Исповедь из прошлого

Однажды мне, приснился сон.
Откуда бы, с какого века?
И вот я, слышу слабый стон,
Не молодого человека.
Стон становился все сильней,
Истошно в уши ударяя,
И я, увидела, как явь,
Дом, комната совсем чужая.
Стоит на столике свеча
В полночной темноте мерцая
На стенке зеркало висит
Мне, чей-то лик отображая.
Вгляделась, в зеркало я, то,
А там, картина не смешная,
Старик на коечке лежит
И стонет, тишину взывая.
К нему я, тихо подошла,
Склонилась возле на колени,
Увидела его глаза,
А в них, предсмертное моленье.
О чем, же стонешь ты, старик?
Что мучает тебя, так сильно?
И повернул ко мне, он лик,
Со взором боли непосильной.
Заговорил он, чуть дыша.
Что в сердце боль его тревожит,
Поведывая не спеша,
О прошлом, что его так гложет.
Я расскажу тебе дитя,
Откуда ты, пришла не знаю,
Наверно Бог, прислал тебя,
Услышал, как я здесь страдаю.
Уйти бы, тихо в мир иной,
Да, не могу, печаль неволит,
Хочу кому-то рассказать
О чем душа моя так ноет.
И может быть тогда, я смог,
Оставить этот мир несчастный,
Никто мне в этом не помог,
А ты, пришла, и не напрасно!
Ты отпусти мои грехи,
А дальше, будет воля Бога.
Потом сложи свои стихи,
О тяжбе моего порока.
И он, поведал мне, свой сказ,
О том, как лесть его сгубила,
И как презрительная ложь,
Ему, всю душу отравила.
- Я, молод был, красив собой,
Богат от папеньки в наследство,
Так, избалован, что порой,
Несчастен от опеки, с детства.
Безропотно взрастая в стать,
Ростком изящным, своенравным,
Я, не разменивал себя на чувства,
Слишком был тщеславным.
В моей, как в глыбе льда, душе,
Ютились мерзкие понятья,
Что праздник жизни заключил,
Я, в свои юные объятья.
Слыл я, любимцем всяких дам:
Богатых, бедных и разгульных,
Я, не любил, конечно, сам,
Был не из тех глупцов подпульных.
Вино, бордели, карты вот,
Мое, обычное занятье,
А о любви, да о семье,
Я, просто не имел понятья.
Папаша, с миром отошел,
Оставив мне, все состоянье,
А маменька совсем спилась,
Оплакивая расставанье.
И не было запретов мне,
Кутил я, сколько было мочи,
Друзей бросал, невинных дам,
Обманом всячески порочил.
И вот, за этакий обман,
Прошу пощады я, у Бога,
Был у меня, один роман,
Я, не признал тогда порока.
В селенье девушка жила,
Бедна, но хороша собою!
Благочестива и мила,
От дам, не отличить порою.
Умна совсем не по годам,
Но исключительно строптива,
В отличие от светских дам,
Без флирта, очень горделива.
Бывало мимо вдруг пройдет,
Многозначительно посмотрит,
Головкой вежливо кивнет
Здороваясь, но слов не молвит.
Я, долго ей, смотрел во след,
И думал: дева не дурная,
Вот бы потешиться мне, с ней,
Стройна ладья, а грудь какая!
Тогда, благая мысль пришла,
Добиться к ней расположенья,
Придя к кормилице ее,
Я, сделал девке предложенье.
Кормилица открыла рот,
Опешила от удивленья,
К ним, сватается знатный род,
И тут же дав благословенье позвала Настю:
- Вот дитя, жених твой,
Лучше не бывало.
Увидев девушка меня,
Пред няней, на колени пала.
- Помилуй няня! Пощади!
Не дай, кормилица родная,
Поиздеваться надо мной!
Убереги! Молва такая,
Что, оный, знатный господин,
Разгульно жизнь свою проводит,
И многих честных девок, он,
Заманивает и уродит!
О если, родичи мои,
До селе в здравии бы жили,
То за такого наглеца,
Меня, бы замуж не пустили!
