Аве, Мария! От войны до войны

   Пятое мая. Вот и наступил день рождения. Мария так ждала его! Ей исполнилось 77 лет. Две семерки – это к счастью. Именинница коротала день наедине с собой. В окно приветливо заглядывала, зацветшая накануне, вишня. Этот живой букет ежегодно стоял у дома до самого Дня Победы. У Марии болела голова. Кто-то незримый настойчиво бил молоточками в затылок. Гипертензия давно уже была навязчивой спутницей жизни.  Женщина, пытаясь отвлечься от боли, стала вспоминать самые сильные впечатления юности.
   22 июня 41 года… По графику у Марии была первая смена. Самые первые трамваи выезжали из парка в 4-30 и устремлялись к терриконам, чтобы успеть доставить шахтеров к утренней смене. Вагоновожатым ранних рейсов приходилось добираться до работы пешком. Мария вышла из  дома затемно, а к трамвайному депо добралась, когда уже над городом занимался розовый рассвет.  Трудно было представить, что это был последний час мирной жизни. Над Брестом уже полыхала огненная заря войны. О переданном по радио сообщении правительства о  вероломном нападении фашистской Германии на СССР водитель узнала на работе, когда была еще на линии. Смешанные чувства завладели девушкой: тревога, неизвестность, страх перед войной, сулившей горе и лишения. Ей это было знакомо практически с рождения по тяжелым последствиям Гражданской войны. Прямо скажем, не ангелочки стояли у колыбели малышки.
   В городе Шахты началась мобилизация. Братьев стали забирать на фронт. Любимый брат Сергей - всего на год старше сестры - оказался в танковом полку. 13 августа 41 года пришло долгожданное письмо от Сергея. Он просил прислать фото родных. Мария, исполняя приказ брата, вместе с подругой, по совместительству – его любимой девушкой, пошли на поклон к городскому фотографу. Он, не скрывая симпатии, пару минут полюбовался на девчат в фотообъектив и сделал им две чудесных совместных фотокарточки. Каждая девушка приложила к своему фото трогательную надпись. Девичьи нежность и красота полетели полевой почтой прямо на передовую. Два фото в нагрудном кармане красавца, молодого солдата Красной армии служили бронезащитой для его сердца. После победы вместе с Сергеем вернулись в город Шахты и, видавшие виды, пропахшие потом  и порохом, две фотокарточки.
   Летом 42 года шли бои за Донбасс и за город Шахты. Оккупация уже была неизбежной. Во время авианалета в хилую хатенку Марии угодил большой осколок бомбы. Семья пережидала налет, отсиживаясь в погребе. Это и спасло всех.
   18 июля сотрудники управления шахтинского трамвая были уволены в связи с его консервацией. Полным ходом шла эвакуация. Недра донской земли, наше черное золото, не должны были достаться фашистам. Пусть топят своими черными душами! В спешном порядке взрывали шахты. Небо над городом окрасило огненно-дымное зарево - полное воплощение ада. У Марии было свое  задание – срочно вывезти на вокзал раненых из госпиталя № 1607, который располагался в здании средней школы № 10. Трамвай заезжал во двор школы, тяжелораненых  выносили на носилках. Слышны были стоны. В суете погрузки растворились надежда и тревога. На вокзале, прямо на железнодорожную  насыпь, положили мостки. Погрузка шла сразу в вагоны – временный госпиталь на колесах – а дальше ждал тыловой госпиталь.
    21 июля, делая свой последний спасательный рейс с легкоранеными, маленький довоенный трамвайчик приближался к привокзальному мосту. Мария вдруг увидела колонну фашистов. «Враги в городе!» - страшная мысль пронзила током все тело, на мгновение парализовало сознание. Казалось, что даже рельсы стали на дыбы. Водитель бросила рукоятки контролера и вместе с ранеными скрылась в ближайшем поле.
  Фашисты лютовали в городе. За два месяца было раскрыто шахтинское  подполье. Облавы, допросы, пытки, казни держали горожан в страхе, но не в полном подчинении. Полицаи, избегая прямых расстрелов, сбрасывали, обреченных на смерть людей, прямо в шурф шахты Красина. Так погиб и бывший управляющий трампарка Иван Тимофеевич Клименко, при котором  Мария в 37 году восемнадцатилетней девчонкой устроилась на работу.
   А тут еще напасть – стали угонять в Германию молодежь – весь цвет оккупированного города. Участь, быть угнанной на чужбину, грозила и Марии. Подчиниться воле фашистов, работать на врага в самом его логове она не могла себе позволить. На семейном совете решено было отправить девушку к брату отца. Мать накрыла на стол повечерять. Мария наскоро перекусила, собрала в дорогу узелок. На душе было нестерпимо тяжело. Предстоял путь в триста километров, которые тянулись от родимой хаты  на улице Грушевский антрацит поселка шахты им. Октябрьской революции до села Дёгтево Миллеровского района. Мать, едва сдерживая слезы, перекрестила дочь: «Пресвятая Дева Мария, помоги моей кровинушке!»
   Девушка добиралась пешком несколько дней. Беженку укрывала своя земля, она как будто тоже носила военную форму защитного цвета, служила и постелью, и дорогой. Передвигалась Мария только ночью, при лунном свете, а днем отсиживалась в лесополосе, наблюдая из зарослей кленов и жердёл за передвижением немцев. Губы беззвучно шептали молитву и… проклятие врагу. Короткий пересып на голой земле давал отдых и силы идти дальше, прямо в неизвестность судьбы военного времени.
