Слово о собаке и лошади
Его-городского жителя, прогулки по улицам города не впечатляли. Прохожих он не замечал, за исключением тех, кто пугался его вида. Он их сразу узнавал и начинал интересоваться – с чего бы это? Кошки и всякая мелочь вроде шпицев, болонок, просто пинчеров для него как будто не существовали. Это относится и к голубям, воронам и сорокам. К детям проявлял бережную снисходительность.
Врагов у него в ближайшей округе не было, за исключением холеного и злобного кобеля хаски. Этот хаски, как гасконец - мушкетёр из знаменитого романа А. Дюма, не мог согласиться с доминированием кого бы то ни было на своей территории. А своей он считал всё пространство – от края и до края.
Они схлестнулись в смертельной схватке, хаски на ризена напал исподтишка, внезапно и вероломно, без предупреждения типа «Иду на Вы!». Если бы их не растащили те, в чьих руках всегда поводки, они оба с головы до хвостов (правда, ризену хвост купировали в детстве – он у них, как нагайка у казачьего атамана) были порваны и перекусаны. Эта схватка была первой и последней. С тех пор их старались не подпускать друг к другу ближе, чем на двадцать пять метров.
Ризеншнауцер любил гулять в поле – на непаханой целине, заросшей высокой, ему по брюхо, травой. Там гнездились куропатки, и ему нравилось их поднимать в воздух, как городские голубятники гоняют своих голубей. Он тихо подкрадывался к их гнездам, и метрах в десяти, взлетал в воздух. А вы видели взрослого ризеншнауцера во время прыжка вверх и навстречу вам? Зрелище не для слабонервных. Куропатки, забыв обо всем, вспархивали и разлетались, кто куда. А он продолжал заниматься своими делами.
Собак на это поле не выводили, поэтому он гулял в одиночестве. Правда, иногда туда приходила молоденькая лабрадорша, которая души в нём не чаяла, и ей разрешали с ним поиграть. Они бегали наперегонки, при этом ризен не убегал от неё далеко, давал её так сказать, «фору», кувыркались, прыгали, изображая нападение(«понарошку»).
Было интересно наблюдать, как ризен с добродушным покровительством старшего позволял резвиться в своем присутствии этой милой подружке.
Прямо посередине поле прорезала проселочная дорога – две хорошо укатанные автомобильными шинами колеи. И однажды он, бродя по зарослям, услышал непонятные звуки, доносившиеся со стороны дороги. Топота копыт он никогда не слышал, и поднял голову, чтобы посмотреть. Что там такое – на дороге. И увидел...
Видение потрясло его до глубины души. Оно плыло над зарослями, огромное и, красоты невиданной. А он никогда ещё не видел лошади. Она рысью скакала по дороге под седлом, в котором сидела молодая лихая наездница.
Бросив всё, он рванул к дороге наперерез, выбежал на дорогу перед ними и замер в немом восторге. Лошадь тоже остановилась, и они стали рассматривать друг дружку, что называется, в упор. Что они сказали глазами, неизвестно, но ризен вдруг спрыгнул с дороги на обочину, и лошадь продолжала свой путь, а он – побежал рядом с ней, не обгоняя, и не отставая. Они бежали рядом, чувствуя друг дружку, лошадь от него не убегала, и он её не преследовал. Они были «в одной упряжке».
Этот бег рядом с красавицей лошадью доставлял ему удовольствие, которого он до сей поры никогда не испытывал. Бежать рядом с гнедой красавицей под топот её копыт – не это ли мечта каждого ризеншнауцера, в генах которого еще не смолкли предки?
А лошадь, не вспомнила ли подсознанием дикую ковыльную степь и скачки от горизонта до горизонта под надёжной собачьей охраной от хищных и кровожадных волков?
Наездница поняла обоих и решила добавить им удовольствия – пустила хлыстиком лошадь в галоп. И они поскакали. Оба. Лошадь часто перебирала ногами, а собака летела рядом. Опускаясь передними лапами на землю, она сжималась в комок, тут же отталкивалась задними, и летела в длинном прыжке, распластавшись в полёте. Рядом с лошадью. Кто его знает, что испытывала лошадь, а ризен скакал в самозабвенном упоении.
Так они проскакали через всё поле, наездница повернула обратно, и возвращались обратно рысью.
Последний аккорд, если можно так описать этот дуэт. Когда до черты города оставалось метров сто, навстречу им выскочила приземистая скандальная дворняжка с громким заливистым лаем – из тех, кто бросаются чуть ли не под колеса автомобилей, облаивая их таким же лаем.
Ризен черной молнией блеснул навстречу, не оставляя бедной дворняге никаких надежд не только на «удачу», но и на само дальнейшее существование. Дворняга мгновенно это поняла и рванула обратно сразу во все стороны, как куропатки из гнезда.
А ризен, все ещё фыркая от гнева, подошел к лошади. Она, конечно, понимала, что дворняга – не волк, ничего, кроме удара копытом, ей, дворняге, не светило, но - кому не приятно чувствовать преданность телохранителя, верность - беззаветную и бескорыстную?
Лошадь пару раз фыркнула не так как, про себя и вслух, фыркают снобы, а добродушно, чистосердечно.
Зато от наездницы ризен получил благодарность по службе:
- Молодец, умница, настоящий телохранитель!
Так состоялось их знакомство, и после этого они часто встречались в этом поле. Иногда лошадь ржанием объявляла о своем присутствии, как бы приглашая.
Лошадей у наездницы было две, да и наездниц было двое - две сестры. Они любили лошадей и конный спорт, но на всю конюшню осталось только этих две, остальных увезли далеко. Девушки остались при этих лошадках и катали малышей за мелкую плату - на овес лошадям. И иногда выезжали на них в поле, чтобы лошади были в какой-никакой форме.
Кто – ни будь, на всю эту лирику скажет: - Ну и что?
- А ничего.
Только много вопросов, которые кажутся риторическими, потому что нет на них пока ответа.
Собака – друг человека, это всем известно. А человек собаке – друг, или банальный хозяин, способный, за ненадобностью, её продать, выдворить, усыпить, наконец?
Мы, согласившись с весьма сомнительным утверждением, что человек – венец творения, стали всех живых, но не говорящих, имеющих вместо рук лапы, когти, копыта, ласты, называть братьями нашими м е н ь ш и м и. И относиться к ним соответственно. хотя появились они на планете Земля гораздо раньше нас. И покидают её тоже раньше нас. Мы ещё существуем, а Красная Книга пустеет. А что мы о них знаем? Уже замечено, что мы о них знаем очень мало, почти ничего. Нет пока у нас приборов и инструментов для более глубокого узнавания.
Иногда кажется, что они о нас знают больше, чем мы о них, только не могут рассказать нам всего того, что они о нас думают.
Может быть, это и правильно. Иначе – где гарантия, что они, как мы сейчас уничтожаем сами себя и их, не начнут уничтожать нас? Ведь тоже всем известно, что "в начале было с л о в о"!
Свидетельство о публикации №120060706830