Не кочегары мы, не плотники...

Конец года 1988. Я, молодой специалист, в командировке на Юргинском машиностроительном заводе, третий месяц готовимся к сдаче Изделия, на котором зиждется весь годовой план как местного завода, так и моего ленинградского 6-ти орденоносного производственного объединения (ПО) "Завод "Большевик" (ныне - снова Обуховский).

ПО включает в себя как сам завод (20 тысяч трудовой коллектив), так и конструкторское бюро (КБ) "Реактор" (2 500 инженеров и конструкторов). Махина! Один из столпов всемогущего Министерства Общего Машиностроения (МОМ) СССР.

Каким образом мне, иногороднему выпускнику Института связи (Бонч-Бруевича), удалось распределиться на это предприятие, получить постоянную прописку в Ленинграде (было ли такое раньше и с кем, в ректорате Бонча так и не припомнили), а затем и жильё...тема для отдельного рассказа.

Спасибо Музе (в смысле - самой Поэзии)! Она, родимая, порой совершает настоящие чудеса.

В общем, кукую в Юрге, со всеми удобствами (прекрасная заводская гостиница, одноместный номер, зарплата со всеми надбавками и командировочными до 500 рублей в месяц)...в рабочем кабинете печатная машинка, на которой мой начальник сам печатает акты и отчёты, иногда передоверяя это дело мне). И, конечно, на этой же машинке я свои собственные стихи печатаю, когда начальник отсутствует.

В одну из пятниц начальник отсутствовал, как всегда, по уважительной причине.

И пришла мне в голову (совершенно неожиданно) идея написать что-то вроде "пьески" о наших трудовых буднях. Впечатлений у меня за два с лишним года работы молодым специалистом накопилось прилично (Юрга не единственное место моих командировок, были и другие, включая Плесецк), так что я сел за служебный аппарат и начал бодро стучать по клавишам.

Первым делом, придумал себе оригинальный псевдоним: Александр Юргинский.

Название: "Не кочегары мы, не плотники...".(Кочегаров - это был начальник производства, очень дотошный, все его побаивались и не любили).

Эпиграф: Действие происходит в городе N, на N-ском заводе, выпускающем неизвестную продукцию.

В пьеске моей случилось всего два действия: утреннее совещание в кабинете начальника производства и ночь перед сдачей Изделия (сдавали его военной приёмке, по старой традиции, всегда ночью...по-нормальному никак не получалось).

Все мои герои обладали в жизни характерными особенностями: привычка говорить постоянно одни и те же фразы, делать определенные жесты, короче, штампы, к которым все давно привыкли и по двум-трём словам могли определить, кто их произнёс.

В конце 1988, если кто помнит, вовсю ходили талоны: на масло, на мясо, на колбасу, на водку...все не упомню, до десяти видов было. Выдавали их в горисполкоме, в том числе, для представительств (других п/я, смежников Юрги) на основании поданной заявки, с печатью представительства, с перечислением фамилий командированных сотрудников, даже не фамилий (секретная информация!), а количество...поди проверь.

Нет нужды говорить, что руководители представительств, что называется, мухлевали по-чёрному, и у каждого на руках было по огромадной пачке самых разных (левых) талонов. Неиспользованные талоны сгорали в конце месяца и надо было получать новые.

И вот утреннее совещание у начальника производства, бывало, превращалось в неформальную биржу, руководители представительств (из рук в руки, под столом) меняли колбасу на водку, масло на мясо и т.д. Всё это происходило под монотонный монолог начальника производства, все его вопросы и все свои ответы участники совещания знали как дважды пять.

Описание этого увлекательного процесса заняло у меня где-то четыре страницы машинописного текста.

Примерно столько же ушло на второй акт: ночная сдача Изделия военной приёмке, показная требовательность военпредов ("А вот здесь подкрасьте", "А вот здесь соскребите..."), подписание акта сдачи изделия МОМ (в присутствии представителя Главка!), приёмки Изделия Министерством Обороны (представитель МО СССР)...открытие огромных ворот в цеху, выкатывание Изделия из цеха (сдача состоялась!), возвращение его обратно (Минобороны теперь за него отвечает!)...накрытие поляны на несколько десятков человек...и употребление сэкономленного "шила" за мир во всём мире и годовую премию.

В общем на восьми страницах получилось у меня яркое увлекательное повествование о жизни трудового коллектива, преодолевающего любые житейские и производственные трудности для блага своей Родины.

Машинка под копирку брала шесть экземпляров. Работа была завершена аккурат к концу рабочего дня пятницы. Шестой экземпляр я оставил себе, а остальные пять решил подарить моим героям: Кочегарову, зам.главного инженера завода, военпреду, и паре знакомых руководителей представительств...почему-то я был уверен, что они обрадуются.

Кабинет Кочегарова был открыт, но пуст: экземпляр я положил ему на стол.

Как и зам.главному инженеру: его также не было в кабинете (оставил секретарю).

Военпреду отдал лично в руки...и с чувством творческой (радостной) опустошённости возвратился в заводскую гостиницу.

