Глава 1

Моему преданному другу Максу посвящается

***
Черное небо.
Черное солнце.
Воют пески.

Ветром закручены
Вихри колючие.
Пыль и не зги.

Черная молния
С черною гривою
Птицей летит.

Раны глубокие.
Руки веревками.
Тело болит.

Струны натянуты,
К гриве протянуты.
Рокот небес.

Мчится отчаянно.
Змейка покорная
Вьется за ней...


;
***
Сейид:
- Смотри, облака. Что ты видишь, скажи?

Тарут:
- Они добродушны, быстры и легки.
Тоскуют о чем-то, немного грустят...

Сейид:
- Вот видишь, что сердцу они говорят.
Скажи теперь мне, о чем ветер поет?

Тарут:
- Он шепчет печально и гонит вперед,
Свободен, как птица, но скован тоской.

Сейид:
- А что поверяет песок золотой?

Тарут:
- Горячее солнце играет с песком,
Но больно ему, он сдружился с дождем.
И жгут его жадно слепые лучи,
Им боль и страданья его не важны.
И плавится небо в жестоких лучах,
И слышу уж ропот на гневных устах.
Но слезам его ветр не хочет внимать
И вновь суждено ему петь и страдать.

Сейид:
- Я вижу, что в сердце нет мира, тарги,
И душу твою иссушают лучи.
Не знаю: вина иль обида гнетет,
Но только тоска в твоем сердце живет.
Ведь все что мы видим и слышим, тарги,
Несет на себе отпечаток души.
Когда сердце стонет - все плачет вокруг,
И петь и смеяться тогда недосуг.
Но если опять вырастают крыла –
И пасмурный день, словно утром заря.
Но ты все молчишь... Что ж, храни свой секрет.
Привычки лезть в душу навязчиво нет.
Покажется солнце - и птица поет,
Душа распахнется, пусть время пройдет.
Но небо темнеет. Сильней харматтан.
Нам нужно укрыться от бури, Шардан.
Пески ведь недаром тоскливо поют.

Шардан:
- Подножье Аира - надежный приют.
Укрыться мы сможем средь царственных скал
И там отдохнет от пути караван.
Там сил наберемся, костры разведем.
Под кровом Аира мы ночь проведем.
А там уж с зарею вновь пустимся в путь...

Сейид:
- Ты прав, нам пора бы уже отдохнуть.
Веди же к Аиру нас, верный Шардан!

Шардан поклонился и тут же пропал.

Плывет караван по пустынной степи.
А ветер крепчает, и воют пески.
А солнце - расплавленный огненный круг -
Чернеет быстрей, чем песчинки бегут.
Горячий теббад обжигает лицо,
Глаза засыпает колючий песок.
Верблюды кричат, предвещая беду,
И падают наземь как будто в бреду.
Но их заставляют подняться опять.
И вот уж Аир. Можно здесь переждать,
Пока успокоится грозный самум,
Пока наиграется в злую игру...

Вот в царстве Аира устроен привал.
Стоит неподвижно средь скал караван.
Верблюды свободны от клади своей.
Имрад распрягает уставших коней.
Раскинуты быстро ночные шатры.
Разводят берберы умело костры.
Сбираются путники возле костров.
Под шепот огня ведут разговор.
Трещат, разгораясь сильнее, костры,
Дрожат временами лениво огни.
И дремлет под звуки костров караван.
Неслышно сейида уводит Шардан.

Шардан:
- О, мудрый сейид, я служил столько лет
Тебе одному. Для тебя не секрет,
Как предан тебе я, как верен тебе.
И верность испытана эта в беде.
Ты знаешь, конечно, что мудрость гласит -
В пустую народ разве скажет, сейид? -
Кто любит, кто чтит твоего же врага,
Тот предан не будет тебе никогда.
Так ты не гневись, коль тебя упрекну
За то, что пригрел на груди ты змею.
Зачем же ты вздумал гиену растить,
Лелеять ее добрым сердцем, холить?
Я знаю, сейид, что ты щедр и добр,
Я знаю, сейид, что священный наш долг
В несчастьях и горе другим помогать,
Нельзя никого нам в беде оставлять.
Ты спас его - в этом я за тебя.
Но слишком уж мягкою стала душа.
Мой долг на опасность тебе указать.
О, мудрый сейид, тебе ли не знать,
Что значит тот перстень змеевика,
Что в гордости носит рука чужака?
О, разве тебе незнакомо, сейид,
То племя, чья кровь в его жилах бежит?
О, вспомни тогда, сколько тысячей раз
Их племя в дороге напало на нас!
Без жалости грабили твой караван
И с ними без страха сражался Шардан!
И сколький людей погубили твоих!
Так вспомни теперь: он один ведь из них!
Ты видел веревки, сейид, на руках,
И раны на теле, ушиб на ногах.
За лошадью черной привязан он был
И конь его долго в пустыне влачил,
Пока на удачу не порвана нить!
Звезда не погасла - подарена жизнь.
Но разве не знаешь, что кара сея
Убийце средь них и шаману дана?
Так что же ты делаешь, мудрый сейид?
Зачем теперь робко твой разум молчит?
И медлишь зачем в правосудье своем?
Прославлен средь нас справедливым судом,
Зачем ты жалеешь, скажи мне, врага?
Судьба его в руки твои предана
Недаром, сейид, ведь Аллах справедлив -
Мы плату получим за каждый серир.
Так время настало. Свой суд соверши,
За все злодеянья его накажи.
Не медли, заставь его - пусть говорит
О тех преступленьях, что в сердце хранит.
Народ созовешь, он поможет тебе:
Достойную кару присудит вине.
Но вместо того, ты приблизил его
К себе и не видишь, сейид, ничего!
Как сына родного его ты хранишь,
О чем-то все время ты с ним говоришь.
Нет, мягок ты слишком, сейид, с чужаком!
Отплатит он разве за это добром?

