Был девчонке на улице задан вопрос

Игорь Барах

                Был девчонке на улице задан вопрос.

                Был девчонке на улице задан вопрос:
                -«Холокост», что за слово такое?
                Напряглась, видно мозг устремился вразнос!
                - Холокост???  – Это клей для обоев!
                И еще были «перлы» на этот опрос,
                За ответы становится стыдно!
                Видно в знании истории есть перекос,
                Здесь за взрослых, конечно, обидно!
                В этом месте я  должен вернуться назад,
                В те военные, страшные годы.
                Часть страны превратилась в немыслимый ад,
                И разверзлись небесные своды.
                Грохотала война, разгорался пожар,
                Был сентябрь сорок первого года!
                И евреев вели прямиком в Бабий яр,
                В те глубины, где не было брода.
                Люди шли затуманено, как в темноте,
                О судьбе своей, не сознавая. 
                Их прикладом толкали к последней черте               
                И гестаповцы, и полицаи.
                Холокост!!!  Так назвал Нюренбегский процесс
                Планомерную гибель евреев!
                Беспощаден был четко налаженный пресс,
                Он давил, никого, не жалея.
                Миллионы, сожженные в концлагерях,
                Беззащитные, без именные!
                По планете развеян их горестный прах
                В эти страшные года лихие.
                Всем известно сегодня, что было потом,
                Большинство из архивов открыто.
                Сколько горя пришло почти в каждый наш дом
                От тирана и антисемита!
                Отгремела война! Крик: - Ура! - На устах.
                Долгожданная радость Победы!
                Только вместо надежд вновь вползал в души страх,
                Предвещая несметные беды.
                Есть банальная фраза: - Все спишет война!
                В ней все буквы пропитаны ложью!
                К монументу солдатам погибшим, она,
                Лишь букетик кладет у подножья.
                Всем известно сегодня, что было потом,
                Большинство из архивов открыто.
                Сколько горя пришло почти в каждый наш дом
                От тирана и антисемита!
                Вновь в ГУЛАГ-е тюремные блоки полны,
                Снова стала осенней погода.
                И опять полновесно доносы пошли,
                По ночам «воронки» заскрипели.
                Победивший народ на ходу обвели
                В тот момент, когда снял он шинели.
                Шла волна за волною! Так, где же предел?
                Стало ясно, не видно предела!
                И безропотно принял народ свой удел,
                В эти годы страна онемела.
                И накал истерии тогда не погас,
                Обвинениями были обвиты,
                Очень долго скрывавшиеся среди нас,
                Вмиг ожившие «космополиты».
                И к тому же – безродные! Кто же они?
                Отвечайте, и будьте смелее!
                В те безумные, темные, страшные дни
                Ими названы были евреи!
                И великий Михоэлс был подло убит!
                Гордость нации, светлое чудо!
                Стало ясно, что «кормчим» никто не забыт,
                Людям милости ждать ниоткуда!
                Ненасытным и страшным был грозный тиран,
                Обитавший в Кремлевских палатах.
                Он искал, и нашел несусветный изъян
                У целителей в белых халатах!
                Вновь трудился во славу «отца» МГБ,
                У врачей выбивая признания.
                Суд неправедный точку поставит в судьбе,
                И известно уже наказание!
                Был студентом медвуза я в те времена,
                Описать обстановку сумею.
                Отказалась лечиться больная страна
                У врача, если был он евреем!
                Испугалась тирана когорта вождей,
                Вспомнив прежних соратников муки.
                И видать кое-кто из «заклятых друзей»
                Приложил «шаловливые руки».
                Даже если не так, почему же тиран
                На полу пролежал почти сутки?               
                Камарильей к нему даже врач не был зван,
                Все боялись жестокой раскрутки!
                А народ о дыхании «Чейн-Стокса» узнал!
                Час пришел, и загнулся курилка!
                Кто-то вслух, никого не стесняясь, рыдал,
                Ну, а кто-то бежал за бутылкой.
                Время шло. Семена, что тиран разбросал,
                Проросли, стали крепкими всходы.
                И пошел по стране юдофобский аврал,
                Возвратился сезон непогоды.
                Город Киев, Сырец, Бабий яр! Страшный сон!
                Осень  листья сухие катало.
                О трагедии вовсе недавних времен
                Ничего здесь не напоминало.
                Словно не было тысяч невинных людей,
                Смерть, нашедших свою в Бабьем яре.               
                Каждый был уничтожен за то, что еврей,
                Растворившись в безумном кошмаре.
                На процессе, который убийц осудил,
                Написали лишь шесть миллионов.
                Ну, а сколько еще безымянных могил,
                Не дождались, хотя бы поклона.
                Сколько было потрачено сил и чернил,
                Чтобы выросло здесь изваяние!
                Лишь поэт Евтушенко поэмой пробил
                Юдофобское непонимание.
                Годы быстро летели, прошло пятьдесят!
                Обозначено место святое.
                Поседевшие внуки со скорбью глядят,
                Погружаясь, как в бездну, в былое.
                К первой фразе своей возвращаюсь назад,
                Я не сетую, не обвиняю.
                Не прожить, а лишь знать исторический ад,
                Молодым я сегодня желаю.
                И ответом девчонки я не удивлен,
                Объяснение здесь очень простое:
                На позорное прошлое сделан заслон,
                Чтоб из памяти стерлось былое.
                До сих пор нам чувствителен этот посыл,
                Он живуч и силен, к сожалению.
                А тому, кто трагедии эти забыл,
                Угрожает синдром повторения.