Она и художник... Миниатюра...

   Двенадцать лет. Это когда мальчик незаметно превращается в юношу.
 Александр поздним вечером сидел на берегу небольшого озера вдали от тихих
 дач и шумных людей. Южная ночь приходила нежно и тепло, постепенно зажигая
 на небе маленькие звёздочки и темнотой чётко выделяя жёлтую, ласковую луну.
 Саша мечтал, он мечтал о любви. Сердце и тело чего-то хотели, чего-то
 непонятного и сильного. Они хотели любви, но не той, которая из книжек и
 картин. Они хотели девушку, женщину, хотели их тайны, их красоту, их губы и
 кожу, и глаза. Юноша почти плакал от странных желаний. Эти желания пьяным
 туманом проникали в его плоть, в его мечты. Вдруг где-то рядом, слева
 Александр услышал тихий всплеск и женский вскрик, тоже тихий, но, словно
 эхо, многократно отразившийся в обострённом восприятии юноши. 
 Он встал и сделал несколько шагов в сторону высоких кустов.
 Саша не смог выйти из их густоты, ноги будто приросли к земле сразу после
 того, как он увидел стоящую по пояс в воде незнакомую, голую женщину.
 Именно женщину!
 Она гладила себя ладонями, полными прохладной воды, гладила по красивому
 лицу, по спелым плечам и... Она так прозрачно поливала водой свои груди,
 что и они казались прозрачными и так же прозрачно блестели под лунным
 светом. Женщина стояла лицом к тайному зрителю и воздыхателю. От
 удовольствия она закрыла глаза и... Она улыбалась... Она улыбалась чему-то
 своему, улыбалась любвеобильно и греховно. Такой красоты, не именно
 женской, а всеобъемлющей, покоряющей каждую каплю крови, красоты юноша
 не видел и не чувствовал никогда, он и представить себе не мог, что такая
 красота существует.
 Земная Богиня стала выходить на берег медленно, очень медленно освобождаясь
 от как будто спадающего с неё водного покрывала. Она выходила, продолжая
 ласкать своё тело каплями звёздного летнего озера. Упругие капли собирались в
 упругие струйки, которые бежали по упругой женской груди, по мягкому,
 дышащему вместе с грудью, животу купальщицы.
 Струйки плавно стекались к его основанию, к чёрному затуманенному
 треугольничку и исчезали под ним. Вместе с ними, казалось, там же
 исчезли глаза юноши, они словно стали каплями и исчезли навсегда.
 Он ослеп, он оглох... Он думал, что рушится мир...
 Прохладный ночной ветерок заставил женщину поторопиться. Она подняла с травы
 большое светлое полотенце и быстрыми движениями рук осушила им влажную
 кожу. Потом накинула на голое тело жёлтое, похожее на сарафан платье. Она
 ушла... Саша, умирающий от увиденного, резко упал между кустами на траву
 из-за вдруг ослабевших ног и задёргался больно и сладостно...
     Через двадцать лет Александр был уже достаточно известным в своём
 южном городе художником. Его картины, наполненные яркой страстью и томной
 любовью к женщине, к жизни, пользовались успехом и хорошо продавались.
 Друзья и постоянные покупатели надоедали Александру вопросами: почему он
 никогда не рисует обнажённую женскую натуру и не приглашает к себе в студию
 натурщиц? Многие из поклонниц модного художника готовы были платить ему за
 то, чтобы он нарисовал их тело без одежд, без скромности, без стыда.
 Но... Как они все были глупы! Художник каждую неделю в ночь с субботы
 на воскресенье уединённо проводил в своей студии. Сначала он долго стоял
 перед большим голым окном и ждал, когда на небе появятся звёзды и когда
 луна обретёт чёткие жёлтые контуры. Дождавшись их, он всегда подходил к
 холсту на подрамнике и начинал рисовать. Он рисовал всегда одну и ту же
 женщину. Да, именно ту, которую видел в озере в ночь с субботы на
 воскресенье, но в очень и очень далёкую ночь...
