у войны не женское лицо

У бабушки Нины пылится гитара
в старом-престаром шкафу.
Когда-то она на ней бойко играла
на каждом в посёлке углу.

Девчушку горластую знали в округе
и все приглашали домой,
просили сыграть им и спеть на досуге,
чтоб горе и грусть - долой!

Но вдруг звуки мирного лета полудня
прервал громогласный приказ,
что надо страну отстоять своей грудью,
и все изменилось за раз.

У Нины в руках теперь вместо гитары -
аптечки коробка и бинт.
Под пулями Нина ползёт сквозь преграды -
там раненый кровью залит.

За бой - раз пятнадцать, туда и обратно,
шептала, скрывая дрожь:
«Мой милый, ты доживёшь до завтра»,
хоть знала, что это - ложь.

Но вот поредели стрелковые роты,
у Нины теперь - пулемёт.
На равных она, по грязи и болотам,
стреляет, бежит и ползёт.

Под ночь чёрный лес перед ними открылся,
хол;ден он весь и мшист.
Так тихо - как будто он сам затаился,
чтоб их не заметил фашист.

Привал. Беспокойно солдаты уснули
впервые за несколько дней,
но Бог не сберёг их от вражеской пули -
«Засада! вставайте! скорей!»

Недолго продлилась со смертью та схватка -
кровавые прятки во тьме.
Плашмя лежит Нина и дышит украдкой,
и все дребезжит в голове.

Глаза закатились - все будто в тумане,
и жарко от влажной травы.
Но тут же ее, будто хворост, хватают
свирепые Рейха сыны.

И вот она в военнопленных стане -
кто ранен, а кто в бреду.
Она снова ползает между рядами:
«Не плачь, милый, я помогу!»

Чтоб боль их унять, о своей забывая,
запела о доме она,
какой свежий ветер на воле бывает,
и как серебрится луна...

А ночью зашли в барак пьяные немцы
и Нину забрали к себе,
под пистолетом сказали раздеться
и дернули штору в окне.

Одна против всех - без единого крика
послушно легла на кровать,
зажмурив глаза, она стала так тихо
о доме себе напевать...

Так каждую ночь в душегубных застенках
встречала она свою смерть.
Все так же боялась до дрожи в коленках,
но продолжала петь.

Но вдруг, чуть заря, затрещали картечи
наперебой с дождем.
Услышала Нина знакомые речи,
и лагерь накрыло огнём.

Тот ад, где мытарились светлые души,
навеки сравняли с землей.
Немного в дорогу собрали покушать
и всех разослали домой.

В посёлке своём оказалась Нина
весной в сорок пятом году.
И встретила там проходивших мимо
как будто вчерашних подруг.

«Лучше бы, Нинка, ты дома сидела!
Пошла ты на фронт - зачем?
Неужто так сильно потрогать хотела
крепкий солдатский член?

Ну что, побывала подстилкой для фрица?
Давай, фронтовая, скажи!
Ну, поделись с нами тайной, сестрица,
кто из них больше мужик?»

И эти слова в тело Нины до боли
вошли, как осколки тех дней.
Мужчины вернулись домой как герои,
она - как военный трофей.

С тех пор Нина больше уже не пела,
пропала, Бог знает куда.
Но, говорят, она где-то осела
и новую жизнь начала.

Бывает, сбренчит на гитаре тихонько
одной ей известный аккорд.
О том, как душе ее больно и горько,
она никогда не споёт.

И фразу «спасибо за праздник деду»
не скажет она никогда.
Нам кажется, будто была победа,
на самом же деле - война.

Война, жерло чье поглотит и размажет
детей, матерей и отцов.

Война, с перемазанным кровью и сажей
очень
не женским
лицом.