Внешнее время и мелодия жизни

               начало  в    https://proza.ru/2020/05/23/1216
   


«Каким образом растет прошлое, которого уже нет?  Только потому, что это  происходит в душе, и только в ней существуют три времени. Она  и ждет, и внимает, и помнит: то, чего она ждет, проходит через то, чему она внимает, и уходит туда, о чем она вспоминает...В тебе, душа моя, измеряю я время...Мне кажется, что время есть не что иное, как растяжение но чего? не знаю; может быть, самой души».              (Августин, Исповедь , гл.11)


     Distentio animi -  так Августин называет явление, переводимое как растяжение, распростирание души. Гениальное по простоте наблюдение легло в основу приведенной мысли:  мелодия воспринимается как единое целое, хотя все звуки, кроме последнего, уже стихли и находятся в прошлом.  Единственно, где все звуки могли бы находиться вместе – наш ум – воображение – душа.

Через полтора тысячелетия к образу мелодии  обратился французский философ Анри Бергсон, сын музыканта. Но его мысли простирались дальше:

«Есть просто мелодия внутренней жизни, которая тянется как неделимая от начала и до конца сознательного существования».

Бергсон резко различает два типа времени – научное, которое мы называли внешним, и «чистое время», или  duree', - длительность,  дление, как динамичный поток событий, поток самОй  жизни.

Научное время всегда течет в одну сторону (число событий, как мы обсуждали, может только увеличиваться).  Оно пригодно для описания скучных общих событий мира с помощью рассудка.  Напротив, дление – всегда индивидуально и очень сложно устроено.  Поток жизни не слагается как сумма отдельных фактов-событий. Скажем, одно и то же стихотворение у разных людей может вызвать совсем разные воспоминания, ассоциации, - потому что стоит в связи со многими другими прошлыми событиями или мыслями именно каждого индивидуума.  Соответственно в сознании появится сложная временнАя зависимость – воспоминание, воспоминание о воспоминаниях (как у Достоевского в Белых ночах) итд.  Именно в этом субъективном мире, не подвластном рассудку, но  только интуиции, Бергсон видит главную ценность индивидуальной жизни.

«Мир, куда обычно вводят нас наши чувства и наше сознание, есть лишь тень его самого; и он холоден, как смерть. Все в нем существует в настоящем,…словно бы постоянно начинается вновь; и мы сами говорим о прошлом как об утраченном, видим в воспоминании факт странный…

Но если мы осознаем внешний мир не только поверхностно, в настоящий момент, но в глубине, с ближайшим прошлым, которое давит на настоящее и запечатлевает на нем свой порыв; словом, привыкнем видеть все вещи с точки зрения длительности, - то дремлющее пробудится, мертвое возродится в нашем ожившем восприятии.

То наслаждение, которое искусство приносит (и то изредка), лишь избранным..., <cтало бы доступно> в любой момент нам всем, вдыхая жизнь в окружающие нас призраки и вновь пробуждая к жизни нас самих.»

Итак, совокупность взаимно сцепленных прошлых событий, мыслей, чувств и образует непрерывную мелодию жизни, у каждого свою. Не только неповторимую, но и невыразимую другим.  Причем даже то, что как бы прочно забыто нами, никогда не попадает в «светлое пятно сознания», сохраняется и может повлиять на нашу жизнь, наши решения незаметно для нас.

Не об этом ли говорил Павел Флоренский:

«Всё проходит, но всё остается. Это моё самое заветное ощущение – ничто не уходит совсем, ничто не пропадает, а где-то и как-то хранится.
Ценность пребывает, хотя мы и перестаем воспринимать ее… И прошлое, хотя бы и забытое, пребывает как-то и дает свои плоды. Вот поэтому, хоть и жаль прошлого, но есть живое ощущение его вечности».

Несколькими абзацами выше иной читатель, возможно, вспомнил эпизод с ассоциацией, вызванной пирожным «мадленкой» из первой части романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени».  Да, влияние Бергсона на Пруста, кузена своей жены. действительно очень глубоко и многосторонне.  Конечно, это не исключало и расхождения, хотя бы связанные с разными видами творчества. Впрочем, и сам Бергсон получил в 1927 году Нобелевскую премию по литературе за художественные достоинства своих трудов.  По мнению Владимира Микушевича, известного поэта и переводчика со многих языков,  эта награда могла быть своеобразным запоздалым признанием заслуг самого Пруста (умершего в 1922 году):

«Я шел не по тем же улицам, по которым шли другие люди, вышедшие из дома в этот день, я шел по скользким и печальным улицам моего прошлого…»

Наверно, у каждого есть такие улицы…
https://proza.ru/2017/04/18/686




По поводу иллюстрации -    http://stihi.ru/2013/04/06/5190