 Мастер и хорошо помнил Её и Её тело, и не помнил совсем Её и Её тело.
 Под утро, измученный невозможностью изобразить то, что он мечтал изобразить,
 запечатлеть ту, которую мечтал увидеть вновь, Александр брал маленький,
 лежащий всегда на подоконнике, нож и двумя привычными движениями крест-
 накрест распарывал нарисованную на картине женщину. Это была не Она! Опять
 не Она!
 Мужчина раздевался, ложился на постель и сильно закрывал глаза. Он пытался
 так, хотя бы так, вспомнить свою юношескую мечту, ставшую на несколько
 минут реальностью, Богиню, вышедшую для него, только для него из звёздной
 воды. Всё должно было быть, как тогда. Всё должно было быть, как тогда
 между кустами на траве... Но... Такой приятной боли и такой яркой вспышки
 во всей своей плоти он больше не смог испытать. Он плакал, он проклинал ту
 ночь, когда увидел незнакомку, когда полюбил Её! Он полюбил Её! Больше
 никогда никакая любовь не касалась Александра так, как та, единственная,
 юношеская. Больше никогда никакая любовь не извергалась из него с такой
 божественной лёгкостью и с таким божественным светом.
    Нервный надлом... был неизбежен...
 В палате художник всегда был один. У него было слишком много денег и
 слишком много родных, и он мог позволить себе одиночество в огромном,
 кричащем и стонущем доме. Врачи разрешали ему рисовать, но только в
 небольших альбомах и только двумя красками: белой и чёрной. По их мнению
 остальные цвета могли раздражать и без того раздражительного Александра.
 Он не был буйным, но мог быть агрессивным по отношению ко всем, кто
 нарушал его уединённость. Больной идеально чувствовал себя только когда
 рисовал, а рисовал он раз в неделю: в ночь с субботы на воскресенье.
 В палате не было календаря, всем было запрещено сообщать умалишённому о
 времени и конкретных днях, но... Вечером каждого шестого дня недели он брал
 альбом, краски, кисти, садился на корточки перед небольшим голым окном и
 ждал... звёзд и жёлтой луны...
 Потом он начинал рисовать. Он рисовал всю ночь, а под утро засыпал голым
 на полу в самом тёмном углу комнаты. Санитарам в такие ночи можно было не
 заходить в палату Александра, в такие ночи в ней всегда было тихо, очень
 тихо.
 В этот субботний вечер больной чувствовал себя бодрым и смелым, но душа
 подсказывала ему, что надо быть тихим и правильным. Он, как обычно,
 долго смотрел в окно. Наконец пришли маленькие звёздочки и красивая жёлтая
 луна успокоилась высоко в небе, повиснув в тяжёлой темноте. Александр открыл
 альбом на чистом листе, аккуратно оторвав его от других, он положил альбом
 на пол. Художник душой, даже больной душой, чувствовал, что эта ночь будет
 такой, как та ночь.
 Он взял кисти и начал рисовать. Женщина получилась белой, обнажённой.
 Чёрные глаза и волосы и чёрный затуманенный треугольничек под дышащим
 вместе с Её грудью животом... Да, как близко! Она? Неужели это Она? Он
 быстро стал рисовать себя рядом с Нею. Себя - юношу. Сам он получился
 чёрным, как мавр, но белая краска непостижимо стекала с чёрного человека и
 упругими ручейками сливалась с каплями, которые, словно маленькие звёздочки,
 кружились вокруг его белой Богини.
 Она пришла! Александр понял это, поверил в это после продолжительных
 судорог внизу живота и удивительной, светлой лёгкости, которую испытала его
 плоть, испытала так, как испытывала лишь однажды в жизни.
