Глава 76 - 1941 г
1 Уже бои на Халкин-Голе стихли,
И финская снегами отошла,
Как вот уже на древний город Тихвин
Фашисты закусили удила,
А там и Ленинград неподалёку…
И тут меня нелёгкая взяла:
Я ж – торопыга: говорю с упрёком,
Держа в уме другого века год,
Оплакивал прошедшую эпоху
И Лермонтова горестный уход.
Великая печаль меня сморила,
Когда ж очнулся – бед невпроворот!
13 Ну, я и крутанул за всё, что было,
И в страшный год попал по воле звёзд.
Меня везла не сивая кобыла,
И даже не пришей кобыле хвост –
Мой талисман, настроенный однажды,
Опять в прямое время нас принёс.
Я это понял по моей поклаже:
Кроссовки тут же облепила грязь,
Дороги нет – стеной глухой коряжник –
Хотя б тропинка путная нашлась;
И холод, словно спутник непременный
Морозных игр, дразнил меня, смеясь.
25 Мы, дети из годов послевоенных,
Лишь по дворам игравшие в войну,
Всерьёз о ней не думали, наверно,
Как будто это было в старину.
И вряд ли кто хотел на самом деле
Несчастий новых на свою страну.
И вот я здесь, вокруг следы метели,
(Как хорошо, что куртка на меху.)
Видать предзимье, вот и свиристели
Повисли на рябиновом боку,
Однако тут и задубеть недолго –
Равняю курс на грустную ольху,
37 Как слышу: «Терек вызывает Волгу, -
И тут же окрик. – Стой, куда идёшь?
- Да мне бы в город, вот за лесом только…
- Твой Тихвин занят. Фриц, ядрёна вошь,
Уже и нас хотел отсюда сбросить,
Устроить, значит, форменный грабёж. -
Мне этих фраз была знакома россыпь,
Вдвойне удача – встретить земляка.
Но почему нет главного вопроса,
Чтоб своего признать наверняка.
- Мы, в отделенье армии четвертой,
Чужого узнаём издалека.
49 К тому же возраст у тебя…потёртый,
В шпионы не затянешь сквозняком.
Сейчас сменюсь с поста, пойдём в каптёрку
И посидим спокойно за чайком».
Каптёрка – это попросту землянка
С печуркой, что коптит одним бочком.
Мороз и вправду жуткий забияка,
А у печурки тихо и тепло,
Мы пили чай, заваренный листвянкой –
Полезное для путников питьё.
Конечно, вспоминали всех домашних,
И каждый думал что-то о своём…
61 Боец достал потрёпанный бумажник
И вынул фото голого мальца.
Тот карапузик, с видом очень важным,
Знакомым показался мне с лица.
Хоть говорят: младенцы все похожи,
Но я встречал в альбоме у отца
Такой же снимок, и рисунок тот же
На простыни и даже на стене,
А главное, что было всех дороже, -
Три родинки на шее и спине:
«Сынок - Геннадий, прозвище – трещотка. –
Проговорил я словно в полусне.
73 - Да ты колдун, раз угадал всё чётко,
Иль мы знакомы…Не припомню я…
- Твоя жена – моя родная тётка,
И все мы вместе дружная семья.
- Так ты племенник Шуры? Подожди-ка,
Но я тебе почти что в сыновья…
- Нет, я моложе. Эта закавыка
Не так проста, как прост и ясен свет.
Я движим соблазнительностью мига
Увидеть то, чего уж больше нет.
И потому мне многое известно,
Что я посланец из грядущих лет. -
85 Мой новый дядька возразил уместно:
- Но я не маршал и не генерал,
Вот полководцам будет интересно.
- Ох, дядя Паш! Ведь сын тебя искал!
Твою судьбу, как в саван обернули,
Лишь Генка твой надежды не терял!
- Так что же, я с войны и не вернулся? –
Он совершённый выдохнул глагол.
- Ту похоронку принесли в июле». –
Так тётя Шура говорила мол.
Задумался мой родич с чувством долга:
- А немец к нам на Волгу не дошёл?
97 И вся война, она ещё надолго?
- Так года три придётся потерпеть,
Но Ленинград не отдадим, и Волгу
Не перейдут фашисты, сея смерть!
- Вот хорошо! А как там дома…дальше.
И как сынишка. Кем он станет впредь?
- Здесь всё отлично безо всякой фальши.
Мой братец кончит Горный институт,
Он Заполярье будет делать краше,
Потом – жена и дочка тут, как тут.
Наташка, внучка, будет жить в Париже,
Куда работать мужа позовут.
109 В конце столетья под одною крышей
Твоих потомков примет город Псков.
Ты жил не зря…» Я из землянки вышел
Смахнуть слезу, ну не был я готов
Сказать ему, что завтра он погибнет,
Красноармеец Павел Рожняков…
115 А город Тихвин встанет вместе с гимном!
Свидетельство о публикации №120062401197