Он помнит, как всё начиналось

  Мирно гудит вентилятор, напоминая о бренности жизни. То дребезжит, начиная подпрыгивать, грозя пойти вразнос, то успокаиваясь, тихонечко шелестит тремя резиновыми полостями. Он их называет «Вера, Надежда, Любовь». Смотрит на него, как на икону. «Не сломайся, пожалуйста», - просит. А впереди очередная душная летняя ночь, которую нужно преодолеть в маленькой каюте. Иллюминатор задраен наглухо. Комары, комары, комары… Слава Богу, за бортом. Спит ровно столько, пока гудит лопоухий. Бывало, прибор падал на палубу и прекращалось движение воздуха, как сама жизнь. Он просыпался, тихо ругаясь про себя, восстанавливал «статус-кво» и проваливался снова в сон.
  Потом было утро. Завтрак, развод, боцман, работа, обед, ужин, отдых и снова… ожидание открытия визы. Тупое, банальное безденежье в течение восьми месяцев с ежедневной надеждой, что вот-вот… начнётся новая жизнь. В темноте он перебирал свои прожитые годы, как чётки, которых-то и было чуть более двадцати. Почему-то  постоянно вспоминались последние два года службы в армии с ровно такой же тоской ожидания, что что-то должно измениться. Вспоминались запавшие в душу слова в его адрес, вернувшегося с воинской службы, «явился, не запылился» от человека одной крови с ним, подтолкнувшие его на эти самые действия по изменению самого себя.  Название романа Чернышевского всегда почему-то держало в тонусе. Он, наконец, понял, что нужно делать. Пора отрываться от семейного коллектива, ведущего в никуда. Птенец, вывалившийся из гнезда, должен был выживать сам, надеясь на себя, что в принципе и нормально. Вспомнил рано ушедшего, безвинно оклеветанного,  единственного школьного товарища, с которым вместе не поступили в мореходку… «И каждый после пошёл своею дорогой»… В заводском общежитии у друга он, снова выбирающий свой путь, слушал специально для него записанную на бабинной приставке «Нота», песню «Начни сначала, всё начни с нуля», и понимал их, как руководство к действию. Надо было сходить с накатанной лыжни и начинать свою. Надо было построить свой дом, посадить своё дерево, родить своего сына… и дочь. Ведь всегда хочется большего.
  И было следующее утро и понедельник, и он, в который раз, пришедший в отдел
кадров, справиться о столь долго открываемой ему визе. И было в пустом кармане  заранее написанное заявление об увольнении. (Неужели придётся-таки возвращаться в  разведку… месторождений полезных ископаемых. Ну сколько ещё можно прозябать на нищенскую зарплату, так дальше жить нельзя. Видно не судьба ему стать моряком и  т. д.). И был до боли знакомый седой мужчина с голубыми глазами в сером, в очень мелкую черную крапинку пиджаке, с красным морщинистым лицом, всегда отвечающим скучным бесцветным голосом «нет». Но не сегодня!!! Выходя из дверей с маленьким медным квадратиком с буквами «ОК», глупо улыбаясь, он нашёл в этом вдруг  жизнеутверждающее «всё будет хорошо». И закружилась, завертелась новая, принадлежащая только ему, другая жизнь.