Поэтический осёл

Вот, опять провоняли тайной
загробного роста, а это с души
сползает бренного тела кароста.

Зачем писать? Чтобы читали? Вставляли потом критику морали?
Лучше стол принудить зачать под зелёным сукном чем объяснять
за крутым кипятком, что заварен не чай, но в рифму одним глотком
нажитая печаль.
Представляю вечерю тайной, в полумраке потеют свечи, за дубовою
дверью спальня, трещат головешками речи. Кто-то встал на кого-то
с бокалом, нам того бы винца сегодня, ишь, к закуске молитва
пристала, как к невесте до свадьбы сводня.
Вокруг все ходят на цыпочках, без галдежа перешёптываются.
Ободрали кору на липочках, обозвали пергаменты — собственность.
На картине небось уже трещины, да и те закапаны воском.
Время собирать от женщин затрещины под снобизма лоском.
Вот привстал опять, который не понял, за что было считать святой
Соню.
Она не гнала по ночам зелья сквозь змеевик, а яблоки ей позычал
с дальним прицелом старик.
Наверное, это всё можно обозвать прозой. Чу — поэтический осёл,
ревёт, но ещё тверёзо...

Вобще-то это не драма — эпиграмма.