Ты не животное или игры плоти

Весенним, майским утром Элеонора  Серпионовна дожидалась открытия магазина электротоваров, где ей необходимо было купить утюжок для укладки волос. Сегодня ей предстоял тяжёлый день. Она согласилась быть ведущей юбилейного вечера бывшей сотрудницы, которой исполнилось восемьдесят лет.

На юбилей из трёх городов съехались пятеро её детей со всеми своими домочадцами. В общей сложности родственников и почётных гостей будет не меньше сотни. Поэтому и выглядеть, и с подарком угадать хотелось на "отлично".

Заказали самый вместительный зал в лучшем кафе. Перед началом великовозрастные дети юбилярши подходили к ведущей, чтобы обговорить детали домашних поздравительных заготовок и подношений подарков от каждого семейства в отдельности.

Во время торжественной части вечера все держались достойно. К выносу горячих блюд гости уже разгорячились не на шутку, что вытащили немощную старушку в круг и наяривали перед ней плясовую, норовя приобщить и её к пляске.
Та слабо сопротивлялась, в конце концов её подсадили на скрещенные руки сыновей, сделав почётный круг, водрузили её обратно на место. Больше её никто не беспокоил.

Все нужные слова были сказаны, обнимашки, целовашки и подарки вручены. Гости развлекались, как могли. Юбилярша подустала и с трудом держала голову, подпирая её руками. Было понятно, что дальнейшее веселье ей было в тягость.

Элеонора Серпионовна, а к концу вечера просто Элечка, осматривала зал в поисках старшего сына Егора, у которого всё было под контролем. И Егор весь вечер держал Элечку в поле зрения, чтобы выполнить любое её поручение по ходу сценария.

Эля попросила отвезти уставшую именинницу домой, а её проводить к подруге, где она переночует и завтра уедет домой. На что Егор "ни за какие коврижки" не согласился, пока она до конца не выполнит свои обязательства ведущей продолжающегося, домашнего застолья.

Без лишних слов Егор вызвал такси и в сопровождении младшенького сыночка отправил мамочку домой "спатеньки". Остальным было дано распоряжение сворачиваться: жёнам братишек дал полчаса на сборы со стола почти нетронутых, десертных блюд, фруктов и спиртного; сестрёнкам велено было немедленно грузить в такси мамины подарки, цветы и самим ехать, накрывать столы на летней веранде.

Егор за весь остаток времени не выпускал руку Элечки из своих рук, постоянно спрашивая у неё, всё ли так? Эля, в поддержку его таланта организатора, не сводила с него восхищённых глаз. Ей и всем было легко беспрекословно подчиняться его руководству, ведь он руководил гостями очень авторитетно.

Поблагодарив обслуживающий персонал, Егор с Элечкой уходили из кафе последними. Вся изрядно подвыпившая колонна гостей, поддерживая друг друга шла по ночному селу, горланя песни и громко выясняя отношения, кто, кому, где, когда "наступил на любимую мозоль".

Эля с Егором снисходительно посмеивались над всем происходящим со свойственной иронией трезвых людей, наблюдавших за, теряющими контроль над собой, перепившими людьми. Это их не только забавляло, но и сближало.

"Как хорошо, что я не одинок сегодня! Я разведён, только мама об этом не знает. Тссс. Я счастлив, что сегодня встретил тебя! Такое чувство, что я тебя давно знаю! Я глаз не сводил сегодня с тебя, ты такая красивая, весёлая, мне с тобой легко! Я чувствую, что мы оба рады этой долгожданной встрече! Ты ведь тоже одна. Давай убежим от них от всех!" -
Егор шептал на ухо Элечке эти, возбуждающие её воображение, слова и норовил поцеловать её в губы, обдавая запахом вина и съеденных салатов.

Но ни коим образом слова и действия не складывались в пазлы. Казалось бы, слова такие глубокие, а попытки, не останавливаясь, на ходу поцеловать её в губы, не подтверждались поступком. "Убежим", а сам не сбавлял шага, чтобы не отстать от гостей.