От злости я, побагровел,
Нервозно скулы заходили,
В порыве бешенства взревел:
«Найдешь меня, тогда в могиле!»
Я, униженья не терпел,
Да от кого, от сельской девки,
И еще пуще осмелел,
Слагая лживые напевки:
«Что мол, картежничал, кутил,
Пока жениться не надумал,
Увидев Настю, полюбил,
И вмиг, разгульничать раздумал.
Что буду, верным мужем, я,
И, сомневаться нет причины,
Что будет в радость им родня,
Присутствующего мужчины».
Но, были, те слова пусты,
Обманом девку захватил я,
Богровым, простыни, холсты
Измазав, Настю, погубил, я!
Ну, а на утро клялся, я,
Что пьяным был,  тот вечер слишком,
Что в местном, дескать, кабаке,
Испробовал вина с излишком.
Мол, слишком молод для венца,
И о женитьбе, речи нету,
А за «супружескую ночь», я, Насте,
Предложил монету!
Вцепилась тут она, в меня,
И разрыдалась, от бессилья,
Кусая в кровь, сама себя,
Прося, чтобы ее, убил, я!
Я, сам, тогда держался слез,
Ведь горе, девушки, понятно,
И встав на корточки, всерьез,
Шептал слова вины невнятно:
Но, что слова они пусты,
Словами горю не поможешь:
- Я, заплачу, тебе, сполна,
Полжизни не нуждаться сможешь!
Она же, тихо отошла,
Поправила стыдливо платье,
За голову рукой взялась,
И, посмотрела на распятье,
Что на стене в углу весит:
- Тебе, я, Боже, обрекаюсь,
Я совершила тяжкий грех,
Доверяясь идолу! Мол: - Каюсь!
Но, идол будет отомщен,
Твоей, правдивою рукою,
И что, пока живет в нем бес,
До смерти, не найдет покоя!
В словах проклятья, я застыл,
Как прочь она ушла, не видел,
Да и не понял я, тогда,
Как душу нежную обидел.
Придя в сознанье, строил план,
Продумывал все осторожно,
Свидетелей, мол вроде нет,
А значит выпутаться можно.
Кормилице, той, дела нет
С богатым воевать сословьем,
Всучу потолще кошелек,
То будет ей, большим подспорьем.
А, что до Насти, так сама,
Пришла, да и давай стелиться,
Мол честность где-то отдала,
А я, ей должен расплатиться,
Решила, хитростью она,
За счет меня, обогатиться.
В три дня, исполнив дерзкий план,
В селе пошла дурная слава,
О Насте, что за медный грош,
Себя, бесстыдно продавала.
И девка, не смиряясь с судьбой,
На себя, руки наложила,
Уйдя от горя в мир иной,
Конец обману положила.
Утихли злые языки,
Пошла разгульно жизнь шальная,
Опять картежничал, кутил,
Тот случай и не вспоминая.
Лишь иногда в нетрезвом сне,
Я, слышал, Настины, проклятья,
И будто оживало вдруг,
В углу кровавое распятье.
Вершило время надо мной,
Один, остался я, на свете,
Друзей не нажил, дом, добро,
Что было, все спустил на ветер.
Вот только бедная изба
Осталась у меня поныне,
В ней, мать, моя, судьбу кляня,
Молилась о распутном сыне.
За рюмкой здесь и померла.
Теперь, и мой, черед настал,
Прими мой груз исповедальный,
Скрывать от смертных, я, устал,
Поступок дерзкий, аморальный.
Пускай, узнают люди все,
С руки невинного поэта,
Греховность сущности моей,
Пощады нету мне, за это!
За Настю! За распутный нрав!
В аду хочу гореть веками,
Пусть, выжигает злость во мне,
Огонь своими языками.
И после, старец замолчал,
Последний выдох издавая,
И я, увидела как вдруг,
Его душа, взошла рыдая.
Свеча погасла, темнота,
Пустынна комната чужая,
На сердце боль и маята,
За душу, что не знает рая.