With fresh alacritie and force renew'd
Springs upward like a Pyramid of fire
Into the wilde expanse, and through the shock
Of fighting Elements, on all sides round [ 1015 ]
Environ'd wins his way; harder beset
And more endanger'd, then when Argo pass'd
Through Bosporus betwixt the justling Rocks:
Or when Ulysses on the Larbord shunnd
Charybdis, and by th' other whirlpool steard. [ 1020 ]
So he with difficulty and labour hard
Mov'd on, with difficulty and labour hee;
But hee once past, soon after when man fell,
Strange alteration! Sin and Death amain
Following his track, such was the will of Heav'n, [ 1025 ]
Pav'd after him a broad and beat'n way
Over the dark Abyss, whose boiling Gulf
Tamely endur'd a Bridge of wondrous length
From Hell continu'd reaching th' utmost Orbe
Of this frail World; by which the Spirits perverse [ 1030 ]
With easie intercourse pass to and fro
To tempt or punish mortals, except whom
God and good Angels guard by special grace.
But now at last the sacred influence
Of light appears, and from the walls of Heav'n [ 1035 ]
Shoots farr into the bosom of dim Night
A glimmering dawn; here Nature first begins
Her fardest verge, and Chaos to retire
As from her outmost works a brok'n foe
With tumult less and with less hostile din, [ 1040 ]
That Satan with less toil, and now with ease
Wafts on the calmer wave by dubious light
And like a weather-beaten Vessel holds
Gladly the Port, though Shrouds and Tackle torn;
Or in the emptier waste, resembling Air, [ 1045 ]
Weighs his spread wings, at leasure to behold
Farr off th' Empyreal Heav'n, extended wide
In circuit, undetermind square or round,
With Opal Towrs and Battlements adorn'd
Of living Saphire, once his native Seat; [ 1050 ]
And fast by hanging in a golden Chain
This pendant world, in bigness as a Starr
Of smallest Magnitude close by the Moon.
Thither full fraught with mischievous revenge,
Accurst, and in a cursed hour he hies. [ 1055 ]