Сейид:
- Шардан, мне понятна тревога сея.
И сердцу приятна забота твоя.
Я знаю все то, о чем ты говоришь,
И я понимаю, о чем ты грустишь.
Но, верный Шардан мой, ты сам рассуди –
Судить я не в праве, не в праве и ты.
Свое наказанье уже он понес,
В песках он немало пролил горьких слез.
И, если на нем и лежала вина,
Сполна отплатила за это судьба.
Подумай, мой верный Шардан, посуди,
За что наказание требуешь ты?
Есть в этом ли пользы хоть малая горсть,
Иль польза одна - изливать свою злость
За боль и обиду что враг причинил,
И суть наказания - мести порыв?
Нет, верный Шардан мой, ведь это не так!
Так слабую душу мы ввергнем во мрак...
Аллах нас направил на помощь ему,
Судил ему выжить в жестокий самум.
Неужто в беде не решимся помочь,
И руки отдернем в презрении прочь?
Ему наша помощь в скитаньях нужна.
Наш долг помогать ведь! Не прав разве я?

Шардан:
- Ты истину молвил, великий сейид,
Но будь осторожен в поступках своих!
Кто раз своровал, тот сворует второй,
Кто раз обманул, тот обманет другой.
Вкус крови изведал однажды шакал,
О, разве он больше ее не искал?
И верности ждать не престало совсем
От подлость свершившего сердцем своим.
Сейид, искушаешь свою ты судьбу!
А я умоляю, будь с ним начеку!

Сейид:
- Да, он оступился. Но кто без греха?
А света ведь жаждет любая душа.
Доверье свое подари не боясь,
И он не обманет тебя, не предаст!
Поверь слову вора всем сердцем своим:
Он станет когда-нибудь другом твоим!
В пустыне безводной сплошные пески,
Но смотришь - оазис на мертвом пути.
Он радует глаз наш, Шардан, он живет!
А все потому, что вода здесь течет.
Так сердце из камня согрей теплотой,
Без страха и гнева дотронься рукой,
И чудо свершилось: оно стало жить,
Как прежде страдать за другого, любить!
В тяжелое время опора нужна,
Сломается в бурю без стержня лоза,
И, в нужное русло направив поток,
Он пользы немало, Шардан, принесет.
Так в помощи в праве ль ему отказать?
И руку просящего ль нам отвергать?
Нам милость дана человека спасти,
И вырвать из лап кровожадной судьбы,
Нам выручить жизнь было благо дано,
Теперь мы в ответе, Шардан, за нее.
Он должен понять для чего жизнь ему
И праведной жизнью загладить вину.
А слово поможет ему выбрать путь,
А мне в его душу, Шардан, заглянуть.
Но ты не согласен со мною, Шардан?

Шардан:
- О, мудрый сейид, как бы он не предал
Доверье и доброе сердце твое!
Ты многое сделал и так для него.
Так пусть он ступает дорогой своей,
Не хочешь судить, прогони поскорей!

Сейид:
- Я вылечил тело от ноющих ран,
Но сердце его кровоточит, Шардан.
И помощь иная в страданье нужна,
Ведь стонет и плачет о чем-то душа.

Шардан:
- Нет, слишком ты мягок и добр к нему!
Ох, как бы пришлось не жалеть самому!
Воздаст крокодиловой платой тебе,
Добру научиться ли черной душе?

Сейид:
- Не в праве ты вовсе об этом судить!
Аллах все простил, как же нам не простить?
Но тише, я слышу шаги в темноте...
Пора бы вернуться к костру нам уже.

Шардан:
- Нас кто-то подслушивал, мудрый сейид,
И разум мне верный ответ говорит...

Сейид:
- Запомни, Шардан мой, не трудно винить,
Но как тяжело оправдать и простить!
И мелкие точки нам в чуждой душе
Сколь легче заметить, чем пятна в себе!

