старое кладбище

поле в низине в квадраты расчерчено, растрафаречено, расчеловечено
хмурыми спальными микрорайонами.
стылое, стылое,
тёмное,
тёмное.
левую сторону, правую сторону
неба чернильными крыльями вороны.
в аспидно-серое красили, каркая.

алое, алое
выстлано бархатом,
чёрные комья — по светлому дереву
и троекратно, в обход суеверия,
глухо стучат, словно двери костяшками
пробует мёртвый. калечная, тяжкая,
ноша посмертия, доля забвения.

хвойная, талая свежесть весенняя
за ноги колко кусает. оградками
прятали ладными, дымом и ладаном
лгали-туманили, гостя незваного
путая, тропы стирали и наново
путь рисовали по ельнику низкому.
ветер облизывал блюдце с ирисками,
рюмки (с поминок забыты на столике)
радостный звон о родных колоколили —
кончится скоро седмица пасхальная,
исповедально вестями и тайнами
будут делиться, смеяться и всхлипывать.

скрежетом ржавым и тихими скрипами
полнится, кутаясь в синие сумерки.

жили, скорбели, терпели и умерли. 

на ночь гнездится, щетиня надгробия,
мира живых неживое подобие.
месяц щербатый хохочет, осклабившись.
дремлет озябшее
старое кладбище.