Воспоминания

Кому интересны твои воспоминания? – Тем, кто тебя любит. Тем, кто узнает в них своё…

Совы – тревожные люди, их тревожность утишается к вечеру, и им становится свободно и комфортно. Сейчас вообще – много стало известно о работе мозга. Даже то, что мы – это наш мозг, и ничего больше.

Ну, мозг там или не мозг – а по вечерам – меня иногда посещает вдохновение и некое томление. И даже ностальгия. Ностальгия по полунощному образу жизни моей школьной юности.

Вот и теперь: осталось почитать и спать. Но нет: хочется подвигов. Ну, помыла сковороду. Дальше-то что? – Вот, пишу…

Нет, у меня такое чувство, что вечер – колодец: в него можно нырнуть. И попадешь во все вечера, в которые ты жил. Которые ты почему-либо помнишь. Которые были. «Да и было ли это – старуха забыла…»

Есть вечер, который я точно не помню – мои первые роды. Не помню – потому что было непривычно больно.

Было мне… 21 год. Мы с одноклассницей, Светкой, обе беременные, должны были в этот день идти к гинекологу на прием. А у нас в Хохле врач был один – Светлан Степанна, фамилию не помню. Она была занята: на приеме ее не было, мы ждали, долго гуляли по поселку… Помню, я в овощном купила банку брусничного варенья…

На приеме врач сказала, что у меня белок в моче, поэтому рожать отправят в областной роддом. (В Хохле роддом был на мойке, возили в Воронеж в третий. У него была дурная слава, и я туда не хотела.)

Пока гуляли, заныл низ живота, пришла домой – поняла, что схватки. О, я была подкована: перед родами изучила учебник по акушерству. Искупалась, собралась, и вот не помню, скорую вызывали – или сама пришла… (Больница в 10 минутах ходьбы.)

И за весь этот суматошный день не поела – уехала рожать голодной!

Приняли меня, прихожу в палату. А там ужин (или полдник – не помню). Я спрашиваю: мне можно? Можно, принесли запеканку на тарелке и ложку. И вот это я помню: я ем, стучу ложкой по тарелке. Приходит схватка – я прекращаю есть и дышу… И так несколько раз.
 
Боль постепенно нарастала: хотелось вскочить и бегать… Терла кулаками поясницу – для отвлечения. Потом был как бы полубред, помню только в окне сосны и догорающий закат. (Больница расположена в лесу.)

Я же акушерство хорошо изучила: потуги сразу распознала. Говорю: у меня потуги. Мне: какие у тебя потуги, тебе рано. (Да, как первородящей рано, но роды у меня были немного стремительные.) Я вскакиваю с кровати, ору: у меня потуги! И тут отходят воды. Ну, пошли рожать.

А там толпа студентов. Практиканты. Ну, мне пофиг. Я только спрашивала в полубреду: головка вышла? И вдруг слышу: «Эпизио будем делать?» Я: резать?! (Ну, акушерство же изучила.) Мне: это не больно. И правда, не больно, шить и то больнее. (Потому что растянутые-напряженные мышцы не так чувствительны к боли.) И не заметила, как разрезали.

Ну нет, в родовой все же веселей было, чем в предродовой.

…Основное чувство после родов – облегчение и радость. И почему-то гордость. А еще у меня тогда начался дикий озноб, который затем мучил меня эпизодически лет тридцать… Лежа на каталке в коридоре, со льдом на животе, я боялась (зашитая: садиться нельзя) неловко согнуться, чтобы натянуть на себя простыню, скомканную в ногах… Ведь была жара – 26 июня.