Отсчитывает время бубен.
Сиянье Севера идёт по тканям буден.
Уважен мясом Куткыннику — Кутх * ,
В корякской юрте пляшут и поют.
Качается костра горячий свет.
В кругу родни танцует Ктэп.
Глядит на Ктэп во все глаза пастух —
В корячку юную вселился танца дух.
Танцовщице семь лет, но как умело
Вбирает ритмы бубна тело,
Как чувствует мотив она,
Как вздрагивает нервная спина,
Посверкивает узкий взгляд,
Волнуется вкруг тонких ног наряд.
Ктэп птицею летит и бьёт крылом —
Бесстрастен юный лик, в бровях излом —
Крик чайки над костром парит…
Тревожный бубен убыстряет ритм.
Танцовщица ломает круг старух —
Сквозь тело оживает древний дух,
И юрты нет, поют ветра —
Митты, мать жизни — пляшет у костра.
Встаёт над миром тень скрещённых рук.
Подстёгивает тень чеканный звук.
Ночь отступает, пропуская день.
От Митты отделяется олень.
Высокой шеи гордый поворот.
Олень копытом крепким землю бьёт,
Как будто ягель из-под снега выбивает,
Склоняет голову и замирает.
***
Корякский танец
© Copyright: Ольга Шишкова 2, 2020
Свидетельство о публикации №120062002407
Свидетельство о публикации №120062002407
Рецензии
Олечка, неужели это всё и сейчас можно увидеть глазами?
Читая твой стих, я и сам стал и тундрой, и оленем, и Миттой, и пастухом, и Ктэп и чёрным вороном. Ты прям духом вселила их в меня. И знаешь что я понял? В тундре нет не великих людей, животных и зверей. В ней выживают только великие и сильные, в единстве духа с природой, с её жизнью и предками. И не великих нет вообще, от самой люльки нет и даже в люльке все великие.
Был день у меня в Москве, в перерыве между смертельными духовными битвами, когда я выглянул утром окно и увидел прямо напротив него сидящих на разных вершинах двух разных деревьев, но рядом, на расстоянии двух, трёх метров и как на тронах, просто огромного, царственного, серопалевого саспана и такого же огромного и черного, как дымящаяся седая смоль, мудрого ворона. Они совершенно спокойно и бесстрастно сидели, и с глубоком царственным молчанием смотрели прямо на нас. И было полное впечатление, что они не от мира сего спустились на наши деревья, потому что шумная Москва оказалась отброшенной от них за горизонт зрительного внимания и восриятия и исчезла в тумане. Интересная выль, правда? Такая же, как моя встреча с Жар Птицей в провальной зимней ночи января, и тоже в исчезнувшей на это время далёкой Москве с с её далёкими огнями. Отрезвляющее касание её ледяных когтей на мощных лапах я чувствую на своём лбу до сих пор.
Алексей Царство-Отреченский 01.11.2020 03:30 • Заявить о нарушении
Читая твой стих, я и сам стал и тундрой, и оленем, и Миттой, и пастухом, и Ктэп и чёрным вороном. Ты прям духом вселила их в меня. И знаешь что я понял? В тундре нет не великих людей, животных и зверей. В ней выживают только великие и сильные, в единстве духа с природой, с её жизнью и предками. И не великих нет вообще, от самой люльки нет и даже в люльке все великие.
Был день у меня в Москве, в перерыве между смертельными духовными битвами, когда я выглянул утром окно и увидел прямо напротив него сидящих на разных вершинах двух разных деревьев, но рядом, на расстоянии двух, трёх метров и как на тронах, просто огромного, царственного, серопалевого саспана и такого же огромного и черного, как дымящаяся седая смоль, мудрого ворона. Они совершенно спокойно и бесстрастно сидели, и с глубоком царственным молчанием смотрели прямо на нас. И было полное впечатление, что они не от мира сего спустились на наши деревья, потому что шумная Москва оказалась отброшенной от них за горизонт зрительного внимания и восриятия и исчезла в тумане. Интересная выль, правда? Такая же, как моя встреча с Жар Птицей в провальной зимней ночи января, и тоже в исчезнувшей на это время далёкой Москве с с её далёкими огнями. Отрезвляющее касание её ледяных когтей на мощных лапах я чувствую на своём лбу до сих пор.
Алексей Царство-Отреченский 01.11.2020 03:30 • Заявить о нарушении