По лезвию поэзии душа бежит амнезии...
и ранит узость лезвия, и бездною грозит.
Запрещенная богом его мыслей инспекция,
воспаленного мозга почти вивисекция,
лихорадочный поиск слов-контактов
сознательно порванных –
завещал же господь: надо жить
среди таинств неназванных.
Если ж – Моцарт – от бога-кузнечик –
веселись на лужайке,
но в упор, словно некий Сальери,
не рассматривай гайки.
Все равно не поймешь. Так играй
и о таинствах этих не думай –
за музыкою Бах не заметил столетий
счастливец угрюмый.
Но со словом играть не получится
так безмятежно, прилежно –
разорвутся в лоскутья связки слов,
если делать все честно отважно.
И иди-ка тогда, поищи их-себя
на пределах бескрайних, на воле,
самодельным сачком сколько можно
словить ветра в поле.
И попы не помогут, даже если
все злато напялят,
так обрывки судьб-слов и рубят,
и колют, и жалят.
Вот разъял и разверст незабвенный
Гаврила Романыч:
я и царь, я и раб, я и червь, я и бог,
я и Змей Искусяныч.
Только вовсе не знает, но хранит
без печали пастух самый дальний
это самое купно в себе как эскиз
музыкальный ментальный.
Ночь накрыла обоих пастуха
и поэта бесчинно,
а на утро у них – обнаружилось –
были причины:
тот овцу потерял, ну а этот не смог
отыскать слово-связку –
не удержишь их всех, хоть глаза
окоемом набей под завязку.
Волк пришел и унес свою жертву
по праву обычной цепочки,
Бог оформил другому разрыв и забрал –
двадцать семь пациенту и точка.
2003
Свидетельство о публикации №120061409283