гроза

она пришла.
пора сказала.
и опустело.
застучало
всё вокруг.
тянули в подворотни парни своих хохочущих подруг.
их босоножки можно выбросить уже.
бежало всё.
а сверху,
на пятьсотом этаже,
гремели в барабаны.
как будто кто-то очень странный играть учился
в полной темноте.
и постоянно ошибался,
как бы подскальзываясь на невидимом драже.
упало небо чернотой чернил на землю,
разбилась чаша,
пролилась.
немедленная дробь немыслимым поклонником галопом понеслась.
на партитуры ось.
и вот орут волторны, трубы,
горны,
и струнные смычками взгреты в кровь.
и будто бы желают вырвать корни,
не обезболив,
у всего, что в этом мире родилось.
блескуча вспышка молний
на серебряном ноже.
кромсают им огромный тучный торт из грозовых бизе.
и день рождения всё длится, длится...
и город всё ещё его боится
и прячется в сухой меже.
ненужное и грязное изъято,
пыль, выхлопы шоссе водой с собою взято.
все были в приглашенных на концерт по случаю рождения
министра поднебесного учреждения,
уплывшего, славбогу, на своей барже.
не надо сладкого.
достаточно,
что нас помыли, охолодили, попугали, и опять влюбили
вот в эту вот наивную берёзовую жаль.
девчонкой скачущей по лужам
вдаль.
в промокшем и прилипшем неглиже.