Шумит под ногами прохладный песок.
Сейид к каравану спокойно идет.
За ним в отдаленье ступает Шардан.
Застыл неподвижно средь скал караван.
И слышен лишь шум оживленных песков,
И слышен лишь треск полуночных костров

Шардан:
- Нет, делай, как хочешь и знаешь, сейид!
Но верный Шардан твой не дремлет, не спит.
Он будет следить неустанно за ним,
Как тигр за гиеной, умен, терпелив,
И красться неслышно, как тень по пятам,
И вдруг налетит, как в песках харматтан!
Ведь знаю я - скоро настанет тот срок,
Когда пригодится мой острый клинок!

Горит, разгораясь, колючий костер.
Шардан не спокоен. Он мудр и хитер.
Он хмурится пуще и полон он дум,
Он грозен и мрачен как знойный самум.
И взоры бросает свои на тарги.
Те взоры пронзают легко как клинки,
И душу смущают, как угли горя,
Под ними тарги опускает глаза.
Сейид на Шардана все чаще глядит,
Костер между тем, разгораясь, горит.

Шардан:
- Однажды случилась такая беда:
В саване погибла тигрица одна.
Тигренок остался на свете один.
Еще неизвестно, что стало бы с ним,
Но стадо овец приютило его,
Вскормили тигренка они молоком.
И рос он, не ведая вовсе, что тигр
Был так же, как овцы, он кроток и тих,
И крови не знал, и щипал лишь траву.
И жизнью такою прожить бы ему...
Но как-то случилось, что овцы паслись,
Неподалеку охотилась рысь...
Заметила тигра она среди них,
Который был, словно овца, боязлив.
Он пасся спокойно себе на лугу,
И так же как овцы щипал он траву.
И рысь наблюдала, неверя глазам,
За тигром, искавшим траву по полям.
Смекнула она: а ведь он убежден,
Что овцы – семья и что луг – его дом.
Однажды схватила рысь тигра во сне
И потащила с усмешкой к воде.
И там он впервые узнал отраженье:
С тех пор нет отаре от тигра спасенья.

Горит, разгораясь сильнее, костер
Блистает, как молния, бдительный взор.

Шардан:
- Есть в каждом народе законы свои.
Об этом ты знаешь, наверно, тарги?
У вас, например, давать путнику кров,
Сперва не спросив его, кто он таков.
И нужно обычаи древние чтить,
И их исполнять, для другого хранить.
Но если в отаре случилось быть льву,
Он блеет как овцы и щиплет траву.

Сейид:
- Шардан, ты словами меня огорчил!
Ведь ты мою волю поспешно забыл.
Коль так, уходи и оставь наш шатер!
Совсем неприятен мне твой разговор.

Тарут:
- О, славный сейид, справедлив ведь Шардан!
В упреке своем и сомненьях он прав!
Я вашим добром пренебрегнуть посмел,
И вам благодарность сказать не сумел.
Я слышал нечаянно ваш разговор...

"Так значит, я прав был, и это был он"
Пронзительным взором Шардан говорит
И, брови сведя, он упрямо сидит.

Тарут:
- Я знаю, Шардан, уже время пришло
Пора б распахнуть уже дверь и окно…
Но что говорить мне?.. Но как говорить?..
Я знаю, что должен всю правду открыть…
Но вам ведь известно уже обо всем...
Ведь я туарег... Я разбойник... Я вор...
Не раз нападал я на твой караван.
Об этом забудет ли храбрый Шардан?
И кара сея... Я ведь был осужден...
Дается тому, кого чтят колдуном...
Все верно... Все правильно... Это все так...
Я был осужден... значит, был виноват.
Суди же меня, но молю не проси
Раскрыть тебе горькую тайну судьбы!
Ты в праве по воле своей поступить:
На смерть иль изгнанье меня осудить!
И слову безропотно я покорюсь,
Как ты повелишь, я тому подчинюсь...

Тарут замолчал, опустив грустно взор.
Уже угасал понемногу костер.
А острые скалы укутала тьма.
В глазах заблестела-упала звезда...

Сейид:
- Пусть будет Аллах нам судьею, тарги!
Лишь Он справедливо карает грехи!
Ты много страдал. Ты вину искупил.
Аллах тебя спас, ну а значит простил.
И новая жизнь милосердно дана
Для знания истины и для добра.
Пусть праведным будет отныне твой путь!
О зле и несчастьях теперь ты забудь,
Живи же, тарги, словно только рожден!
Будь чист, милосерден и верен во всем!
Я верю тебе. Я не в праве судить.
Аллах все простил, как же нам не простить?
Доверье и помощь от нас - вот рука!
Живи среди нас, коль захочет душа!

Тарут:
- Спасибо, доверье твое не предам…

Но хмурится пуще сердитый Шардан.
"Я буду все время следить за тобой! -
Горит его взгляд, обжигая собой. -
И лишь оступись... Лишь неверный твой шаг..."
Звук грома застыл у него на устах.

На небе лазурном алеет заря,
Проснулась от сна молодая земля.
Песок золотится от нежных лучей
И воздух чарует прохладой своей.
Плывет по безбрежным пескам караван.
Пылает на солнце кудрявый бархан.
Волнистые дали игриво манят,
А дюны, в лучах утопая, горят.
Все дальше и дальше плывет караван.
А перстень чернеет, увязнув в бархан...