 Мастер забеспокоился, он помнил, что все изрисованные им альбомы, несмотря
 на его протесты, забирались санитарами по приказу врача. Решётка была
 достаточной, чтобы его кулак протиснулся в неё и разбил стекло: сначала
 первое, потом второе. Капли крови брызнули на подоконник. Александр ярко
 обрадовался: появилась ещё одна краска, его любимая, красная!
 Он взял листок, кисточку и густо обвёл кровью две фигуры: женскую и
 мужскую, получилось красное озеро, из которого выходят двое: Она и Он.
 Они оба в белых каплях и струйках, а вокруг красная вода, красная, как кровь,
 красная, как жизнь!
 Выждав несколько минут, пока лист с кровью подсохнет, художник аккуратно
 свернул его трубочкой и вытолкнул между острых, хищно торчащих стекольных
 фрагментов...
    Взрывной ветер, будто подкарауливал появление рисунка...
 Маленький, белый рулончик распрямился и полетел не к земле, а вдоль неё на
 уровне разбитого окна, поэтому автор смог проводить взглядом своё очень
 долгожданное произведение. Оно за секунды светлым пятнышком исчезло в
 темноте, слегка подсвеченной звёздами и луною.
     Нищенка лежала под навесом магазинчика на своём старом пальтишке,
 недалеко от ограды территории психбольницы. Она была очень худа и грязна.
 Она устала жить, так жить. Часто, в кружащейся от боли и голода голове,
 гурьбой проносились приятные, сытные воспоминания о тех днях, когда у неё
 было много еды, нарядов, поклонников. Она устала жить, спать, протягивать к
 прохожим руку для подаяния. Единственно, что держало её на земле, это были
 воспоминания: розовые, музыкальные, с запахом её любимых духов.
 Неспящая женщина вздрогнула от звука упавших стёкол. Нищенка села на
 маленькую деревяшку, обмотанную грязным платком, которую всегда таскала с
 собой. Вдруг она стала задыхаться от непонятно откуда взявшихся сильных
 порывов ветра. "Неужели смерть?"- то ли с облегчением, то ли с горечью
 подумала она.
 К её лицу припал лёгкий белый листок. Дыхание сразу восстановилось, женщина
 взяла рисунок в руки. Луна тоже захотела узнать, кого и как нарисовал
 художник. Они обе долго взирали на необыкновенной красоты и глубины картину.
 Луна видела купающуюся Богиню и рядом её чёрного раба, а нищенка увидела
 себя, но другую себя, ту, которая была, была очень давно, была в другой
 жизни, на другой земле, в те, совсем другие времена.
 "Молодость, Боже, это ведь моя Молодость!"- восторженно закричала
 женщина. "Это я, я! Кто же так меня нарисовал?"- уже шёпотом произнесла
 она. Но потом луна ушла. Ей надоела эта неопрятная созерцательница
 прекрасной картины.
 Стало темно. Бедная женщина, вдруг, в своём нарисованном белом теле стала
 различать маленькие красные угольки, они гасли, гасли... Её Молодость тлела
 у неё на глазах. И исчезла. Больше её ничто не держало на земле. Сердце
 остановилось. Оно очень устало, смертельно устало.
 Рисунок выпал из мёртвых рук и опять внезапно появившийся ночной ветер
 подхватил его и поднял над домами, и понёс далеко за город, туда, где было
 небольшое озеро, Её и Его озеро.
     Александра наказали, забрали всё для рисования, но он уже ничего не
 желал. Он стал, всем на удивление, спокойным, много улыбался и пытался
 объяснить окружающим, как ему хорошо. Больше он никогда не рисовал.
 Он был счастлив! Любовь и Она вернулись к нему!
     Нищенка была похоронена в самом глухом и дальнем уголке кладбища,
 среди безымянных холмиков безымянных умерших. Художник не знал, как Её
 зовут... Он стал Художником, чтобы нарисовать Её.
 Для него Она всегда была Богиней, вышедшей к нему из звёздной воды...