время тел

И всё равно - домой, пройдя, как нож
сквозь масло дня, оплавленного солнцем.
Придёшь к себе и двери распахнёшь,
оставив где-то скучный социум
забытым на сковороде -
пускай горит, никто не хватится.
Сметает жизнь подолом платьица
людей в нездешние нигде
и никуда, но всё же, бог ты мой,
какой денёк - любой квартал - розарий,
охваченный оградною тесьмой,
колотится от звука птичьих арий.
А жизнь... Что жизнь? Люби, пока дана,
как женщину, за все её капризы,
которую испил, но не напился,
и хочется допить её до дна.
Домой, конечно, но не одному,
а вместе с ней в жару под свежим душем
стоять, смотреть и думать - почему
не родственным, а очень близким душам
так хочется любви, уединясь
от чьих-то глаз и мыслей ненадолго
в своём нигде, хоть никакого толка,
но коль не мы, то кто же, кроме нас.
Там, за махровой гранью полотенца,
зовёт в друзья, толкает во враги,
без всяких разговоров и сентенций
от нежных губ одних до губ других -
желание разомкнутых коленей...
Какие души, если время тел.
понять не сможешь, как бы ни хотел,
кто победитель тут, а кто тут пленный,
когда пересекая полосу
загара, достигаешь белой кожи,
когда плывешь в огне лицом к лицу,
и скоро всё закончится, похоже,
как будто жизнь пошла на новый круг,
скользящая, как стрелка часовая,
победы над собой не признавая
раскинутых крестом прохладных рук.
И всё равно - из дома в темноту
остывших улиц, в розовые кущи,
где тонкий запах, нежный и влекущий,
и бражники застыли на лету.