В песках пустыни

Шел по барханам караван, в песках пустыни,
И раскаленный след их, ветер заметал,
Над вереницей растянувшейся, как четки,
Солнце нещадно жгло с утра в процессе дня.

Верблюды шли в ногах усталости не зная,
Размеренно и шеями качая,
Как-будто шли на море по волнам,
И ожидали час, когда будет привал.

Был караван большим, из ста голов,
И караван-баши шел впереди него,
Приглядываясь далеко в пески,
Чтоб не напали на него со стороны.

Но вдруг он молча поднял руку вверх,
Остановив весь караван и сам процесс,
В том продвижении, которым они шли,
Заметив на песке, что женщина сидит.

И указав рукой, дал стражникам свой знак,
Чтобы двоим спуститься и с песка поднять,
Живую душу, что в песках страдала,
Под раскаленным Солнцем, тень с водой не зная.

И вот уже она пред взором у баши,
"Кто ты, невинное дитя, что тут сидишь?"-
Спросил ее, он и испытывая взором,
Рукой дал фляжку с питьевой водою.

Отпив из фляжки, только два глотка,
Она ему обратно в руки отдала,
Произнеся, чуть голосом окрепшим:
"Принцесса я из дивного Харезма!

За то, что волю я ослушалась отца,
Он не казнил меня, а привезли сюда,
Оставив жизнь, вручив ее Аллаху,
И если бы не вы, то к ночи померла бы!"

"Так в чем же было ослушание, дитя?
Что им ввела ты в гнев такой отца,
Что он не смог тебя собой простить,
А приказал в песках, пустынею казнить?"

"Я влюблена в другого, он Калиф!
Но у отца с султаном заключен был мир,
Чтоб объявить войну, тому кто нужен мне,
Дороже жизни, ибо свет моих очей!"

И вот уже устроил караван бивак,
Шатры раскинули, чтоб три дня здесь стоять,
А в это время в путь отправили гонцов,
Чтобы Калифу рассказать об этом - всё.

И вот уже мчится Калиф на скакуне,
С ним двести сабель ассасинов, словно тень,
Бесстрашно следуют к шатрам, где караван,
С подарком, кто дороже всех сокровищ стал.

И вот уже раздался звук из рога,
Что видят всадников на скакунах и много,
И стоило принцессе взор свой бросить вдаль,
Она воскликнула: " Он здесь, любовь моя!"