Суббота. Смотрю ТВ в своём номере. Вызывают к администратору. Мой руководитель Виктор Даткунас буквально орёт в трубку:

- Срочно приезжай на завод!!

- Да что случилось?!

- На завод! Я тебя жду.

Хорошо. Приезжаю. Даткунас, разъярённый, бегает по кабинету туда-сюда.

- Что за хрень ты написал?!

- Никакую не хрень. Зарисовку о нашей рабочей жизни.

- Какую (тра-та-та) зарисовку?! О какой (тра-та-та) рабочей жизни?! Когда (тра-та-та) успел?!

- Вчера.

- Как (тра-та-та) вчера?! Мне наш начальник звонил по ЗАСу (секретная связь). Уже твой опус (тра-та-та) весь Главк в Москве прочёл. Комиссию грозятся прислать.

Расследовать бардак (тра-та-та-та-та)...иди пиши объяснительную. В понедельник звони по ЗАСу шефу. Во вторник улетаешь (из Юрги) в Ленинград. Командировку тебе я закрывать не буду, пусть с тобой начальство разбирается.

Выхожу из кабинета представительства. За дверью секретарша начальника военной приёмки.

- Вас Валерий зовут?

- Да.

- Товарищ полковник просил зайти. Он на рабочем месте.

Иду к военпредам...у них две машинистки в приёмной, что-то печатают со страшной силой. Захожу в кабинет начальника приёмки.

- Валерий? Автор пьесы?

- Ну. Вчера же Вам текст передал. А что случилось??

- Да ты, присаживайся, дорогой. Слышишь стук машинок? Это мои секретарши в четвёртый раз перепечатывают твоих "кочегаров", у меня тут очередь, кому раздавать буду.

- ??!!

Военпред открывает сейф, достаёт почти полную бутылку коньяка (похоже, утром и распечатал), лимон на блюдечке, два стакана...мирным жестом приглашает к столу.

- Видишь ли, какое дело...не складываются у нас отношения с Кочегаровым. И не только у меня. Так что твои "кочегары" у нас фурор произвели. Он, когда прочитал твой текст, побежал к чекистам на тебя жаловаться. Первый отдел бросился изымать все экземпляры. Ко мне пришли. А я не подчиняюсь чекистам, у меня главный начальник - Министр Обороны. Так что я всех послал, а экземпляр твой отдал в размножение. Пусть люди читают.

Влип, думаю. Насколько глубоко, пока непонятно. Коньяк мы выпили...вернулся я в гостиницу и всё воскресенье корпел над объяснительной Даткунасу. Получалось плохо, без вдохновения. "Не предполагал", "не думал", "не учёл"...

В понедельник меня вызывает на ЗАС мой начальник отдела из Ленинграда:

- Ты что там написал?! Какую поэму?!

- Не поэму. Пьесу.

- Какую пьесу?! Мне из Главка звонили, из Москвы. не мне даже, а Генеральному Конструктору. Скандал дикий. Завтра чтобы был в Ленинграде.

Закончил разговор. Вызывают в Первый отдел. У них на столе текст моих "кочегаров".

- Вы давали подписку о работе с секретной информацией?

- У меня нет никакой секретной информации в тексте.

- А вот это: Александр Юргинский. Вы знаете, что название нашего города залитовано в средствах массовой информации?

- Так у меня сказано: "действие происходит в городе N, на N-ском заводе, выпускающем неизвестную продукцию..."

- Развели, понимаешь, бардак с этой Перестройкой! Возвращайтесь на свой завод, будем думать, что с вами делать.

Иду на проходную. Меня догоняет секретарша военпреда, протягивает папку.

- Что здесь?

- Два экземпляра вашей пьесы. Первые экземпляры. Начальник велел передать. А вот на этом (третьем) можно ваш автограф?..

Ленинград. Прихожу в родной 20-й отдел. Оба моих начальника смотрят на меня волком. Кстати, фамилия одного из них - Волков.

- Приехал? Организатор скандала на межведомственном уровне. Всё Министерство уже прочло твой пасквиль. Главное, тебя даже уволить нельзя! Молодой специалист, на нашу голову...где этот текст? Все о нём говорят, а твоё руководство не в курсе.

- Вот текст. Отдаю им один из экземпляров, перепечатанных военной приёмкой.

Начинают читать. И ржут в голос. Оборвут смех, сурово на меня посмотрят, читают...и опять ржут. Звонит телефон Главного Конструктора на столе начальника.

- Да. Прилетел. Да, в отделе. Разбираемся. Сейчас придёт.

Что, говорят мои начальники, допрыгался? Сам Генеральный Конструктор тебя вызывает на ковёр. Иди...

Надо сказать, что для меня (молодого специалиста) Генеральный Конструктор - фигура космическая и недосягаемая. Лауреат Государственных премий, Герой Соцтруда...я его за два года и видел-то издалека пару раз, не больше.