Гости продолжали веселиться, затеяли шашлыки. "Убежать" удалось, только когда понадобилось подкупить спиртное в ночном магазине. Быстро справившись с доставкой спиртного, Егор предложил Эле прогуляться. У него прошло здесь детство, юность, и были памятные места, которые он хотел бы показать Элечке.

Ночная роса передавала воздуху земную, влажную прохладу. Он вынес лёгкий плед и заботливо накинул его на Элины плечи. Наконец-то они были одни. Егор никуда не торопился и полностью был во внимании только к Эле. Эля это оценила. Он касался её, нежно обнимал, почти не говорил, дыхание выдавало его волнение, а руки стали настолько горячими, что она чувствовала их через плед.

Ей было всё равно, куда они шли, лишь бы шли, и он бы её не выпускал из объятий. Именно за столом на веранде она увидела Егора таким, какой он был, и каким его уважали и любили в этой огромной семье. Он был старшим сыном и братом. Ему было, как и Эле за пятьдесят. Он был заводилой и душой компании. А сколько песен дуэтом с Элей и хором в унисон было перепето за этот прекрасный вечер!

Какой он был на протяжение всего знакомства галантный кавалер! Эля давно, после развода со вторым мужем, не имела отношений. Конечно длительный перерыв тоже сыграл свою роль. Она не сопротивлялась попыткам Егора разогреть её не только словами, но и касаниями её эрогенных зон шеи, груди... Он, как опытный врач, касался их не только кончиками пальцев, но и выдыхал в них горячим дыханием всю свою страсть.

Она не заметила даже, как они оказались на небольшой возвышенности, венцом которой была тёплая, гладкая скала, сидя на которой можно было видеть стройный ряд огней уличных фонарей. Егор не стал присаживаться рядом. Его возбуждение было настолько безудержным, чего Элеонора, честно говоря, не ожидала от уже немолодого мужчины.

Он опустился перед, сидящей на скале, Элей и уткнулся лицом в её колени, обеими руками закатывая лёгкую ткань юбки, оголив кипельно белые, после зимы ещё не загорелые, ноги. Затем придвинул её к самому краю, не переставая целовать всё, что было выше её коленей, чередуя поцелуи мягким, нежным касанием влажного языка, заставляя всё её тело содрогаясь, покрываться мурашками.

Она от напряжения сжимала колени, не давая их раздвинуть. Элементарно, она не планировала и не могла позволить большего, ибо понимала, что без гигиены за столь длительное время жаркого дня и ночи причинные места накапливают запахи, что может вызвать естественное отвращение и разочарование, что будет впоследствии ему неприятно вспоминать.

"Ну, ты же хочешь меня, зачем же ты мучаешься и мучаешь меня, расслабься, дай мне насладиться тобой, дай мне испить твоих соков", -
требовательно прохрипел Егор и, довольно ловко поддев одной рукой ногу снизу, приподнял и забросил на своё плечо, другой рукой просто отодвинул другую ногу, зажав её предплечьем. Всё это произошло в одно мгновенье!

Чтобы не завалиться назад и не удариться головой об скалу, Элеоноре ничего не оставалось, как успеть завести обе руки за бёдра, чтобы не потерять равновесия и удержаться в вертикальном положении.

А Егор, оттянув эластичные трусики и раздвинув губные складки в сторону, стал просто вылизывать их, шумно вдыхая запахи феромонов, и, время от времени всовывая и высовывая натренированный язык глубоко во влагалище, создавая эффект входа и выхода пениса.

Он натурально, как собака перед прыжком, рычал от страсти. И хотя было много отвлекающих факторов, как то жуткая щетина, заскорузлые заусеницы на пальцах, которые впивалась в нежную кожу, Элеонора застонала от неожиданно нахлынувшего, уже не контролируемого желания оргазма!

