***

В ночных окнах застревает винт мыслей,
Ты вновь словил дух мудрого старца,
Может, воздух становится невыносимо кислым,
Или – душистым, подобно прованским травам?

Рамки заоконной картины – равно –
Багет твоего наполнения,
Скажи, в каких тонах твое полотно?
Тебе желанно от него… освобождение?

Ведь, смешно задыхаться, согласись,
От желания бросить в пекло завтрашний день,
В незнании, зачем будешь вновь спускаться вниз,
Совершая многосуточный (от утра к вечеру) крен.

А потом, ведя с тьмой разговоры душа на душу,
Смотреть, как стадионы нутра сужаются в атом.
И не смешно уже – страшно,
Если сам ты себе оказался не нужен.

Но раз, когда просидишь без сна, не пойдёшь на работу,
Встанешь с остатками на губах ночной беседы,
Молча выйдя из квартиры, ударишься вплавь за небосводом.
Куда? Тебе это подскажет ветер.

Тебя поманит идти, отделяясь от панциря,
Идти, ощущая, как оковы легчают в странствиях,
Идти, не зная дороги, идти налегке,
Идти с тысячью лет на руке.

Не с Богом над головой,
А только с внутренним чертом.
Минуты мельчают, их так просто отдавать за покой,
Ведь, в нем за час платишь часом, за год – годом.

Но раз, сидя на склоне, созерцая,
Контуры мира до своей Вселенной расширяя,
«Как же там панцирь?» - мысль промелькнет,
И – 180 градусов угол-разворот.

Ты улыбнешься (скептично) и побредешь домой,
Прежней, чуть поросшей ныне змеей.
Вернешься. И когда солнце спустится за горизонт –
С руки спишется (как так?) целый год.

Заоконная ночь предложит присесть. И заведет сама разговор.
Ты сядешь…
или…
выберешь сон?