- Иди, говорят начальники, - уволить он тебя не уволит, всё-таки ты молодой специалист, но всыпет по полной.

Иду. Секретарша в приёмной посмотрела на меня с интересом и сказала:

- Заходите, молодой человек, Главный вас ждёт. Даже оперативку из-за вас отменил сегодня.

Кабинет Генерального Конструктора как вся наша комната 20-го отдела, если не больше. Ему наверное, тогда было, как мне сейчас, лет 55-60. Пиджак на кресле, на пиджаке звезда Героя Соцтруда.

- Заходи, не бойся. Поздно теперь бояться. Текст привёз?

- Привёз. Отдаю ему другой экземпляр (спасибо военпредам!).

Генеральный Конструктор, нацепив на нос очки, начинает читать. Пару раз хмыкает, бросает на меня взгляд, продолжает читать...и смеётся. Окончив чтение, складывает все восемь страниц в аккуратную стопку, похлопывает ладонью по моему тексту.

- Да. Смешно написано. Узнаю героев. А ты знаешь историю создания завода в Юрге?

- Нет.

- А это "двойник" нашего завода. Война началась, мы часть оборудования в Юргу отправили, и там был создан завод-близнец нашего. Станки, людей, всё, что требовалось выделяли...конечно, кое-какие прения тогда возникли между руководством двух заводов - что давать, что не давать...обычное дело. Вот с того времени как бы "конкуренция" между нами, отсюда и такая болезненная реакция. Раздули из мухи слона.

- Я не знал.

- Ладно. Командировку я тебе сам закрыл. Побудешь пока в Ленинграде, пару-тройку месяцев поучишь матчасть. Учить матчасть никогда не поздно.

И тут Генеральный Конструктор встаёт из-за стола, открывает сейф...да! - достаёт точно такую же бутылку армянского коньяка, что был у военпреда...только целую, не распечатанную. А лимон у него уже на столе, перед чайным стаканом.

И далее, мои немногочисленные читатели, произошло совсем неожиданное для меня - Генеральный Конструктор, налив в чайные стаканы по полстакана коньяку, чокнулся с молодым специалистом (со мной!) и...как говорил незабвенный Веничка Ерофеев "немедленно выпил".

Но на этом дело не закончилось. Генеральный Конструктор достал из рабочего шкафа гитару, весело подмигнул мне и сказал:

- Ты же стихи пишешь?

- Пишу.

- Ну, тогда слушай. Это в эпоху моего студенчества мной создано.

И очень приятным баритоном он исполнил пару вполне симпатичных песен о студенческой жизни и полноте жизни как таковой. И убрал гитару обратно в шкаф.

- Слушай, а ты в общежитии живешь? Там-то...?

- Да.

- Третий год работаешь? - и что-то себе в рабочем блокноте записал.

- Иди. Скажешь своим, что я тебя отругал и объявил устный выговор. А чтобы запах не почуяли, вот тебе карамелька.

Вышел я из кабинета Генерального Конструктора потрясённый.

Еще более потрясённым через два месяца смотрел на меня в окно в феврале 1989 Кочегаров, когда мне снова выписали командировку в Юргу. Ведь было сказано, что меня с треском уволили, сожгли и пепел развеяли над водой (завод на берегу Невы).

Он увидел меня из окна рабочего кабинета, когда проводил своё совещание, а я шёл по заводской площади, бодро направляясь в его сторону.

- Как?! Это снова он?! Его не уволили?!

Виктор Даткунас молча развёл руками...

Решением руководства завода было велено освободить меня от посещения всех совещаний, чтобы я сидел в комнате нашего представительства и не отсвечивал. Меня это полностью устраивало.

Тут как раз объявили конкурс на участие в IX-м Всесоюзном совещании молодых писателей СССР (май 1989, Москва). Впервые было объявлено, что конкурс открытый, рассматривать будут все поданные заявки.

И я засел за машинку - печатать подборку стихов на конкурс...

Моментально разнёсся слух, что "Новоскольцев опять там чего-то сидит и печатает...уже третий день". И в нашу коморку пришёл...сам Кочегаров.

Постоял, посмотрел, осторожно спрашивает:

- Что печатаете?

- Стихи. На конкурс.

- Можно посмотреть?

- Пожалуйста.

Ознакомился, покачал одобрительно головой, пожал мне руку и удалился. Конфликт был исчерпан.

А через месяц мне закрыли командировку (раньше положенного) и отозвали в Ленинград. Генеральный Конструктор где-то похлопотал, и мне выдали пять (!) смотровых ордеров на получение комнаты, как молодому специалисту. И моя жилищная проблема была решена.

И участником IX-го Всесоюзного совещания молодых писателей СССР (май 1989, Москва), последнего перед распадом Союза, я стал. Прошёл по конкурсу. И осенью 1989-го поступил на заочное отделение (семинар Валентина Сорокина) в Литературный институт им. А.М.Горького, учёбу в котором прекратил в 1991-м году.

Но это уже совсем другая история.
——-
Кому интересно:

http://stihi.ru/2020/06/06/3516