Егор впился губами в клитор, создавая языком активную вибрацию, мгновенно довёл Элеонору до оргазма. И по мере изливаний, он высасывал и сглатывал её соки, продолжая работать упругим языком.

"Где ты этому научился?!" –
выдохнула Элеонора.

Когда-то по молодости она в порыве страсти, целуя тело своего мужа, задела губами его пенис. Он вскочил, сотрясая её за плечи, выкрикнул: -
"Где ты этому научилась? Никогда не делай этого, ты не животное! У этого органа другое назначение, запомни это!"

Егор снял с плеча ногу Элеоноры,  ответил: -
"Двенадцать лет я прожил с любовницей, которая на два года младше моей дочери. Девочка любила такой безопасный секс. Сейчас она захотела родить, ушла к самцу- осеменителю. А я всеми брошенный, среднестатистический импотент, развода не хотел. Я и жене предлагал так жить. Она сказала, что  "лизун" ей не нужен, чистоплюйка… Да не из-за этого она развелась. Про молодую любовницу узнала"...

Затем он потянулся к ней, пошло хохотнув, сплюнул залипший на губах волнистый волосок и выжидающе приблизился к ней лицом, вернув ей её запахи: -
"Ну, как, тебе было хорошо-о, а-а-а, поблагодари папочку, поцелуй меня в губки, как я тебя", -
в тоне Егора появилась наигранная слащавость, свойственная "папикам" с наклонностями педофилов.

И тут Элеонора поняла, что он просто использовал её. Не Элечку он сейчас так страстно ублажал, а ту девочку, по которой так сильно скучал. Она приподняла освободившуюся ногу и со всей силы пнула Егора прямо в его лживую, вонючую, обслюнявленную, самодовольную морду!

От неожиданности сильного удара он опрокинулся назад, в попытке перевернуться, схватился за плед, поскользнулся на мокрой от росы траве, и скатился вниз по склону возвышенности.

"Я не животное!" -
прокричала Элеонора вслед Егору, теряющемуся в густой растительности, вскочила и, рыдая, пошла прочь от этого "памятного", мерзопакостного места, где, как она догадывалась, в его объятиях побывала не одна местная простушка.

Однажды, так же гадко от самой себя ей уже было. Ведь и она во втором, не долгом браке по взаимной, неземной любви была с человечком  в возрасте её старшей дочери! Совсем тогда голову потеряла. И он тоже обожал куннилингус, с первым мужем ничего подобного она не испытывала и считала, что вот только, познав кунни, почувствовала, что такое настоящий секс.

Сейчас в памяти возникла наглая рожа куннилюба: он так же пошло хохотнув, признался при разводе, что в процессе можно представлять любую желанную партнёршу, например, её дочь. От такого откровения Элеонора поперхнулась тогда, не сдержала обиду, ударила его кулаком так, что в кровь рассекла губу... Она-то думала, что любима: так искусно он имитировал неземную любовь на протяжении семи лет: свечи, комплименты, подарки! И сейчас не распознала искусителя...

... На восьмидесяти пятилетие бывшей сотрудницы Элеонору Серпионовну не пригласили. Именно этот факт через пять лет вернул её к подробностям тех искушений. Теперь никакое раскаяние не умаляет, повторно совершённый ею, вольный грех! Он записан в книге жизни несмываемыми чернилами - памятью.

Сотни раз автоматически произносимые слова молитвы только теперь обрели свой истинный смысл: -
"Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого."

А как прожить без греха? Как не опуститься в своих желаниях до уровня животного? Как в страстных порывах не переступать грань дозволенного и недозволенного? Где она эта невидимая грань?

Элеонора этого не знает, но в тщетных поисках оправданий себя, всё больше и глубже приходит к осознанию, что их для неё нет. И с этим ей теперь приходится жить!
А ведь было же предупреждение: -
"Ты не животное!"