   Семья дядьки приняла беглянку. Село уже было захвачено оккупантами, в доме Степана и Аграфены по счастью стояли итальянцы. Тетка Грушка представила племянницу мужа, как свою дочь. Итальянские фашисты докапываться до истины не стали. Если бы обман раскрылся, а тем более, если б узнали, что в селе объявилась вагоновожатая, помогавшая эвакуировать раненых красноармейцев, всю семью с малыми детьми расстреляли бы. Скрывая женскую привлекательность, Мария прятала лицо под линялой матрешкой, старалась лишний раз не попадаться на глаза нежданным постояльцам в немецкой форме. Несколько месяцев девушка прожила в чужом доме, помогала тетке Грушке по хозяйству, а сердце изнывало в тревоге по родителям и сестренке Надежде. Каждый день бок о бок с врагом, как  пороховая бочка, таил в себе опасность для жизни.
   Миллерово освободили от оккупантов 1 февраля 43 года. На волне наступления наших войск, двигаясь вслед за Красной Армией, Мария вернулась в разрушенный фашистами город. Больно было смотреть на Шахты. Город выглядел, как раненный человек с тяжелой ампутацией. Вагоновожатая с большим энтузиазмом восстанавливала трампарк и при возобновлении электроснабжения стала возить шахтинцев на своем трамвае. Первые послевоенные зарплаты в значительной части уходили на покупку облигаций. На эти средства страна восстанавливала разрушенное народное хозяйство.
А Мария всю жизнь была благодарна родственнице – простой крестьянке тетке Грушке, которая не побоялась укрыть ее и тем самым спасла жизнь.
   Воспоминания разбередили душу старой женщины. В реальность сегодняшнего дня вернула дочь, пришедшая поздравить маму с днем рождения. Аура заботы окружила Марию. Искреннее участие и помощь всегда действовали на нее успокаивающе, как таблетка валидола под язык. Маленькое семейное торжество с тортом и тюльпанами – вестниками весны, дочерняя любовь, проявленная добрыми словами пожеланий, приподняли настроение. Казалось, что в сердце Марии белый голубь мира свил гнездо.
   Женщина проводила дочь и вновь погрузилась в воспоминания. Слабый прожектор ее памяти выхватывал из галереи жизни на свет потрепанные картины прошлого. Вдруг острая боль, как молния, рассекла тело Марии, сделала беспомощным. «Давление!» – испуганно подумала женщина, с трудом приняла таблетку, запила водой прямо из вазы с цветами. Тут домой пришел внук, поняв, что бабушке стало плохо, побежал звонить матери. Перепуганная  дочь приехала моментально, вызвала скорую помощь. Стало ясно, что гипертонический криз привел к инсульту. Состояние больной ухудшалось с каждым днем, алчная болезнь пожирала ее тело, жизнь катастрофически быстро улетучивалась. Дочь в немом отчаянии хлопотала возле матери. Страх потерять маму приводил ее в ужас, ничего страшнее для нее не было.
   Время шло тяжелой поступью, несло физически осязаемую тревогу. В один из черных дней присмотреть за больной оставили на ночь внука. Вечером он сидел с друзьями на аллейке, на лавочке. Заскочил на минутку домой - справиться о самочувствии бабушки. С ним увязался сосед Ванька Харунин, известный тем, что не учился, а промышлял воровством - вырывал у женщин сумки - и без зазрения совести жил на чужие средства. Ванька хищным взглядом приметил, как внук взял из заначки в шифоньере деньги, одну купюру. Дочь отложила первую повышенную, как труженице тыла,  пенсию матери и свою зарплату за ночные дежурства. Воспользовавшись замешательством, воровливо оглядываясь, Ванька своими погаными руками украл всю сумму, практически гробовые деньги.        Пропажа обнаружилась на следующий день. Затеяли разбирательство. Кража как пощечина семье, а дочь и вовсе восприняла это, как личное оскорбление. Мария  поняла, что ее, беспомощную женщину, обокрал подонок. Без стеснения и сожаления разом выгреб всё, как фашист или мародер. Весомый трудовой стаж ветерана потянул на полвека, а труд был порой изнуряющим. И вдруг такое!
   Вечером следующих суток состояние больной резко ухудшилось. Сказался стресс. Рождение и смерть, как бы к ним не готовились, всегда приходят неожиданно. Атмосфера в квартире была пропитана предельным напряжением и неотвратимой кончиной. Надежда отступала. Внутривенные вливания слабо помогали больной.  Марию одолевала одышка, появилось беспокойство. Ее маленькое, исхудавшее тело было беззащитным перед старостью. Дочь в отчаянье пыталась спасти мать, ввести  внутривенно лекарство, но вены уже спались. Мария тихо прошептала: «Мама!» Она уже уходила дорогой смерти к своей матери. Умирающая обвела почти невидящим взглядом потолок, голова склонилась на бок. Жизнь покинула женщину. Раздался дикий вопль дочери. Самое страшное неумолимо свершилось. В дом вошли смерть и сиротство.
   Ночью поднялся ветер, и начался проливной дождь, да такой силы, что даже крыша протекла. Шумно всхлипывая, дождь рыдал до утра. Природа оплакивала Марию.
   В жизни всегда есть место воспоминаниям, на том свете памяти нет.


12 марта 2020 года, 11-30