триптих рассвета. туман

я закрываю дверь, вызываю лифт.
сырость подъезда. высохшие цветы.
мне себя нужно с чем-нибудь разделить –
с чем-нибудь не бумажным и не спиртным.

сквозь туман я иду наугад к друзьям –
кто поймет этот странный ночной визит?
ближе всех живет даша, но к ней нельзя:
наверняка там кто-то из десяти

за предстоящий месяц – а вдруг он тот,
с кем она будет счастлива и честна?
я шагаю по валу мимо ворот
церкви, будто присохшей к своим крестам.

может, к паше – до яузы, где повис
над таганкой сталинский барад-дур?
нет, я, кажется, должен ему – сюрприз
станет актом взыскательных процедур.

белый пакет тумана шуршит во рту.
склеп павелецкой, улица глеба... стоп!
слева – зловещий «вольво», а в нем патруль.
смена курса: направо – и до тверской.

страж мостов, брат марса, ночной фонарь
дышит дымом – сплюнувший пулю ствол.
я толкаю поглубже «айфон» в карман:
предупреждать – рассеивать волшебство.

бар на чеховской. вопли и хриплый лай.
от тумана цвет ночи стал голубым.
та, что у стойки? та, с кем живу? юла?
в ком мне спрятаться, чтобы я смог забыть,

как дрожали стихи на губах у тех,
кто искал со мной нервное глубоко?
как для этих же губ через пару лет
стал бездомной «припомнить бы чьей» строкой?

как во мне догорел и погас факир?
как шахтер устал бурить мертвый грунт?
если бы обо мне писал стивен кинг,
повесть бы называлась «привыкший труп».

я – по привычке – верю пустым огням
и наугад в кого-то всегда влюблен.
я – по привычке – пробую приподнять
все внезапные мельницы на копье.

все – по привычке: смех и борьба, надрыв.
вечно сентиментальный провинциал –
бросил свой южный порт, но в москве открыл
в южнопортовом округе филиал.

здесь я высадил яблоню в школьный сад.
здесь мной найдены вектор и чистый лист,
кошка, навыки жить без еды и сна.
здесь утрачены память, азарт и смысл.

новые игры, вызовы, имена:
из-за / для / вопреки / с которыми – жить.
в машиных окнах на достоевской – тьма
растревожена визгом ночных машин.

час сижу под подъездом – тупой инстинкт –
чувство, что защищаю ее покой.
больше я и не знаю, к кому пойти,
и ловлю на трассе такси рукой.

я захожу в подъезд, отбиваю ритм
вверх по лестнице (лифт ко мне не пришел).
кто-то вышел на лестницу покурить,
пепел с искрами стряхивает в горшок.

вспыхнул лист, загорелось окно, весь дом.
яростного рассвета блестит оскал –
под туманным рассыпавшимся бинтом
свежезажившей раной лежит москва.

сплин, бездомье, травмы, туман и свет:
город зион был снова стерт в порошок.
реквием? казнь? цунами? конечно, нет –
мне давно не бывало так хорошо.

в этом болоте я много раз тонул –
и умею в нем плавать, как кмс.
эту музыку я узнаю на слух
с первых нот – это музыка перемен.

мне опять предлагают новую жизнь –
я опять отзываюсь на этот зов.
мне опять по праву принадлежит
бог мой – бег.
я пожертвую ему все:

прочность дела,
щит стен и уют систем,
но есть то, что не может быть отдано:

каждой из своих жизней я должен тем,
кто взял меня в свидетели их одной.